Все люди должны быть счастливы, мама и папа тоже, разумеется, если они еще не слишком стары для этого. Даже учителям желал он всего самого лучшего в тот день, когда ему вернут Глупыша.
Как только уроки кончились, они с Понтусом стрелой помчались на Вшивую горку.
- Нам нужно точно узнать, когда и где нам вернут его, - сказал Расмус. - И они не могут разозлиться, если мы их спросим.
В дождливую погоду Вшивая горка была безлюдна. Старики не смели выйти, но они с любопытством смотрели в окна на двоих мальчиков в дождевиках и резиновых сапогах, которые с такой быстротой шлепали по лужам, явно направляясь в Тиволи. Кому захочется в Тиволи в такую погоду?
Нет, Тиволи и в самом деле являл собой печальное зрелище, такое печальное, какое только может быть у Тиволи в субботу после полудня, когда идет дождь. Карусель молча стояла, тщетно ожидая посетителей; у прекрасных дам, желавших, чтобы вы попытали счастья, вид был такой, словно они изнывали от тоски; всемирно известный шпагоглотатель Альфредо прекратил свои выступления. А в отдалении, среди кустов сирени, в море грязи под проливным дождем стояли фургоны. Они не казались больше по-домашнему уютными, а только скучными и печальными.
- Жутко кислое впечатление от всего, - сказал Понтус, когда они примчались в Тиволи с такой быстротой, что грязь брызгами летела из-под подметок их резиновых сапог.
Среди кустов было сыро, и кисти сирени свисали, тяжелые от дождя, а если подойдешь к ним поближе, на тебя обрушится целый маленький водопад.
Дверь в фургон Альфредо была заперта, но Расмус решительно постучал.
- Кто там? - услышали они кислый голос Берты.
- Это мы! - сказал Расмус.
Дверь открылась - ее открыл Эрнст; у него был тоже кислый вид.
- Вот как, это вы, - произнес он. Расмус выжидательно посмотрел на него.
- Да, мы только спросить: когда забрать Глупыша?
- Просто фантастика, сколько нытья вокруг этой поганой псины, - сказал Альфредо, пивший за столом кофе. - Входите и садитесь - поговорим об этом деле. Берта, подай молодым господам по шашке кофе!
Берта сердито швырнула на стол две чашки; мальчики скромно уселись на нары и, не рыпаясь, пили кофе своих врагов, они не смели поступить иначе… ради Глупыша.
Эрнст, сидя на нарах напротив, неприветливо смотрел на них; похоже, эти молодые господа ему совершенно не нравились.
- Так вот, спешить некуда, - сказал он. - Кому, по-вашему, не приходится ждать, кому не приходится сидеть в этой мерзкой старой крысоловке и ждать, пока не развалишься на мелкие части?
- Крысоловка, говоришь? - сказала Берта. - Да кто тебя здесь держит?! Я, по крайней мере, вполне могу обойтись без такого типа, который курит тут целыми днями и только воздух отравляет!
- Так-так-так… - фыркнул Альфредо. - Прикусишь ты наконец свой поганый язык, Берта, или нет? Ты ведь знаешь, у Эрнста - слабые нервы.
Берта злобно вскинула голову.
- Меня это не колышет, - сказала она.
Расмус и Понтус молча слушали. Казалось, все про них забыли. Берта и Эрнст заметно озлобились и явно готовы были в любой момент вцепиться друг другу в волосы, и только Альфредо спокойно пил свой кофе.
- Я знаю, Эрнст, шего тебе не хватает, - сказал он, ткнув в сторону Эрнста булочкой. - Тебе бы жениться, худо мужшине быть одному.
- Нет, так лучше, - сказал Эрнст, бросив критический взгляд на Берту.
- Да, это понятно, - признался Альфредо, - это много лушше, но тебе необходим уход, Эрнст! Посмотри на меня. Я шеловек ухоженный, и все благодаря Берте! Она, эта женщина, мастерица ухаживать за мужшинами.
Берта фыркнула, но не произнесла ни слова, и на некоторое время воцарилась тишина.
- Да, скажи, Альфредо, - снова попытался было спросить Расмус, - ведь в этом нет ничего дурного, если мы хотим узнать, в какое время можно забрать Глупыша?
- Боже, сжалься надо мной, какой дождь! - сказал Альфредо, точно ничего не слышал. - Тиволи в дождливую погоду - это примерно так же ошаровательно весело, как быть женатым на Берте. Но меня, к сшастью, искусали комары, и когда время тянется ошень медленно, я могу шесаться.
Берта вытащила таз, который доверху набила грязной посудой. Эрнст, лежа на нарах, курил, Альфредо чесал свои комариные укусы и тихонько убаюкивал самого себя глубоким красивым басом. Но внезапно он прекратил петь.
- Боже, сжалься надо мной! Мне кажется, будто крыша протекает.
Все посмотрели на потолок и действительно увидели там большое мокрое пятно.
Альфредо крутил свои усы и задумчиво смотрел на пятно.
- Оно напоминает мне дядю Константина, - сказал он.
Потом снова наступила тишина, и слышно было только, как дождь хлещет в окошко.
