Нормальные бабы. А он что выбрал? Каким местом его женушка себе дорогу проложила в царские палаты? Смекаешь?
– Да уж, известным местом, – смекала я, загибаясь от хохота. Так мы вывернули наизнанку почти все сказки. От скуки добрались даже до Льюиса Керрола с его странными Алисами в разных ипостасях. С ними было сложнее. Смысл был так аллегоричен, что переврать его еще раз почти не представлялось возможным. Но нам все-таки немного удавалось. Правда, на этот орешек мы покусились в более старшем возрасте, нам тогда уже было, как сейчас помню, лет по шестнадцать. Чеширский кот был признан наркоманом (еще бы, он знает все грибы в лесу, что от кого кусать), кролик прообразом российского малого бизнеса, который вечно спешит, но всегда опаздывает. И все его кидают.
– А мартовский кот? А шляпник? А Соня?
– Это госчиновники! – вещала Динка. В общем, разобрали мы эти сказочки вдоль и поперек, но одного места я так и не смогла понять. Места, где Алиса вместе с шахматной королевой скачет на немыслимой скорости по тропинке на вершину холма. Бежит, а прибежать никуда не может. Вершина удаляется от нее с такой скоростью, что она все время оказывается в начале пути. Алиса спрашивает королеву «почему этот гадкий холм все время удаляется. Ведь я бегу со всех сил!». Меня, кстати, это тоже сильно возмущало. Казалось, что в жизни так не бывает.
– Что ты, – отвечала Алисе королева, – с этим холмом всегда так. Надо бежать со всех сил, чтобы просто остаться там, где ты стоишь. А уж сколько сил надо, чтобы попасть куда-то – я вообще молчу!
– Бред, – соглашалась Динка. Так не бывает. А потом мы с ней сели в поезд и уехали в Москву из наших Петушков, и через некоторое время оказалось, что мы с ней что есть мочи несемся к этому самому сказочному холму, который от всех наших ухищрений не становится ближе и на сантиметр. Однако понятно это мне стало только сейчас. Именно теперь, когда я лечу из последних сил, пытаясь ухватиться за что-то подлинное, а холм не просто остается на недосягаемой высоте – он удаляется. А именно – несмотря на то, что мне предстояло рожать меньше чем через два месяца (по самым лучшим прогнозам, при условии, что я дохожу до сорока недель), жизнь не только не забрезжила радужными перспективами, но и наоборот. К августу вдруг все стало так резко ухудшаться, что мне стало страшно. Я уже не ходила на работу, где меня развлекали, отвлекая от грустных мыслей и сомнений, а сидела дома. Кто рожал – тот поймет, каково это, дохаживать последний триместр, когда все вокруг теряет смысл, а ты становишься беспомощным неповоротливым слоном, во всем зависящим от других. Последний триместр – не самое лучшее время для треволнений, но в моем случае так получилось, что я отложила на потом слишком многое. К августу, когда нам с Костей осталось меньше месяца до конца разрешения на кредит, цены на квартиры вдруг неожиданно резко взлетели. Процентов на тридцать.
– В чем дело! – паниковал и возмущался Константин.
– Август! – злилась Ольга – риелтор. – Дотянули. Теперь хватайте что угодно. В сентябре будет еще хуже.
– Динка, что делать? – рыдала я по телефону. Мне было страшно и одиноко без наших обедов в кафе, без ее бронебойной уверенности, что Бог нас любит и все будет хорошо.
– Что делать?! Раньше надо было все делать. У меня в фонде сейчас прибыль для старых вкладчиков – сто двадцать процентов годовых! А ты все просидела, пробоялась, – ругалась она. Но в меру, помятуя, как вредно волновать женщину на сносях. Еще родит.
– Как нам купить квартиру?! – молила я. Перспектива родить вот так, на съемной хате меня пугала. Я не была уверена в будущем. Я не была уверена ни в чем. И меньше всего я была уверена в себе самой. Все чаще, видя, каким мрачным приходит домой супруг, с каким видом он смотрит объявления, полученные от Ольги, тем яснее я понимала, что не видать нам квартиры как собственных ушей. И все, абсолютно все из-за меня. Везение – удел тех, кто чист душой. Деньги – не более чем способ выражать себя. Через деньги можно стать счастливыми, как сотни тысяч упитанных семьянинов с кучей детишек и отпуском в Египте, уж я на таких насмотрелась. За деньги можно продать душу. Такие летают в Тайланд первым классом, порой с двумя девушками зараз. В их глазах читается похоть и тоска. Их душевная болезнь уже практически неизлечима, для них деньги – зараза. Тот самый вирус, который подтачивает их тело и разъедает душу. Для нас с Костей деньги теперь – бесплодный кусок бумаги. Господь не дает нам за них ничего. А если мы исхитримся, то получим то, что только сгубит нас окончательно. Это я понимала со все более ужасающей очевидностью. Однажды Костя пришел домой окончательно подавленный, серого цвета и сказал:
– Все. Берем квартиру. Делать нечего, другого мы не найдем. Слишком взлетели цены.
