ГРИМ
Украсть это было так легко. В три часа утра Кэлвин Досс посетил
голливудский Мемориальный Музей на Беверли-бульваре, проникнув внутрь
через боковую дверь с помощью загнутой крючком полоски металла, которую он
извлек из черного кожаного мешочка, спрятанного под курткой, у сердца.
Скитаясь по длинным залам мимо колесниц, использовавшихся в
"Бен-Гуре", мимо шатров из "Шейха", мимо макета лаборатории из
"Франкенштейна" в натуральную величину, он тем не менее точно знал, куда
идет. Днем раньше Кэлвин уже приходил сюда с платной экскурсией, а посему,
проскользнув в музей, десять минут спустя уже стоял в зале "Меморабилия".
На обоях, где бы их ни касался луч крошечного фонарика-"карандаша",
вспыхивали звезды из фольги. Перед Кэлвином были запертые кубы стеклянных
витрин: одну заполняли парики на безликих головах манекенов, следующая
содержала флаконы духов, использовавшихся в качестве реквизита в дюжине
лент с Ланой Тернер, Лореттой Янг, Хеди Ламарр; в следующей витрине на
полках разместились украшения из стразов - бриллианты, рубины, изумруды,
сиявшие, точно товар из ювелирных магазинов Родео-драйв.
За ними находилась та витрина, что искал Кэлвин. На ее полках стояли
деревянные ящички разных цветов и размеров. Луч фонарика скользнул на
нижнюю полку - а, вот. Большая черная коробка, за которой он пришел.
Крышка была открыта, внутри Кэлвин увидел лотки с тюбиками, маленькими
пронумерованными баночками и чем-то, похожим на завернутые в вощаную
бумагу мелки. Рядом с коробкой лежала маленькая белая карточка с парой
строчек машинописи: "Коробка с гримом, принадлежавшая Джин Харлоу.
Выкуплена из имущества Харлоу".
"Порядок! - подумал Кэлвин. - Есть!" Он расстегнул молнию на мешочке
с инструментом, обошел витрину и несколько минут трудился, выбирая из
своего богатого снаряжения нужную отмычку.
Легкотня.
А теперь почти рассвело, и Кэлвин Досс сидел в своей крохотной
квартирке за бульваром Сансет, дымя сигаретой с марихуаной, чтобы
расслабиться, и глазел на черную коробку, стоявшую на карточном столике
перед ним. "Ей-Богу, ничего особенного, - думал Кэлвин, - просто горстка
баночек, тюбиков и карандашей, да и те, похоже, по большей части такие
засохшие, что так и рассыпаются". Даже в самом футляре не было ничего
привлекательного. Хлам, если спросить Кэлвина. С чего мистеру Марко
взбрело в голову, будто он сумеет толкнуть эту штукенцию кому-то из
лос-анджелесских коллекционеров, было выше его понимания. Ну, поддельные
камушки, парики - еще туда-сюда, можно понять, но это?.. Никак!
Коробка была обшарпанной, исцарапанной, по трем углам из-под черного
лака виднелась голая древесина. Но вот замочек был необычным: серебряная
человеческая рука, пальцы с длинными острыми ногтями скрючены и больше
напоминают когти. Серебро от времени потускнело, пошло пятнами, однако
замок работал как будто бы исправно. "Мистер Марко это оценит", - подумал
Кэлвин. Сам грим выглядел совершенно усохшим, но, когда Кэлвин отвинтил
крышки нескольких из пронумерованных баночек, на него слабо повеяло
диковинными ароматами: из одной - холодным, глинистым запахом
кладбищенской земли, из другой - свечным воском и металлом, из третьей
дохнуло чем-то, вызывавшим в воображении кишащую гадами трясину. Ни
названия фирмы, ни каких-либо иных свидетельств того, где купили этот грим
или чья это продукция, ни на одной баночке не было. Несколько
гримировальных карандашей, вынутых Кэлвином из лотка, раскрошились, и
Кэлвин спустил кусочки в унитаз, чтобы мистер Марко не обнаружил, что он с
ними возился.
Мало-помалу марихуана одолела его. Кэлвин закрыл крышку коробки,
защелкнул серебряную руку-замок и, думая о Дийни, улегся на диван-кровать.
Проснулся он точно от толчка. Сквозь пыльные шторы струился резкий
свет послеполуденного солнца. Кэлвин нашарил часы. Два сорок! Ему было
велено позвонить мистеру Марко в девять, если дело выгорит нормально.
...Пока Кэлвин шел в конец коридора, к таксофону, изнутри его сжигала
паника.
В антикварном магазине на Родео-драйв секретарша мистера Марко
ответила:
- Будьте любезны, как мне доложить, кто звонит?
- Скажите, это Кэл.
- Минутку.
Подняли еще одну трубку.
- Марко слушает.
- Это я, мистер Марко. Коробка с гримом у меня. Все в лучшем виде,
дельце прошло, как сон...
- Как сон? - негромко переспросил голос. Раздался тихий воркующий
смех, похожий на журчание бегущей над опасными камнями воды. - Вот как,
Кэлвин? В таком случае ты должен спать очень неспокойно. Ты видел утреннюю
"Таймс"?
- Нет, сэр. - Сердце Кэлвина забилось быстрее. Что-то вышло
наперекосяк, он где-то по-царски напортачил. Казалось, стук его сердца
заполнил телефонную трубку.
- Удивительно, что полиция еще не навестила тебя, Кэлвин. Похоже,
вскрыв витрину, ты затронул скрытую сигнализацию. Ага. Вот этот очерк -
страница семь, вторая колонка. - Послышался шелест разворачиваемой газеты.
- Бесшумную сигнализацию, разумеется. Полиция считает, что они прибыли на
место как раз когда ты уходил; один из офицеров полагает даже, что видел
твою машину. Серый "Фольксваген" со вмятиной на левом заднем крыле.
Знакомо, а, Кэлвин?
- Мой... у меня "Фольксваген" светло-зеленый, - сказал Кэлвин, у
которого сдавило горло. - Я... мне вмазали по крылу на стоянке у "Клуба
Зум".
- В самом деле? Я бы посоветовал тебе начать укладывать вещички,
мальчик мой. В это время года в Мексике должно быть очень славно. Теперь,
если ты меня извинишь, мне нужно заняться другими делами. Счастливого
пути...
- Погодите! Мистер Марко! Пожалуйста!
- Да? - Теперь голос был холодным и твердым, как глетчер.
- Выходит, работу я запорол? Ну и что? Всякому может выдаться худая
ночка, мистер Марко. Я же взял коробку! Можно сделать так: я приношу ее
вам, получаю свои три штуки, а потом уж подхватываю свою девчонку и двигаю
в Мексику, чтобы... Что такое?
Мистер Марко опять разразился холодным, начисто лишенным веселья
кудахчущим смехом, от которого вверх по позвоночнику Кэлвина неизменно
пробегал озноб. Кэлвину представил себе мистера Марко, сидящего в черном
кожаном кресле с подлокотниками, вырезанными в форме оскаленных львиных
морд. Широкое лунообразное лицо, должно быть, ничего не выражает, тусклые
страшные глаза черны, точно отверстия в стволах двустволки, рот чуть
скошен на сторону, губы красные, как ломти сырой печенки.
1 2 3 4 5 6 7