Ей показалось, что сейчас сзади может прозвучать выстрел. Прямо держа спину, она медленно направилась к выходу из кабинета. Выстрела не последовало. Значит, все еще впереди. "Положение превосходное. Буду атаковать…" – прошептали ее пересохшие губы.
– Эй, караульный, гляди там у меня, по дороге не балуй! – раздался сзади голос дознавателя. – Сегодня я подозреваемую снова допрашивать буду…
* * *
Вечером за ней пришли двое солдат. Один – уже знакомый, чахоточный, со странным акцентом, другой, в длинной не по росту шинели, в полумраке подвала показался немного растерянным, очевидно, был новеньким. По темному коридору ее вывели во двор, затем через калитку на улицу. Ирина жадно, с наслаждением вдохнула пьяняще свежий, полный неведомых раньше запахов, морозный воздух.
Смеркалось. Кружил легкий снег. Долетая до земли, он таял и, смешиваясь с грязью, толстым слоем покрывавшей деревянный настил для прохожих, проложенный вдоль улочки, навевал тоскливые мысли, что так теперь будет всегда – слякоть, мерзость, лужи, по краям прихваченные морозцем, в которых, как в зеркалах, разбросанных чьей-то нерадивой рукой, отражалось серое небо безысходности.
Перебросившись несколькими словами с караульным у входа, солдаты ввели Ирину в добротный двухэтажный, видимо купеческий, дом с колоннами, окрашенный в желтый цвет, и провели в гостиную. Чахоточный, гулко топая сапогами по деревянной лестнице, поднялся на второй этаж. Ирина осмотрелась. На стенах – картины, на буфете – какие-то безделушки, пахнет едой и еле уловимым дымком от растопленной печи. Казалось, хозяева только что вышли на минутку, оставив все на своих местах, но вот возвращаться почему-то раздумали. На втором этаже послышался кашель, снова забухали сапоги по лестнице. Спустившись, чахоточный приблизился к Ирине, с интересом осмотрел ее с головы до ног и, скривив тонкие губы в неприятной ухмылке, подтолкнул к лестнице:
– Пойди туда. Тебя ждут. Давай! Бистро!
Поднявшись наверх, Ирина перешагнула порог жарко натопленной комнаты, судя по большой кровати с балдахином – спальни. Навстречу с радушной улыбкой двинулась дородная женщина в цветастом платье, окинувшая Ирину цепким оценивающим взглядом:
– Ты, что ли, Ириной будешь, сердешная?
– Я… – Обернувшись на стук двери, увидела, что их оставили одних.
– Вот и хорошо. Давай, милая, одежку-то свою старую сымай да вон – в угол складывай. А я тебе ванну уже спроворила. Пойду воду проведаю, чтоб не простыла. Давно стоит-то, тебя дожидается.
Тяжело дыша, она скрылась за дверью в соседнюю комнату и через мгновение вернулась с большой простыней. Быстро сняв перепачканную одежду под внимательным взглядом хозяйки, Ирина, замотавшись в простыню, вошла в дверь с витражным стеклом, остановилась перед небольшой ванной на маленьких изогнутых ножках, стоящей на полу из розовых плиток, и, сбросив простыню, опустилась в теплую воду. Блаженно прикрыв глаза, слыша над собой непрерывное воркование женщины: "Вот какая барынька-то у нас раскрасавица, вот какая расчудесная…" – она словно сквозь сон чувствовала, как мягкая нежная губка с ароматной пеной скользит по исхудавшему, измученному телу. Она не могла избавиться от ощущения нереальности происходящего: и когда ей деревянным гребнем расчесывали волосы, и когда переодевали в пришедшееся почти впору длинное платье из тонкой серой шерсти, и когда сажали к столу, на котором были расставлены тарелки со свежеиспеченным хлебом, нежным салом, горячей дымящейся картошкой с подсолнечным маслом и солеными огурцами.
– Выпьешь стопочку? – спросила хозяйка, выставляя на стол бутыль с желтоватой жидкостью. – Ты, девка, не робей, глотни для успокоения души. Коль впервой такое… очень даже помогает. – Ирина помотала головой, не в силах оторваться от еды. – Ну, не хошь – как хошь, а я глотну. – Женщина с удовольствием выпила, откусила хрустящий огурец и тут же налила еще. – Платье, гляжу, впору тебе. Хозяйкиной дочки это.
– А хозяева-то где? – Ирина положила себе еще картофелину.
