Она заглянула в лежащий на блюдечке счет и приоткрыла сумочку.
– Э, нет… – Серегин решительно положил ей ладонь на запястье. – У нас тоже деньги имеются. Не босяк! Я заплачу! Сам, так сказать. – Он достал конверт из внутреннего кармана пиджака и вдруг ласково провел по ее ладони шершавыми короткими пальцами.
– Слышь, Ир, поедем ко мне, а? Водки выпьем. Сало у меня еще осталось. И хлеб черный. За жизнь поговорим и все такое… У меня к тебе, так сказать, сильное влечение имеется. Ты хоть вроде и белая кость, а в душе, нутром чую, своя.
Ее сердце упало. "Неужели получается?.. – Показалось, что вот-вот стошнит. – Неужели уже сегодня?"

* * *
Огромная лужа, притаившаяся у края тротуара, томилась, ожидая жертву. Вечер был неудачным. Прохожих в переулке было мало, а те, кто, укрывшись жалкими зонтиками, торопливо проходили мимо, словно сговорившись, жались к стене дома, наивно полагая, что там меньше намокнут. И, как назло, ни одного автомобиля, который бы, проезжая, окатил этих смешных людишек холодной волной. Да еще эта мерзкая непрерывно лающая собачонка, уж сколько времени стоящая за стволом столетнего каштана с задранной вверх мордой, ожидая, что живущий на втором этаже хозяин, от которого она легкомысленно удрала во время прогулки, заметит ее из окна и впустит в дом. Нет бы, стояла на тротуаре! Тогда проезжающее авто могло бы окатить хотя бы ее. Было бы хоть какое-то развлечение! Да, скучно… Не задался вечер…
Вдруг собачонка, насторожившись, торопливо взобралась на тротуар. В конце переулка послышался шум мотора. Свет фар пронзил струи дождя, от чего тот как будто стал сильнее. Лужа сладострастно замерла – запахло бензином и удачей. Но автомобиль затормозил, аккуратно остановившись в полуметре от тротуара. Задняя дверь распахнулась, и мужские ноги в знакомых ботинках на толстой каучуковой подошве, ступив на подножку авто, уверенно перешагнули на бордюрный камень и оттуда без промедления – ближе к дому. Затем появились неизвестные еще женские ножки в изящных туфельках из золотистой замши, растерянно замершие на подножке – лужа возбужденно облизнулась в предвкушении легкой добычи.
– Александр Васильевич! – раздался растерянный женский голос. – Куда вы сбежали? Я плавать не умею!
Мужские ботинки, потоптавшись, неохотно двинулись к краю тротуара.
– Ну, давай, что ли, руку. А то впрямь бултыхнешься – я чего твоему графу-то скажу?
Золотистая туфелька, начав легкий полет в сторону тротуара, вдруг, неловко, словно нарочно, замедлила движение и… решительно опустилась прямо в середину – в самое глубокое место. К ней незамедлительно присоединилась и вторая. Лужа, не раздумывая, жадно обняла их и, переполнившись восторженным волнением, раскатила улыбку от края до края.
– Ой! Александр Васильевич! – вскрикнул женский голос. – Право, какой вы неловкий. Как же я домой пойду?
Мужские ботинки засуетились – в какой-то момент луже даже показалось, что ей удастся поближе познакомиться и с ними, но туфельки шагнули на тротуар.
– Ведите теперь меня к себе. Придется туфли сушить! – недовольно продолжил женский голос.
– Высушим, все высушим, в лучшем виде, – послышалось радостное мужское бормотание…

* * *
Распахнув дверь, горничная Лили увидела на пороге графиню Тарнер в расстегнутом, намокшем от дождя пальто и черных мужских сапогах. С трудом поднимая ноги, графиня переступила через порог и, придерживаясь рукой за стену, прошла в прихожую, оставляя на полу мокрые следы.
– Привет! – Ирина энергично подняла согнутую в локте руку, сжатую в кулак. – Пролетарии всех стран, соединяйтесь! – продолжила по-русски. – Дома, надеюсь, все… никого? – качнувшись, оперлась о стену. – Что такое?! Почему стены качаются? – хихикнув, спросила она, ухватившись за плечо Лили и пытаясь вытащить ногу из сапога.
– С ними еще и не такое бывает… – Лили весело оглядела хозяйку, -…когда граф из дома уезжает… – она спрятала улыбку, -…частенько лишнего перебирают!
– Да-а! Парижский воздух пьянит! – Ирина, отпустив плечо Лили и держась двумя руками за стену, предпринимала безуспешные попытки выпрыгнуть из сапог. – Вот и я… – крякнув, она вытащила-таки одну ногу, – перегуляла сегодня…
– Позвольте спросить, мадам, что произошло с вашими туфельками? – Горничная опустилась на колени перед Ириной, стаскивая второй сапог.
– Туфельки? – Ирина попыталась сосредоточиться. – Мои туфельки… Любимые… – ее голос дрогнул. – Их зажарили и… съели… навсегда! Варвары… – трагическим голосом произнесла она.
– Ох, эти парижане! – Лили покачала головой. – Гурманы… Мы, бургундцы, себе никогда ничего подобного не позволяем.
– А почему вы спрашиваете? Вам… – Ирина икнула, -…не нравится моя обувь? – придерживаясь за стену, медленно двинулась в сторону своей комнаты. – Так это я только что от… – остановилась, что-то вспоминая, – от господина Пу… – она снова икнула, -…аре. Это, – повернувшись, она ткнула пальцем в валяющиеся на полу сапоги, вокруг которых уже образовалась лужица, – новинка его дома моды, – задумалась на мгновение, – сапоги – "аля-рюс", – продолжила свой путь в гостиную, громко говоря на ходу, – попомните мое слово, Лили, – эта мода еще захлестнет весь мир!
– Да разве вас забудешь! – весело щебетала Лили, провожая Ирину в комнату.
– Нет, Лили! Сначала – в душ! В душ…в душ… – она распахнула дверь в ванную и вдруг, жалобно всхлипнув, проговорила тоненьким голосом, – я так устала сегодня…
– Может быть, мадам помочь? – в дрогнувшем голосе Лили предательски прозвучали смешливые нотки.
– Ступайте, Лили. Я сама. Все самое важное я всегда делаю сама. Са-ма! – покосившись на свое отражение в зеркале ванной, заявила ему по-русски: – Глаза б мои на тебя не смотрели! – и принялась стаскивать с себя одежду.
– Что прикажете делать с… – Лили кивнула в сторону прихожей.
– Положите в какую-нибудь коробку, – проговорила Ирина повелительным тоном и, ухмыльнувшись, добавила, – и обвяжите ее ленточкой! Лучше – красной. Мне надо будет их вернуть.
– Господину Пуаре? – не выдержав, рассмеялась Лили.
– А то кому же, умница ты моя! Ему, родимому… – снова по-по-русски закончила Ирина и, заговорщицки взглянув на горничную, поднесла указательный палец к губам. – Надеюсь, все это, – она неопределенно обвела вокруг рукой, – останется между нами?
– О чем вы, мадам?! – выражение лица Лили, переставшей поднимать сброшенную хозяйкой одежду, говорило о том, что с такой просьбой можно было вовсе не обращаться. – Женская солидарность – это святое и я…
– Ой, только умоляю… – Ирина наморщилась, как от внезапной зубной боли, – не надо про солидарность… и этих… соединяющихся пролетариев! – Она обессиленно опустилась на край ванной, жестом попросив Лили выйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75