– Что за квартира? – оживилась было я. Но, перехватив его взгляд, поняла, что лучше бы я и не спрашивала.
– Да помойка. В Бирюлево, у черта на рогах. До работы добираться – помрешь, – Костя чуть не рыдал.
– Так зачем она нам? – скорее для проформы спросила я.
– У них подходящие документы и они согласны на Ипотеку. И у нас хватает денег. Хотя по мне, покупать девятиэтажную трущебу по цене в почти три тысячи долларов за ее поганый метр – это выше моего понимания вещей. Москва не стоит таких денег! Но на каждую сраную однушку находится по три таких, как я. Так что нам еще придется дать взятку тамошнему риелтору, чтобы он отдал эту страсть нам.
– Мне даже не хочется на нее смотреть, – опечалилась я. Услышать слово «сраный» из Костиных уст все равно, что наблюдать извержение доселе спящего вулкана. Значит, настал и его предел. – А может, вообще ничего не покупать?
– И что? Рожать здесь? Ты знаешь, что наша хозяйка мне звонила?
– Нет, – похолодела я. Неужели случится что-то еще?
– Да. Она повышает цену. Придется платить на двести долларов больше. Так что мне уже все равно, что так – что так. Там я, хотя бы, буду платить себе в карман, – Костя был явно подавлен. Я тоже, однако, сил, чтобы как-то его поддержать у меня уже не было. Я сама практически падала. Но раз уж мы решили покупать какую-то квартиру, я решила, во что бы то ни стало, увидеть ее. Несмотря на живот. Поэтому на следующее утро я поехала в это Бирюлево, чтобы хоть одним глазком взглянуть на потенциальное семейное гнездо.
– Зачем тебе это надо? – удивилась Динка, когда я ей сказала, что еду одна на другой конец города, чтобы посмотреть квартиру.
– А вдруг я там что-то такое увижу, с чем никак не смогу смириться? – упиралась я.
– Да брось, пусть Костик покупает. В любом случае хуже не будет.
– Я так не могу. А вдруг я там сразу пойму, что мне делать, – как одержимая, объясняла ей я. Она не понимала.
– Ты должна думать только о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Да уж, известным местом, – смекала я, загибаясь от хохота. Так мы вывернули наизнанку почти все сказки. От скуки добрались даже до Льюиса Керрола с его странными Алисами в разных ипостасях. С ними было сложнее. Смысл был так аллегоричен, что переврать его еще раз почти не представлялось возможным. Но нам все-таки немного удавалось. Правда, на этот орешек мы покусились в более старшем возрасте, нам тогда уже было, как сейчас помню, лет по шестнадцать. Чеширский кот был признан наркоманом (еще бы, он знает все грибы в лесу, что от кого кусать), кролик прообразом российского малого бизнеса, который вечно спешит, но всегда опаздывает. И все его кидают.
– А мартовский кот? А шляпник? А Соня?
– Это госчиновники! – вещала Динка. В общем, разобрали мы эти сказочки вдоль и поперек, но одного места я так и не смогла понять. Места, где Алиса вместе с шахматной королевой скачет на немыслимой скорости по тропинке на вершину холма. Бежит, а прибежать никуда не может. Вершина удаляется от нее с такой скоростью, что она все время оказывается в начале пути. Алиса спрашивает королеву «почему этот гадкий холм все время удаляется. Ведь я бегу со всех сил!». Меня, кстати, это тоже сильно возмущало. Казалось, что в жизни так не бывает.
– Что ты, – отвечала Алисе королева, – с этим холмом всегда так. Надо бежать со всех сил, чтобы просто остаться там, где ты стоишь. А уж сколько сил надо, чтобы попасть куда-то – я вообще молчу!
– Бред, – соглашалась Динка. Так не бывает. А потом мы с ней сели в поезд и уехали в Москву из наших Петушков, и через некоторое время оказалось, что мы с ней что есть мочи несемся к этому самому сказочному холму, который от всех наших ухищрений не становится ближе и на сантиметр. Однако понятно это мне стало только сейчас. Именно теперь, когда я лечу из последних сил, пытаясь ухватиться за что-то подлинное, а холм не просто остается на недосягаемой высоте – он удаляется. А именно – несмотря на то, что мне предстояло рожать меньше чем через два месяца (по самым лучшим прогнозам, при условии, что я дохожу до сорока недель), жизнь не только не забрезжила радужными перспективами, но и наоборот. К августу вдруг все стало так резко ухудшаться, что мне стало страшно. Я уже не ходила на работу, где меня развлекали, отвлекая от грустных мыслей и сомнений, а сидела дома. Кто рожал – тот поймет, каково это, дохаживать последний триместр, когда все вокруг теряет смысл, а ты становишься беспомощным неповоротливым слоном, во всем зависящим от других. Последний триместр – не самое лучшее время для треволнений, но в моем случае так получилось, что я отложила на потом слишком многое. К августу, когда нам с Костей осталось меньше месяца до конца разрешения на кредит, цены на квартиры вдруг неожиданно резко взлетели. Процентов на тридцать.
