Хаукан начал читать. Имбер
послушал немного, на лице его выразилось изумление, и он резко прервал
его:
- Это мои слова, Хаукан, но они идут с твоих губ, а твои уши не
слышали их.
Хаукан самодовольно улыбнулся и пригладил расчесанные на пробор
волосы.
- Нет, о Имбер, они идут с бумаги. Мои уши не слыхали их. Слова идут
с бумаги и через глаза попадают в мою голову, а потом мои губы передают их
тебе. Вот откуда они идут.
- Вот откуда они идут. Значит, они на бумаге? - благоговейным шепотом
спросил Имбер и пощупал бумагу, со страхом глядя на покрывавшие ее знаки.
- Это великое колдовство, а ты, Хаукан, настоящий кудесник.
- Пустяки, пустяки, - небрежно сказал молодой человек, не скрывая
своей гордости.
Он наугад взял один из листов бумаги и стал читать:
- "В тот год, еще до ледохода, появился старик с мальчиком, который
хромал на одну ногу. Их я тоже убил, и старик сильно кричал..."
- Это правда, - прервал задыхающимся голосом Имбер. - Он долго, долго
кричал и бился, никак не хотел умирать. Но откуда ты это знаешь, Хаукан?
Тебе, наверное, сказал начальник белых людей? Никто не видел, как я убил,
а рассказывал я только начальнику.
Хаукан с досадой покачал головой.
- Разве я не сказал тебе, о глупец, что все это написано на бумаге?
Имбер внимательно разглядывал испещренный чернильными значками лист.
- Охотник смотрит на снег и говорит: вот тут вчера пробежал заяц, вот
здесь, в зарослях ивняка, он присел и прислушался, а потом испугался
чего-то и побежал; с этого места он повернул назад, тут побежал
быстро-быстро и делал большие скачки, а тут вот еще быстрее бежала рысь;
здесь, где ее следы ушли глубоко в снег, рысь сделала большой-большой
прыжок, тут она настигла зайца и перевернулась на спину; дальше идут следы
одной рыси, а зайца уже нет. Как охотник глядит на следы на снегу и
говорит, что тут было то, а тут это, так и ты глядишь на бумагу и
говоришь, что здесь то, а там это и что все это сделал старый Имбер?
- Да, это так, - ответил Хаукан. - А теперь слушай хорошенько и
попридержи свой бабий язык, пока тебе не прикажут говорить.
И Хаукан долго читал Имберу его показания, а тот молча сидел, уйдя в
свои мысли. Когда Хаукан смолк, Имбер сказал ему:
- Все это мои слова, и верные слова, Хаукан, но я стал очень стар, и
только теперь мне вспоминаются давно уже забытые дела, о которых надо
знать начальнику. Слушай. Раз из-за Ледяных Гор пришел человек, у него
были хитрые железные капканы: он охотился за бобрами на реке Белая Рыба. Я
убил его. Потом были еще три человека на реке Белая Рыба, которые искали
золото. Их я тоже убил и бросил росомахам. И еще у Файв Фингерз я убил
человека, - он плыл на плоту, и у него было припасено много мяса.
Когда Имбер умолкал на минуту, припоминая, Хаукан переводил его
слова, а клерк записывал. Публика довольно равнодушно внимала этим
бесхитростным рассказам, из которых каждый представлял собою маленькую
трагедию, до тех пор, пока Имбер не рассказал о человеке с рыжими волосами
и косым глазом, которого он сразил стрелой издалека.
- Черт побери, - произнес один из слушателей в передних рядах, горе и
гнев звучали в его голосе. У него были рыжие волосы. - Черт побери, -
повторил он, - да это же мой брат Билл!
И пока шел суд, в комнате время от времени раздавалось гневное "черт
побери", - ни уговоры товарищей, ни замечания человека за столом не могли
заставить рыжеволосого замолчать.
Голова Имбера опять склонилась на грудь, а глаза словно подернулись
пеленой и перестали видеть окружающий мир. Он ушел в свои размышления, как
может размышлять лишь старость о беспредельной тщете порывов юности.
Хаукан растолкал его снова.
- Встань, о Имбер. Тебе приказано сказать, почему ты совершил такие
преступления и убил этих людей, а потом пришел сюда в поисках Закона.
Имбер с трудом поднялся на ноги и, шатаясь от слабости, заговорил
низким, чуть дрожащим голосом, но Хаукан остановил его.
- Этот старик совсем помешался, - обратился он по-английски к
широколобому человеку. - Он, как ребенок, ведет глупые речи.
- Мы хотим выслушать его глупые речи, - заявил широколобый человек. -
Мы хотим выслушать их до конца, слово за словом. Ясно тебе?
