Для нас быстро расчистили дорогу, мы прошли через переполненное фойе и были препровождены в ложу Клода. Оркестр уже начал настраиваться, и спустя десять минут после того, как нас усадили, театр начал постепенно погружаться в темноту.
Появился Дэвид, приветствуемый громкими непрерывными аплодисментами, – его слава в Новом Орлеане была уже велика. Он поднял свою палочку и, бросив через плечо взгляд на меня, склонил в коротком поклоне голову, потом палочка опустилась, и началась музыка.
Прошла, должно быть, треть увертюры, когда из секции язычковых инструментов донеслась фальшивая нота. Она была столь пронзительной, что испортила весь лад арии. Фальшь быстро подхватили литавры, тем, что как бы пришли в полное замешательство, и вот уже палочка Дэвида пыталась управлять совершенно расстроенным оркестром. Из публики донеслись сердитые возгласы и шиканье. Дэвид отчаянно пытался обрести управление оркестром, но уже все смешалось. Некоторые музыканты перестали играть и лихорадочно листали ноты, разыскивая, в каком они месте. Другие продолжали играть, но либо выбились из ключа, либо слишком нервничали, чтобы играть хорошо.
Громко прозвучал взрыв, и на сцене поднялся клуб дыма. Я увидела, как какой-то предмет пронесся с третьего яруса и тоже взорвался. Новые взрывы раздавались один за другим. Шиканье и сердитые выкрики звучали все громче.
– Петарды, – сурово сказал Лаверн. – Они швыряют петарды в знак неодобрения.
– Что случилось? – в ужасе спросил Клод. – На репетициях они играли так хорошо…
Мне пришлось кричать, чтобы быть услышанной в этом шуме.
– Вы уверены, что не знаете, что случилось, мистер Дункан?
– Что? – Он наклонил голову. – Не слышу вас. Глупцы! Проклятые идиоты! Дайте же человеку… – Он встал и покричал, прося внимания, но никто этого даже не заметил.
Лаверн близко поднес губы к моему уху.
– Я слышал, что вы сказали. Я подумал о том же.
– Пожалуйста, выведите меня отсюда, – взмолилась я. Оркестр поспешно покидал яму, уклоняясь от петард, которые теперь рвались посреди музыкантов. Шиканье и вопли были еще громче. Когда Лаверн и я повернулись, чтобы выйти из ложи, я увидела Дэвида, уходившего за оркестром, а яма была пуста.
Публика теперь осознала, что оперы не будет, и еще более обезумела. Люди принялись рвать сиденья, срывать драпировку, хлынули к сцене. Клод все еще призывал публику к спокойствию и терпению, но с тем же успехом. Мы с Лаверном поспешно выходили, пока толпа не повалила из театра. В ее теперешнем опасном настроении неистовство обязательно выплеснется на улицу.
Лаверн торопливо увел меня от театра, и мы наконец остановились, едва переводя дух, кварталах в четырех от него.
Французская опера еще никогда не видела такого вечера и вряд ли увидит в будущем. Одни хотели, чтобы представление возобновилось, другие шумно требовали назад свои деньги, третьи вопили, требуя скальпа дирижера.
– Контракт Дэвида и его удача только что пропали, – грустно сказал Лаверн. – Ему уже никогда не позволят войти в театр. Нам остается лишь надеяться, что его не вываляют в дегте и перьях и не вывезут из города. Нанести оскорбление опере – это в Новом Орлеане тяжкое преступление.
– Даже если все эти неприятности были хладнокровно подстроены? – гневно спросила я. – Это сделал Клод.
– Видите ли, – в голосе Лаверна вдруг зазвучало сомнение, – он ценитель оперы… Один из самых глубоких. Трудно поверить, что он это организовал…
– Публика, посещающая оперу, приходит, вооруженная петардами? Их было брошено штук пятьдесят. Все это было организовано. Одному оркестранту заплатили за фальшивую ноту, другим за то, что поддержат его и расстроят весь оркестр, пока все не запутаются настолько, что играть станет невозможно. Это не случайно произошло, а было рассчитано.
– Джена, не торопитесь с выводами…
– Как это вышло, что сегодня только я была приглашена в оперу, больше никто? Или их предупредили, что лучше остаться дома? Вы когда-нибудь видели, чтобы Селина пропустила премьеру? Или Аугуста? Все было подготовлено к тому, чтобы погубить Дэвида и сделать меня свидетельницей его гибели, чтобы я должным образом смягчилась для принятия требований Клода.
– Я знаю. Знаю, что это выглядит очень дурно, – сказал Лаверн. – Но мне все еще трудно убедить себя в том, что и Клод может быть за это ответствен.
– Но кто же тогда? Уж не вы ли?
– Нет, клянусь, я был так же удивлен и поражен, как и вы. Это постыдно. Это ужасный способ пресечь карьеру молодого музыканта.
– Особенно если сам он ни в чем не повинен. Вы не хуже меня знаете, что если бы репетиции не прошли отлично, Дэвид настоял бы на отсрочке премьеры. Он был готов, оркестр тоже, но кто-то все разрушил. Дэвид не виноват в случившемся.
– Может быть, Клоду что-то стало известно…
– Пожалуйста, – сказала я, – отвезите меня домой. Я не хочу видеть Клода. Не хочу слушать его ложь и возражения. Все, чего я хочу, это собрать кое-какие вещи и покинуть плантацию Дунканов. Я хочу уехать к Дэвиду. Теперь я нужна ему.
– Все, что хотите, – сказал Лаверн. – Мы найдем экипаж и сразу отправимся.
В экипаже, по обе стороны которого были установлены масляные лампы, горевшие желтым светом, мы с Лаверном в темноте отправились в обратный путь на плантацию.
– Теперь вы вернетесь к Дэвиду? – спросил Лаверн, когда мы выехали из города и двигались по пустынной темной дороге к усадьбе.
– Да, как можно скорее.
– Вам нелегко будет уехать, когда Клод вернется домой. Я должен вас об этом предупредить.
– Я не уеду, не сообщив ему о своих намерениях. Если он попробует удержать меня, я найду способ вырваться. Если он оставит меня в трудном положении, в котором я находилась, когда он меня нашел, сделаю все возможное, чтобы справиться и с этим, на сей раз при помощи Дэвида. Они не смогут арестовать меня как бездомную бродяжку.
Лаверн помолчал, потом взглянул на меня.
– Есть одна возможность. Одна-единственная и небольшая, но есть. Я в этом уверен.
– Возможность чего? – без воодушевления спросила я. Я не видела никакой надежды ни для Дэвида, ни для себя.
– Каждый человек имеет право на второй шанс. Клод известен тем, что в это не верит, но большинство людей в Новом Орлеане верят. До этого происшествия Дэвид имел большой успех. Не думаю, что какого-либо дирижера встречали такими аплодисментами, как его. Стало быть, некоторые члены совета директоров Опера Хаус дважды задумаются.
– Без сомнения, Клод в этом совете, – сказала я.
– Он его возглавляет, – сардонически рассмеялся Лаверн. – Влияние Клода велико, а взносы еще больше. Это не в нашу пользу. Если он откажет в поддержке, Опера Хаус не выживет.
– Но опера переполнена на каждом представлении, – возразила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46