– В чем дело! – паниковал и возмущался Константин.
– Август! – злилась Ольга – риелтор. – Дотянули. Теперь хватайте что угодно. В сентябре будет еще хуже.
– Динка, что делать? – рыдала я по телефону. Мне было страшно и одиноко без наших обедов в кафе, без ее бронебойной уверенности, что Бог нас любит и все будет хорошо.
– Что делать?! Раньше надо было все делать. У меня в фонде сейчас прибыль для старых вкладчиков – сто двадцать процентов годовых! А ты все просидела, пробоялась, – ругалась она. Но в меру, помятуя, как вредно волновать женщину на сносях. Еще родит.
– Как нам купить квартиру?! – молила я. Перспектива родить вот так, на съемной хате меня пугала. Я не была уверена в будущем. Я не была уверена ни в чем. И меньше всего я была уверена в себе самой. Все чаще, видя, каким мрачным приходит домой супруг, с каким видом он смотрит объявления, полученные от Ольги, тем яснее я понимала, что не видать нам квартиры как собственных ушей. И все, абсолютно все из-за меня. Везение – удел тех, кто чист душой. Деньги – не более чем способ выражать себя. Через деньги можно стать счастливыми, как сотни тысяч упитанных семьянинов с кучей детишек и отпуском в Египте, уж я на таких насмотрелась. За деньги можно продать душу. Такие летают в Тайланд первым классом, порой с двумя девушками зараз. В их глазах читается похоть и тоска. Их душевная болезнь уже практически неизлечима, для них деньги – зараза. Тот самый вирус, который подтачивает их тело и разъедает душу. Для нас с Костей деньги теперь – бесплодный кусок бумаги. Господь не дает нам за них ничего. А если мы исхитримся, то получим то, что только сгубит нас окончательно. Это я понимала со все более ужасающей очевидностью. Однажды Костя пришел домой окончательно подавленный, серого цвета и сказал:
– Все. Берем квартиру. Делать нечего, другого мы не найдем. Слишком взлетели цены.
– Что за квартира? – оживилась было я. Но, перехватив его взгляд, поняла, что лучше бы я и не спрашивала.
– Да помойка. В Бирюлево, у черта на рогах. До работы добираться – помрешь, – Костя чуть не рыдал.
– Так зачем она нам? – скорее для проформы спросила я.
– У них подходящие документы и они согласны на Ипотеку. И у нас хватает денег. Хотя по мне, покупать девятиэтажную трущебу по цене в почти три тысячи долларов за ее поганый метр – это выше моего понимания вещей. Москва не стоит таких денег! Но на каждую сраную однушку находится по три таких, как я. Так что нам еще придется дать взятку тамошнему риелтору, чтобы он отдал эту страсть нам.
– Мне даже не хочется на нее смотреть, – опечалилась я. Услышать слово «сраный» из Костиных уст все равно, что наблюдать извержение доселе спящего вулкана. Значит, настал и его предел. – А может, вообще ничего не покупать?
– И что? Рожать здесь? Ты знаешь, что наша хозяйка мне звонила?
– Нет, – похолодела я. Неужели случится что-то еще?
– Да. Она повышает цену. Придется платить на двести долларов больше. Так что мне уже все равно, что так – что так. Там я, хотя бы, буду платить себе в карман, – Костя был явно подавлен. Я тоже, однако, сил, чтобы как-то его поддержать у меня уже не было. Я сама практически падала. Но раз уж мы решили покупать какую-то квартиру, я решила, во что бы то ни стало, увидеть ее. Несмотря на живот. Поэтому на следующее утро я поехала в это Бирюлево, чтобы хоть одним глазком взглянуть на потенциальное семейное гнездо.
– Зачем тебе это надо? – удивилась Динка, когда я ей сказала, что еду одна на другой конец города, чтобы посмотреть квартиру.
– А вдруг я там что-то такое увижу, с чем никак не смогу смириться? – упиралась я.
– Да брось, пусть Костик покупает. В любом случае хуже не будет.
– Я так не могу. А вдруг я там сразу пойму, что мне делать, – как одержимая, объясняла ей я. Она не понимала.
– Ты должна думать только о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69