квадрат лежал «вокруг».) Поверху брёвна были заботливо стёсаны. Видимо, зимой их так высоко заносило снегом, что друиды не смогли их обнаружить, чтобы спереть на дрова.
Начало смеркаться, когда наконец-то явился первый гость. В ворота Троельги по-кошачьи вкрадчиво въехала тёмная «Тойота». Её задний диван был удобен, как сугроб, в котором уже кто-то повалялся, но Манжетов сидел за рулём. Он привёз мешок снеди и пару бутылок. Поскольку Манжетов был таким гостем, после прибытия которого уже никого больше не ждут, банкет начался.
– Помню, помню вас, Николай Егорович. - Манжетов радушно поздоровался с Костёрычем за руку.
– Борис, - протягивая руку, представился Моржов.
– Глеб, - тотчас всунулся рядом Щёкин.
– Саша, - демократично сказал Манжетов, но сразу поднял палец и предупредил: - Но только в неофициальной обстановке!
Моржов пристроился на бревно рядом с Розкой - через огонь напротив Манжетова и Милены, севших бок о бок. Щёкин, булькая пивом в животе, елозил по бревну, не определившись, к кому же ему будет интереснее приставать: к Розке или к Сонечке. С Розкой можно поязвить, а Соню можно потискать. Застенчивый Костёрыч не решился сесть, и его горящие очки мелькали где-то на границе света и сумрака. Костёрыч то приносил полено, то сзади заботливо накрывал Соню своей старинной стройотрядовской штормовкой, то подсовывал Щёкину стаканчик, чтобы Щёкин не пил из банки. Вдали за ельником изредка подвывали и грохотали поезда.
– Восхитительная штука! - коммуникабельно рассказывал Манжетов, нанизывая на специальные палочки толстые колбаски. - Я этому в Швейцарии научился. Там такие колбаски держат прямо в дыму камина. Жир топится, капает с колбасок в угли, и от этого дым становится ароматным, а колбаски в нём коптятся и пропитываются запахом… Дорогая, тебе сделать или хочешь сама?
«Дорогая» - это была Милена. Моржов вдруг соскочил со спускового крючка и не успел поймать себя.
– Джинсы от Давинчи? - с преувеличенным уважением спросил он, кивая на колени Манжетова.
– Да вы что!… - засмеялся Манжетов. - Простые, наши.
Милена то ли разрумянилась от костра, то ли засмущалась от заботы Манжетова. Моржов смотрел на Милену и в который раз изумлялся женской природе: как дивно расцветает молоденькая женщина, если чувствует, что любима.
– Ну, как у вас дела? - Манжетов приглашал к дружескому разговору всех и, приподнявшись, раздавал всем палочки с колбасками, словно право голоса. - Сергей Егорович, откройте, пожалуйста, бутылки…
– Розка, а Манжетов женат? - тихо спросил Моржов.
– Копается ещё в невестах, - презрительно ответила Розка. Её кавалер где-то застрял, поэтому Розка в сравнении с Миленой чувствовала себя уязвлённой и, понятно, злилась на Милену.
Костёрыч наконец-то успокоился, уселся на бревно рядом с Манжетовым и начал вкручивать штопор в пробку бутылки.
– Хорошо здесь у вас!… - Манжетов совершил дирижёрский взмах палочкой с колбаской. - Так поневоле и думаешь: а не бросить ли всё и не махнуть ли в Урюпинск?…
Полагалось смеяться. Милена засмеялась, Розка хмыкнула, а Соня застенчиво улыбнулась. За спиной Розки Моржов саданул кулаком в бок Щёкину, иначе тот непременно ляпнул бы что-нибудь вроде: «Так увольняйся! Ложись под Шкиляиху педагогом и отдыхай в Троельге, а то как топ-модель - с утра до ночи вкалываешь непосильно!»
– А найдётся ли у вас кто с гитарой? - всё шевелил компанию Манжетов. - Может, сыграет, как в турпоходах бывает обычно?…
– Играю на акустике, - всё-таки вылез Щёкин, - девок зову в кустики…
Манжетов покачал головой, давая понять, что оценил остроту, но сомневается в её благопристойности.
– Так ведь мы и не в турпоход сюда приехали, - виновато пояснил Костёрыч.
Он всё ещё неумело возился со штопором и с бутылками. На его склонённый лоб упала косая, интеллигентная прядь волос.
– Нет, друзья, надо веселее! Гитара там, рыбалка, грибы!… Зачем же упускать маленькие радости в нашей трудной жизни? - укоризненно сказал Манжетов и слегка приобнял Милену, которая, опустив глаза, с загадочной улыбкой Моны Лизы податливо качнулась к его плечу.
– Эта дура за него замуж хочет, а сама для него - маленькие радости жизни, и всего-то! - злорадно прошептала Розка Моржову.
Костёрыч, исчерпав терпение, поставил бутылку на землю, прижал её левой рукой, а правой рукой, вывернув локоть, потянул на себя пробку за штопор. Пробка заскрипела и вдруг гулко бабахнула. Костёрыч едва не опрокинулся за бревно на спину.