– Известное дело, где… – Женщина опустила глаза. – Где все. То ли они есть, то ли нет. Пропали… на той неделе. Твой-то… к ним с бумагой пришел от новой власти, чтоб освободили дом, а они воспротивились. А ему слова поперек не скажи. Дюже злой… Ох, грехи наши тяжкие… – Она тяжело вздохнула и подняла помутневшие глаза на Ирину. – Волосы-то, глянь, почитай совсем высохли. Поди, сердешная, к зеркалу – забери их, как тебе надобно. Я-то не ладная в этом. А я пойду, что ли, самовар проверю, закипел ли. – Женщина тяжело поднялась с места и вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Ирина быстро подошла к окну. "Не очень высоко. Только надо бы найти верхнюю одежду – в таком платье и туфельках далеко не убежишь. А впрочем, не все ли равно, главное – выбраться отсюда". Дернула оконную раму, которая со скрипом поддалась, и тут же натолкнулась на взгляд караульного с винтовкой, появившегося из-под навеса у входной двери. Отпрянув от окна, подошла к туалетному столику с большим зеркалом, подобрала волосы, закрепив их лежавшими рядом длинными металлическими шпильками, и прислушалась. Показалось, что скрипнула лестничная ступенька… Затем – половица…
Дверь медленно приоткрылась. В зеркальном отражении появилась фигура дознавателя. Он осторожно приближался, не сводя с нее глаз. Не поворачивая головы, дрогнувшими пальцами принялась поправлять шпильки, незаметно достав одну и зажав ее в руке. Неожиданно спокойно подумала: "А вот и моя смерть. Ничем другим это быть не может".
– Красивая… – услышала она за спиной вкрадчивый голос, с удивлением почувствовав терпкий запах одеколона.
– Я знаю, – спокойно ответила она, поворачиваясь к нему. – И что дальше?
– Дальше? – Он смерил ее взглядом с ног до головы, облизнув губы, плотоядно втянул воздух и сделал полшага вперед. – Дальше ты разденешься и ляжешь, ну… на кровать, и…
Шпилька в ладони, словно змея, приготовилась к укусу. Косоглазый остановился в нерешительности.
– Да, ты, это… ну… не балуй! Спать будешь… до утра. – Рот растянулся в усмешке, обнажив крупные желтоватые зубы. – В восемь обещались дать поезд до Петрограда. С тобой поедет наш человек – у него, ну, бумаги для революционного комитета. Человек наш тебя не обидит и другим не даст. Так что завтра дома будешь. Гляжу, удивлена? – ухмыльнулся, глядя на ее окаменевшее лицо. – Уговор дороже денег. Уж дюже понравилась ты мне. Решил тебя на волю… – Прищурился. – Аристократка… Отсюда бежать не думай – дом под охраной, не ровён час пристрелят. Ну… – снова окинул ее взглядом и облизнул губы, – прощевайте, сударыня… так что… пошел я. – Перед дверью он оглянулся, посмотрев на нее странным долгим взглядом, словно прощаясь…
Услышав, как хлопнула дверь на улицу, Ирина бессильно опустилась на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Эй, караульный, гляди там у меня, по дороге не балуй! – раздался сзади голос дознавателя. – Сегодня я подозреваемую снова допрашивать буду…
* * *
Вечером за ней пришли двое солдат. Один – уже знакомый, чахоточный, со странным акцентом, другой, в длинной не по росту шинели, в полумраке подвала показался немного растерянным, очевидно, был новеньким. По темному коридору ее вывели во двор, затем через калитку на улицу. Ирина жадно, с наслаждением вдохнула пьяняще свежий, полный неведомых раньше запахов, морозный воздух.
Смеркалось. Кружил легкий снег. Долетая до земли, он таял и, смешиваясь с грязью, толстым слоем покрывавшей деревянный настил для прохожих, проложенный вдоль улочки, навевал тоскливые мысли, что так теперь будет всегда – слякоть, мерзость, лужи, по краям прихваченные морозцем, в которых, как в зеркалах, разбросанных чьей-то нерадивой рукой, отражалось серое небо безысходности.
Перебросившись несколькими словами с караульным у входа, солдаты ввели Ирину в добротный двухэтажный, видимо купеческий, дом с колоннами, окрашенный в желтый цвет, и провели в гостиную. Чахоточный, гулко топая сапогами по деревянной лестнице, поднялся на второй этаж. Ирина осмотрелась. На стенах – картины, на буфете – какие-то безделушки, пахнет едой и еле уловимым дымком от растопленной печи. Казалось, хозяева только что вышли на минутку, оставив все на своих местах, но вот возвращаться почему-то раздумали. На втором этаже послышался кашель, снова забухали сапоги по лестнице. Спустившись, чахоточный приблизился к Ирине, с интересом осмотрел ее с головы до ног и, скривив тонкие губы в неприятной ухмылке, подтолкнул к лестнице:
– Пойди туда. Тебя ждут. Давай! Бистро!
Поднявшись наверх, Ирина перешагнула порог жарко натопленной комнаты, судя по большой кровати с балдахином – спальни. Навстречу с радушной улыбкой двинулась дородная женщина в цветастом платье, окинувшая Ирину цепким оценивающим взглядом:
– Ты, что ли, Ириной будешь, сердешная?
– Я… – Обернувшись на стук двери, увидела, что их оставили одних.