Хаукану было ясно. Имбер сверкнул глазами - он догадался, о чем
говорил сын его сестры с начальником белых людей. И он начал свою исповедь
- необычайную историю темнокожего патриота, которая заслуживала того,
чтобы ее начертали на бронзовых скрижалях для будущих поколений. Толпа
затихла, как завороженная, а широколобый судья, подперев голову рукой,
слушал будто самую душу индейца, душу всей его расы. В тишине звучала лишь
гортанная речь Имбера, прерываемая резким голосом переводчика, да время от
времени раздавался, подобно господнему колоколу удивленный возглас
рыжеволосого: "Черт побери!"
- Я - Имбер, из племени Белая Рыба, - переводил слова старика Хаукан;
дикарь проснулся в нем, и налет цивилизации, привитой миссионерским
воспитанием, сразу рассеялся, как только ухо его уловило в речи Имбера
знакомый ритм и распев. - Мой отец был Отсбаок, могучий воин. Когда я был
маленьким мальчиком, теплое солнце грело нашу землю и радость согревала
сердца. Люди не гнались за тем, чего не знали, не слушали чужих голосов,
обычаи отцов были их обычаями. Юноши с удовольствием глядели на девушек, а
девушек тешили из взгляды. Женщины кормили грудью младенцев, и чресла их
были отягчены обильным приплодом. Племя росло, и мужчины в те дни были
мужчинами. Они были мужчинами в дни мира и изобилия, мужчинами оставались
и в дни войны и голода.
В те времена было больше рыбы в воде, чем ныне, и больше дичи в лесу.
Наши собаки были волчьей породы, им было тепло под толстой шкурой, и они
не страшились ни стужи, ни урагана. И мы сами были такими же, как собаки,
- мы тоже не страшились ни стужи, ни урагана. А когда люди племени пелли
пришли на нашу землю, мы убивали их, и они убивали нас. Ибо мы были
мужчинами, мы, люди племени Белая Рыба; наши отцы и отцы наших отцов
сражались с пламенем пелли и установили границы нашей земли.
Я сказал: бесстрашны были наши собаки, бесстрашны были и мы сами. Но
однажды пришел к нам первый белый человек. Он полз по снегу на
четвереньках - вот так. Кожа его была туго натянута, под кожей торчали
кости. Мы никогда не видали такого человека, и мы удивлялись и гадали, из
какого он племени и откуда пришел. Он был слаб, очень слаб, как маленький
ребенок, и мы дали ему место у очага, подостлали ему теплые шкуры и
накормили его, как кормят маленьких детей.
1 2 3 4 5 6
послушал немного, на лице его выразилось изумление, и он резко прервал
его:
- Это мои слова, Хаукан, но они идут с твоих губ, а твои уши не
слышали их.
Хаукан самодовольно улыбнулся и пригладил расчесанные на пробор
волосы.
- Нет, о Имбер, они идут с бумаги. Мои уши не слыхали их. Слова идут
с бумаги и через глаза попадают в мою голову, а потом мои губы передают их
тебе. Вот откуда они идут.
- Вот откуда они идут. Значит, они на бумаге? - благоговейным шепотом
спросил Имбер и пощупал бумагу, со страхом глядя на покрывавшие ее знаки.
- Это великое колдовство, а ты, Хаукан, настоящий кудесник.
- Пустяки, пустяки, - небрежно сказал молодой человек, не скрывая
своей гордости.
Он наугад взял один из листов бумаги и стал читать:
- "В тот год, еще до ледохода, появился старик с мальчиком, который
хромал на одну ногу. Их я тоже убил, и старик сильно кричал..."
- Это правда, - прервал задыхающимся голосом Имбер. - Он долго, долго
кричал и бился, никак не хотел умирать. Но откуда ты это знаешь, Хаукан?
Тебе, наверное, сказал начальник белых людей? Никто не видел, как я убил,
а рассказывал я только начальнику.
Хаукан с досадой покачал головой.
- Разве я не сказал тебе, о глупец, что все это написано на бумаге?
Имбер внимательно разглядывал испещренный чернильными значками лист.
- Охотник смотрит на снег и говорит: вот тут вчера пробежал заяц, вот
здесь, в зарослях ивняка, он присел и прислушался, а потом испугался
чего-то и побежал; с этого места он повернул назад, тут побежал
быстро-быстро и делал большие скачки, а тут вот еще быстрее бежала рысь;
здесь, где ее следы ушли глубоко в снег, рысь сделала большой-большой
прыжок, тут она настигла зайца и перевернулась на спину; дальше идут следы
одной рыси, а зайца уже нет. Как охотник глядит на следы на снегу и
говорит, что тут было то, а тут это, так и ты глядишь на бумагу и
говоришь, что здесь то, а там это и что все это сделал старый Имбер?
- Да, это так, - ответил Хаукан. - А теперь слушай хорошенько и
попридержи свой бабий язык, пока тебе не прикажут говорить.