- Надо строить ковчег, пока еще не слишком поздно, - произнес Альфредо.
Берта принялась так яростно мыть грязную посуду, что только брызги во все стороны летели.
- Никогда не слыхала, что у тебя есть какой-то дядя Константин, - пробурчала она.
Неодобрительно посмотрев на нее, Альфредо покачал головой.
- Женщина, - сказал он, - между небом и землей есть много больше того, о шем ты слыхала… Дядя Константин - да, он был барышником, тошь-в-тошь как моя мамошка.
Эрнст невесело шевельнулся на своих нарах.
- Не-а, слышь-ка, не начинай снова со своей мамочкой, нам и без нее тошно.
- Я говорю сейчас о моем дядя Константине и не желаю слушать никаких возражений. Он был барышником, дядя Константин, но он был также и анархистом, он мештал улушшить общество, взорвав его, вот так-то!
- Вон что, и это говоришь ты, - кисло сказал Эрнст. - Да, этого каждому хотелось бы хоть немножко.
- Да! Хотелось бы, - признался Альфредо, - это - по-шеловешески! В такие вот дождливые дни, как этот, дядя Константин занимался в нашем фургоне своими маленькими экспериментами: он хотел изобрести что-нибудь пошище динамита и тротила и прошего в этом роде.
- Ну, и удалось ему? - спросил Эрнст. Альфредо кивнул.
- Да! - сказал он. - Да!
Он положил руку на голову Понтуса.
- Понимаете, маленькие шалопаи-мальшишки, однажды вечером являюсь я домой к моей мамошке, и вижу большое пятно на потолке, и спрашиваю: «Што это? След эксперимента дяди Константина?» Заплакала тут моя мамошка и говорит: «Нет! Это след самого дяди Константина».
Берта разозлилась.
- Чушь! - воскликнула она. - Горазд ты всякую чушь нести! Нет у тебя дяди по имени Константин!
- Ой, ну и зарядил нынше дождь! - спокойно сказал Альфредо.
Он повернулся к Расмусу:
- Што ты хотел узнать? Когда вам вернут Глупыша? Вешером, маленький ты, упрямый ребенок, вешером!
- Я заберу его здесь? - спросил Расмус. Тут в разговор вмешался Эрнст:
- Нет, не здесь. Он сел на нарах.
- Послушайте, ребята! Есть у вас какая-нибудь палатка? Может, вы спите иногда на воздухе?
- Да-а, - сказал удивленный Расмус. - У меня есть палатка.
- Прекрасно! - обрадовался Эрнст. - Дуйте тогда домой и скажите мамашке с папашкой, что нынче ночью вы спите в палатке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Как только уроки кончились, они с Понтусом стрелой помчались на Вшивую горку.
- Нам нужно точно узнать, когда и где нам вернут его, - сказал Расмус. - И они не могут разозлиться, если мы их спросим.
В дождливую погоду Вшивая горка была безлюдна. Старики не смели выйти, но они с любопытством смотрели в окна на двоих мальчиков в дождевиках и резиновых сапогах, которые с такой быстротой шлепали по лужам, явно направляясь в Тиволи. Кому захочется в Тиволи в такую погоду?
Нет, Тиволи и в самом деле являл собой печальное зрелище, такое печальное, какое только может быть у Тиволи в субботу после полудня, когда идет дождь. Карусель молча стояла, тщетно ожидая посетителей; у прекрасных дам, желавших, чтобы вы попытали счастья, вид был такой, словно они изнывали от тоски; всемирно известный шпагоглотатель Альфредо прекратил свои выступления. А в отдалении, среди кустов сирени, в море грязи под проливным дождем стояли фургоны. Они не казались больше по-домашнему уютными, а только скучными и печальными.
- Жутко кислое впечатление от всего, - сказал Понтус, когда они примчались в Тиволи с такой быстротой, что грязь брызгами летела из-под подметок их резиновых сапог.
Среди кустов было сыро, и кисти сирени свисали, тяжелые от дождя, а если подойдешь к ним поближе, на тебя обрушится целый маленький водопад.
Дверь в фургон Альфредо была заперта, но Расмус решительно постучал.
- Кто там? - услышали они кислый голос Берты.
- Это мы! - сказал Расмус.
Дверь открылась - ее открыл Эрнст; у него был тоже кислый вид.
- Вот как, это вы, - произнес он. Расмус выжидательно посмотрел на него.
- Да, мы только спросить: когда забрать Глупыша?
- Просто фантастика, сколько нытья вокруг этой поганой псины, - сказал Альфредо, пивший за столом кофе. - Входите и садитесь - поговорим об этом деле. Берта, подай молодым господам по шашке кофе!
Берта сердито швырнула на стол две чашки; мальчики скромно уселись на нары и, не рыпаясь, пили кофе своих врагов, они не смели поступить иначе… ради Глупыша.
Эрнст, сидя на нарах напротив, неприветливо смотрел на них; похоже, эти молодые господа ему совершенно не нравились.
- Так вот, спешить некуда, - сказал он. - Кому, по-вашему, не приходится ждать, кому не приходится сидеть в этой мерзкой старой крысоловке и ждать, пока не развалишься на мелкие части?