– Вот и хорошо. Давай, милая, одежку-то свою старую сымай да вон – в угол складывай. А я тебе ванну уже спроворила. Пойду воду проведаю, чтоб не простыла. Давно стоит-то, тебя дожидается.
Тяжело дыша, она скрылась за дверью в соседнюю комнату и через мгновение вернулась с большой простыней. Быстро сняв перепачканную одежду под внимательным взглядом хозяйки, Ирина, замотавшись в простыню, вошла в дверь с витражным стеклом, остановилась перед небольшой ванной на маленьких изогнутых ножках, стоящей на полу из розовых плиток, и, сбросив простыню, опустилась в теплую воду. Блаженно прикрыв глаза, слыша над собой непрерывное воркование женщины: "Вот какая барынька-то у нас раскрасавица, вот какая расчудесная…" – она словно сквозь сон чувствовала, как мягкая нежная губка с ароматной пеной скользит по исхудавшему, измученному телу. Она не могла избавиться от ощущения нереальности происходящего: и когда ей деревянным гребнем расчесывали волосы, и когда переодевали в пришедшееся почти впору длинное платье из тонкой серой шерсти, и когда сажали к столу, на котором были расставлены тарелки со свежеиспеченным хлебом, нежным салом, горячей дымящейся картошкой с подсолнечным маслом и солеными огурцами.
– Выпьешь стопочку? – спросила хозяйка, выставляя на стол бутыль с желтоватой жидкостью. – Ты, девка, не робей, глотни для успокоения души. Коль впервой такое… очень даже помогает. – Ирина помотала головой, не в силах оторваться от еды. – Ну, не хошь – как хошь, а я глотну. – Женщина с удовольствием выпила, откусила хрустящий огурец и тут же налила еще. – Платье, гляжу, впору тебе. Хозяйкиной дочки это.
– А хозяева-то где? – Ирина положила себе еще картофелину.
– Известное дело, где… – Женщина опустила глаза. – Где все. То ли они есть, то ли нет. Пропали… на той неделе. Твой-то… к ним с бумагой пришел от новой власти, чтоб освободили дом, а они воспротивились. А ему слова поперек не скажи. Дюже злой… Ох, грехи наши тяжкие… – Она тяжело вздохнула и подняла помутневшие глаза на Ирину. – Волосы-то, глянь, почитай совсем высохли. Поди, сердешная, к зеркалу – забери их, как тебе надобно. Я-то не ладная в этом. А я пойду, что ли, самовар проверю, закипел ли. – Женщина тяжело поднялась с места и вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Ирина быстро подошла к окну. "Не очень высоко. Только надо бы найти верхнюю одежду – в таком платье и туфельках далеко не убежишь. А впрочем, не все ли равно, главное – выбраться отсюда". Дернула оконную раму, которая со скрипом поддалась, и тут же натолкнулась на взгляд караульного с винтовкой, появившегося из-под навеса у входной двери. Отпрянув от окна, подошла к туалетному столику с большим зеркалом, подобрала волосы, закрепив их лежавшими рядом длинными металлическими шпильками, и прислушалась. Показалось, что скрипнула лестничная ступенька… Затем – половица…
Дверь медленно приоткрылась. В зеркальном отражении появилась фигура дознавателя. Он осторожно приближался, не сводя с нее глаз. Не поворачивая головы, дрогнувшими пальцами принялась поправлять шпильки, незаметно достав одну и зажав ее в руке. Неожиданно спокойно подумала: "А вот и моя смерть. Ничем другим это быть не может".
– Красивая… – услышала она за спиной вкрадчивый голос, с удивлением почувствовав терпкий запах одеколона.
– Я знаю, – спокойно ответила она, поворачиваясь к нему. – И что дальше?
– Дальше? – Он смерил ее взглядом с ног до головы, облизнув губы, плотоядно втянул воздух и сделал полшага вперед. – Дальше ты разденешься и ляжешь, ну… на кровать, и…
Шпилька в ладони, словно змея, приготовилась к укусу. Косоглазый остановился в нерешительности.
– Да, ты, это… ну… не балуй! Спать будешь… до утра. – Рот растянулся в усмешке, обнажив крупные желтоватые зубы. – В восемь обещались дать поезд до Петрограда. С тобой поедет наш человек – у него, ну, бумаги для революционного комитета. Человек наш тебя не обидит и другим не даст. Так что завтра дома будешь. Гляжу, удивлена? – ухмыльнулся, глядя на ее окаменевшее лицо. – Уговор дороже денег. Уж дюже понравилась ты мне. Решил тебя на волю… – Прищурился. – Аристократка… Отсюда бежать не думай – дом под охраной, не ровён час пристрелят. Ну… – снова окинул ее взглядом и облизнул губы, – прощевайте, сударыня… так что… пошел я. – Перед дверью он оглянулся, посмотрев на нее странным долгим взглядом, словно прощаясь…
Услышав, как хлопнула дверь на улицу, Ирина бессильно опустилась на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75