– О господи!… - пробормотал он, шаря в траве в поисках слетевших очков.
Манжетов взял у Костёрыча открытую бутылку и передал Моржову.
– Разливайте девушкам, - предложил он. - За начало летней смены можно и выпить понемножку… А то я гляжу, девушка вон там совсем застеснялась.
– Я не застеснялась… - чуть слышно сказала Соня. Бабахнула вторая пробка.
Вторую бутылку Манжетов оставил Милене, но в последний момент вспомнил о Костёрыче и повернулся к нему:
– А ваш стаканчик где, Сергей Николаевич?
– Мне только на донышко, - оправдываясь, сказал Костёрыч, протягивая свой стаканчик. - Я и пить-то не умею…
– Ну, за успешное начало смены! - провозгласил Манжетов.
Розка хлопнула стаканчик, шмыгнула носом и сказала Моржову на ухо:
– Кислятина!
Пьяный Щёкин, похоже, определился, к кому он будет приставать, и требовательно смотрел, как пьёт Соня, - словно афинский гражданин на Сократа, пьющего цикуту.
– Надеюсь, и не я один, что смена пройдёт успешно и американцы останутся довольны, - убеждённым тоном заявил Манжетов. - Если же случится какой-либо казус, обращайтесь сразу ко мне. Вот, через Милену Дмитриевну.
Манжетов уважительно потрепал Милену по спине. Видимо, он понял, что позиционировал Милену чересчур легковесно, и теперь утяжелил её статус в педколлективе до ранга своего полпреда.
Полпред казался излишне субтильным и нежным. Манжетов убрал руку, широко развернул грудь и стащил с себя тёплую куртку, оставшись в рубашке и джинсах. Куртку он сзади повесил на Милену и расправил на её плечах. Моржов почти физически ощутил на куртке явную нехватку погон и аксельбантов. Милена, не шевельнув плечами и головой, благодарно улыбнулась Манжетову. В её согласии на такое обращение светилась гордость первой жены в гареме. Манжетов сзади засунул руку Милене под куртку и опять приобнял, но теперь - судя по положению руки - значительно интимнее. Сам того не поняв, Манжетов уточнил статус Милены: всё-таки не полпред, а первая жена в гареме.
– Смотри, - шёпотом сказал Моржов Розке, чтобы раскочегарить Розку через зависть: - Он ведь сейчас Милену незаметно за грудь возьмёт…
Розка засопела и в досаде потянулась за бутылкой.
– Да, давайте ещё по чуть-чуть, - вдруг согласилась Милена, слегка отстраняясь от Манжетова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Начало смеркаться, когда наконец-то явился первый гость. В ворота Троельги по-кошачьи вкрадчиво въехала тёмная «Тойота». Её задний диван был удобен, как сугроб, в котором уже кто-то повалялся, но Манжетов сидел за рулём. Он привёз мешок снеди и пару бутылок. Поскольку Манжетов был таким гостем, после прибытия которого уже никого больше не ждут, банкет начался.
– Помню, помню вас, Николай Егорович. - Манжетов радушно поздоровался с Костёрычем за руку.
– Борис, - протягивая руку, представился Моржов.
– Глеб, - тотчас всунулся рядом Щёкин.
– Саша, - демократично сказал Манжетов, но сразу поднял палец и предупредил: - Но только в неофициальной обстановке!
Моржов пристроился на бревно рядом с Розкой - через огонь напротив Манжетова и Милены, севших бок о бок. Щёкин, булькая пивом в животе, елозил по бревну, не определившись, к кому же ему будет интереснее приставать: к Розке или к Сонечке. С Розкой можно поязвить, а Соню можно потискать. Застенчивый Костёрыч не решился сесть, и его горящие очки мелькали где-то на границе света и сумрака. Костёрыч то приносил полено, то сзади заботливо накрывал Соню своей старинной стройотрядовской штормовкой, то подсовывал Щёкину стаканчик, чтобы Щёкин не пил из банки. Вдали за ельником изредка подвывали и грохотали поезда.
– Восхитительная штука! - коммуникабельно рассказывал Манжетов, нанизывая на специальные палочки толстые колбаски. - Я этому в Швейцарии научился. Там такие колбаски держат прямо в дыму камина. Жир топится, капает с колбасок в угли, и от этого дым становится ароматным, а колбаски в нём коптятся и пропитываются запахом… Дорогая, тебе сделать или хочешь сама?
«Дорогая» - это была Милена. Моржов вдруг соскочил со спускового крючка и не успел поймать себя.
– Джинсы от Давинчи? - с преувеличенным уважением спросил он, кивая на колени Манжетова.
– Да вы что!… - засмеялся Манжетов. - Простые, наши.
Милена то ли разрумянилась от костра, то ли засмущалась от заботы Манжетова. Моржов смотрел на Милену и в который раз изумлялся женской природе: как дивно расцветает молоденькая женщина, если чувствует, что любима.