- Крысоловка, говоришь? - сказала Берта. - Да кто тебя здесь держит?! Я, по крайней мере, вполне могу обойтись без такого типа, который курит тут целыми днями и только воздух отравляет!
- Так-так-так… - фыркнул Альфредо. - Прикусишь ты наконец свой поганый язык, Берта, или нет? Ты ведь знаешь, у Эрнста - слабые нервы.
Берта злобно вскинула голову.
- Меня это не колышет, - сказала она.
Расмус и Понтус молча слушали. Казалось, все про них забыли. Берта и Эрнст заметно озлобились и явно готовы были в любой момент вцепиться друг другу в волосы, и только Альфредо спокойно пил свой кофе.
- Я знаю, Эрнст, шего тебе не хватает, - сказал он, ткнув в сторону Эрнста булочкой. - Тебе бы жениться, худо мужшине быть одному.
- Нет, так лучше, - сказал Эрнст, бросив критический взгляд на Берту.
- Да, это понятно, - признался Альфредо, - это много лушше, но тебе необходим уход, Эрнст! Посмотри на меня. Я шеловек ухоженный, и все благодаря Берте! Она, эта женщина, мастерица ухаживать за мужшинами.
Берта фыркнула, но не произнесла ни слова, и на некоторое время воцарилась тишина.
- Да, скажи, Альфредо, - снова попытался было спросить Расмус, - ведь в этом нет ничего дурного, если мы хотим узнать, в какое время можно забрать Глупыша?
- Боже, сжалься надо мной, какой дождь! - сказал Альфредо, точно ничего не слышал. - Тиволи в дождливую погоду - это примерно так же ошаровательно весело, как быть женатым на Берте. Но меня, к сшастью, искусали комары, и когда время тянется ошень медленно, я могу шесаться.
Берта вытащила таз, который доверху набила грязной посудой. Эрнст, лежа на нарах, курил, Альфредо чесал свои комариные укусы и тихонько убаюкивал самого себя глубоким красивым басом. Но внезапно он прекратил петь.
- Боже, сжалься надо мной! Мне кажется, будто крыша протекает.
Все посмотрели на потолок и действительно увидели там большое мокрое пятно.
Альфредо крутил свои усы и задумчиво смотрел на пятно.
- Оно напоминает мне дядю Константина, - сказал он.
Потом снова наступила тишина, и слышно было только, как дождь хлещет в окошко.
- Надо строить ковчег, пока еще не слишком поздно, - произнес Альфредо.
Берта принялась так яростно мыть грязную посуду, что только брызги во все стороны летели.
- Никогда не слыхала, что у тебя есть какой-то дядя Константин, - пробурчала она.
Неодобрительно посмотрев на нее, Альфредо покачал головой.
- Женщина, - сказал он, - между небом и землей есть много больше того, о шем ты слыхала… Дядя Константин - да, он был барышником, тошь-в-тошь как моя мамошка.
Эрнст невесело шевельнулся на своих нарах.
- Не-а, слышь-ка, не начинай снова со своей мамочкой, нам и без нее тошно.
- Я говорю сейчас о моем дядя Константине и не желаю слушать никаких возражений. Он был барышником, дядя Константин, но он был также и анархистом, он мештал улушшить общество, взорвав его, вот так-то!
- Вон что, и это говоришь ты, - кисло сказал Эрнст. - Да, этого каждому хотелось бы хоть немножко.
- Да! Хотелось бы, - признался Альфредо, - это - по-шеловешески! В такие вот дождливые дни, как этот, дядя Константин занимался в нашем фургоне своими маленькими экспериментами: он хотел изобрести что-нибудь пошище динамита и тротила и прошего в этом роде.
- Ну, и удалось ему? - спросил Эрнст. Альфредо кивнул.
- Да! - сказал он. - Да!
Он положил руку на голову Понтуса.
- Понимаете, маленькие шалопаи-мальшишки, однажды вечером являюсь я домой к моей мамошке, и вижу большое пятно на потолке, и спрашиваю: «Што это? След эксперимента дяди Константина?» Заплакала тут моя мамошка и говорит: «Нет! Это след самого дяди Константина».
Берта разозлилась.
- Чушь! - воскликнула она. - Горазд ты всякую чушь нести! Нет у тебя дяди по имени Константин!
- Ой, ну и зарядил нынше дождь! - спокойно сказал Альфредо.
Он повернулся к Расмусу:
- Што ты хотел узнать? Когда вам вернут Глупыша? Вешером, маленький ты, упрямый ребенок, вешером!
- Я заберу его здесь? - спросил Расмус. Тут в разговор вмешался Эрнст:
- Нет, не здесь. Он сел на нарах.
- Послушайте, ребята! Есть у вас какая-нибудь палатка? Может, вы спите иногда на воздухе?
- Да-а, - сказал удивленный Расмус. - У меня есть палатка.
- Прекрасно! - обрадовался Эрнст. - Дуйте тогда домой и скажите мамашке с папашкой, что нынче ночью вы спите в палатке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40