И Хаукан долго читал Имберу его показания, а тот молча сидел, уйдя в
свои мысли. Когда Хаукан смолк, Имбер сказал ему:
- Все это мои слова, и верные слова, Хаукан, но я стал очень стар, и
только теперь мне вспоминаются давно уже забытые дела, о которых надо
знать начальнику. Слушай. Раз из-за Ледяных Гор пришел человек, у него
были хитрые железные капканы: он охотился за бобрами на реке Белая Рыба. Я
убил его. Потом были еще три человека на реке Белая Рыба, которые искали
золото. Их я тоже убил и бросил росомахам. И еще у Файв Фингерз я убил
человека, - он плыл на плоту, и у него было припасено много мяса.
Когда Имбер умолкал на минуту, припоминая, Хаукан переводил его
слова, а клерк записывал. Публика довольно равнодушно внимала этим
бесхитростным рассказам, из которых каждый представлял собою маленькую
трагедию, до тех пор, пока Имбер не рассказал о человеке с рыжими волосами
и косым глазом, которого он сразил стрелой издалека.
- Черт побери, - произнес один из слушателей в передних рядах, горе и
гнев звучали в его голосе. У него были рыжие волосы. - Черт побери, -
повторил он, - да это же мой брат Билл!
И пока шел суд, в комнате время от времени раздавалось гневное "черт
побери", - ни уговоры товарищей, ни замечания человека за столом не могли
заставить рыжеволосого замолчать.
Голова Имбера опять склонилась на грудь, а глаза словно подернулись
пеленой и перестали видеть окружающий мир. Он ушел в свои размышления, как
может размышлять лишь старость о беспредельной тщете порывов юности.
Хаукан растолкал его снова.
- Встань, о Имбер. Тебе приказано сказать, почему ты совершил такие
преступления и убил этих людей, а потом пришел сюда в поисках Закона.
Имбер с трудом поднялся на ноги и, шатаясь от слабости, заговорил
низким, чуть дрожащим голосом, но Хаукан остановил его.
- Этот старик совсем помешался, - обратился он по-английски к
широколобому человеку. - Он, как ребенок, ведет глупые речи.
- Мы хотим выслушать его глупые речи, - заявил широколобый человек. -
Мы хотим выслушать их до конца, слово за словом. Ясно тебе?
Хаукану было ясно. Имбер сверкнул глазами - он догадался, о чем
говорил сын его сестры с начальником белых людей. И он начал свою исповедь
- необычайную историю темнокожего патриота, которая заслуживала того,
чтобы ее начертали на бронзовых скрижалях для будущих поколений. Толпа
затихла, как завороженная, а широколобый судья, подперев голову рукой,
слушал будто самую душу индейца, душу всей его расы. В тишине звучала лишь
гортанная речь Имбера, прерываемая резким голосом переводчика, да время от
времени раздавался, подобно господнему колоколу удивленный возглас
рыжеволосого: "Черт побери!"
- Я - Имбер, из племени Белая Рыба, - переводил слова старика Хаукан;
дикарь проснулся в нем, и налет цивилизации, привитой миссионерским
воспитанием, сразу рассеялся, как только ухо его уловило в речи Имбера
знакомый ритм и распев. - Мой отец был Отсбаок, могучий воин. Когда я был
маленьким мальчиком, теплое солнце грело нашу землю и радость согревала
сердца. Люди не гнались за тем, чего не знали, не слушали чужих голосов,
обычаи отцов были их обычаями. Юноши с удовольствием глядели на девушек, а
девушек тешили из взгляды. Женщины кормили грудью младенцев, и чресла их
были отягчены обильным приплодом. Племя росло, и мужчины в те дни были
мужчинами. Они были мужчинами в дни мира и изобилия, мужчинами оставались
и в дни войны и голода.
В те времена было больше рыбы в воде, чем ныне, и больше дичи в лесу.
Наши собаки были волчьей породы, им было тепло под толстой шкурой, и они
не страшились ни стужи, ни урагана. И мы сами были такими же, как собаки,
- мы тоже не страшились ни стужи, ни урагана. А когда люди племени пелли
пришли на нашу землю, мы убивали их, и они убивали нас. Ибо мы были
мужчинами, мы, люди племени Белая Рыба; наши отцы и отцы наших отцов
сражались с пламенем пелли и установили границы нашей земли.
Я сказал: бесстрашны были наши собаки, бесстрашны были и мы сами. Но
однажды пришел к нам первый белый человек. Он полз по снегу на
четвереньках - вот так. Кожа его была туго натянута, под кожей торчали
кости. Мы никогда не видали такого человека, и мы удивлялись и гадали, из
какого он племени и откуда пришел. Он был слаб, очень слаб, как маленький
ребенок, и мы дали ему место у очага, подостлали ему теплые шкуры и
накормили его, как кормят маленьких детей.
1 2 3 4 5 6