– Ну, как у вас дела? - Манжетов приглашал к дружескому разговору всех и, приподнявшись, раздавал всем палочки с колбасками, словно право голоса. - Сергей Егорович, откройте, пожалуйста, бутылки…
– Розка, а Манжетов женат? - тихо спросил Моржов.
– Копается ещё в невестах, - презрительно ответила Розка. Её кавалер где-то застрял, поэтому Розка в сравнении с Миленой чувствовала себя уязвлённой и, понятно, злилась на Милену.
Костёрыч наконец-то успокоился, уселся на бревно рядом с Манжетовым и начал вкручивать штопор в пробку бутылки.
– Хорошо здесь у вас!… - Манжетов совершил дирижёрский взмах палочкой с колбаской. - Так поневоле и думаешь: а не бросить ли всё и не махнуть ли в Урюпинск?…
Полагалось смеяться. Милена засмеялась, Розка хмыкнула, а Соня застенчиво улыбнулась. За спиной Розки Моржов саданул кулаком в бок Щёкину, иначе тот непременно ляпнул бы что-нибудь вроде: «Так увольняйся! Ложись под Шкиляиху педагогом и отдыхай в Троельге, а то как топ-модель - с утра до ночи вкалываешь непосильно!»
– А найдётся ли у вас кто с гитарой? - всё шевелил компанию Манжетов. - Может, сыграет, как в турпоходах бывает обычно?…
– Играю на акустике, - всё-таки вылез Щёкин, - девок зову в кустики…
Манжетов покачал головой, давая понять, что оценил остроту, но сомневается в её благопристойности.
– Так ведь мы и не в турпоход сюда приехали, - виновато пояснил Костёрыч.
Он всё ещё неумело возился со штопором и с бутылками. На его склонённый лоб упала косая, интеллигентная прядь волос.
– Нет, друзья, надо веселее! Гитара там, рыбалка, грибы!… Зачем же упускать маленькие радости в нашей трудной жизни? - укоризненно сказал Манжетов и слегка приобнял Милену, которая, опустив глаза, с загадочной улыбкой Моны Лизы податливо качнулась к его плечу.
– Эта дура за него замуж хочет, а сама для него - маленькие радости жизни, и всего-то! - злорадно прошептала Розка Моржову.
Костёрыч, исчерпав терпение, поставил бутылку на землю, прижал её левой рукой, а правой рукой, вывернув локоть, потянул на себя пробку за штопор. Пробка заскрипела и вдруг гулко бабахнула. Костёрыч едва не опрокинулся за бревно на спину.
– О господи!… - пробормотал он, шаря в траве в поисках слетевших очков.
Манжетов взял у Костёрыча открытую бутылку и передал Моржову.
– Разливайте девушкам, - предложил он. - За начало летней смены можно и выпить понемножку… А то я гляжу, девушка вон там совсем застеснялась.
– Я не застеснялась… - чуть слышно сказала Соня. Бабахнула вторая пробка.
Вторую бутылку Манжетов оставил Милене, но в последний момент вспомнил о Костёрыче и повернулся к нему:
– А ваш стаканчик где, Сергей Николаевич?
– Мне только на донышко, - оправдываясь, сказал Костёрыч, протягивая свой стаканчик. - Я и пить-то не умею…
– Ну, за успешное начало смены! - провозгласил Манжетов.
Розка хлопнула стаканчик, шмыгнула носом и сказала Моржову на ухо:
– Кислятина!
Пьяный Щёкин, похоже, определился, к кому он будет приставать, и требовательно смотрел, как пьёт Соня, - словно афинский гражданин на Сократа, пьющего цикуту.
– Надеюсь, и не я один, что смена пройдёт успешно и американцы останутся довольны, - убеждённым тоном заявил Манжетов. - Если же случится какой-либо казус, обращайтесь сразу ко мне. Вот, через Милену Дмитриевну.
Манжетов уважительно потрепал Милену по спине. Видимо, он понял, что позиционировал Милену чересчур легковесно, и теперь утяжелил её статус в педколлективе до ранга своего полпреда.
Полпред казался излишне субтильным и нежным. Манжетов убрал руку, широко развернул грудь и стащил с себя тёплую куртку, оставшись в рубашке и джинсах. Куртку он сзади повесил на Милену и расправил на её плечах. Моржов почти физически ощутил на куртке явную нехватку погон и аксельбантов. Милена, не шевельнув плечами и головой, благодарно улыбнулась Манжетову. В её согласии на такое обращение светилась гордость первой жены в гареме. Манжетов сзади засунул руку Милене под куртку и опять приобнял, но теперь - судя по положению руки - значительно интимнее. Сам того не поняв, Манжетов уточнил статус Милены: всё-таки не полпред, а первая жена в гареме.
– Смотри, - шёпотом сказал Моржов Розке, чтобы раскочегарить Розку через зависть: - Он ведь сейчас Милену незаметно за грудь возьмёт…
Розка засопела и в досаде потянулась за бутылкой.
– Да, давайте ещё по чуть-чуть, - вдруг согласилась Милена, слегка отстраняясь от Манжетова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134