Во всяком случае, говорила она себе, самое худшее я уже пережила и не потеряла самообладания. Только в сердце поселилась острая боль, которая, как подозревала Дина, останется там надолго. Придется научиться жить с этой болью.
- Папочка... - прошептала она в темноту, объятая всепоглощающей печалью. Его больше нет и никогда не будет. Она больше не станет писать писем и молить Бога, чтобы он ответил ей. Она будет заниматься своим делом, встречаться с друзьями и постарается заполнить образовавшийся в ее жизни вакуум.
У нее никогда не появится возможность сказать отцу: "Папа, я люблю тебя" или услышать от него: "Дина, я люблю тебя и всегда любил. Давай простим друг друга, забудем о прошлом и будем относиться друг к другу как прежде".
Она рыдала в подушку, настолько переполненная горем и скорбью, что казалось, ей уже не справиться со своими чувствами. Как он мог не ответить ни на одно из ее писем? Как он мог так долго гневаться на нее? Она же его единственный ребенок! Неужели возможно, что он никогда не любил ее?
Да что же я лежу и мучаюсь этими мыслями? Так больше нельзя! Отбросив в сторону одеяло, она выпрыгнула из постели, торопливо сменила ночную сорочку на спортивный костюм и кроссовки. Затем, пробравшись по темному дому, через черный ход вышла на улицу.
Ночной воздух был прохладным и освежающим. Дина дышала полной грудью. Горевшие во дворе фонари позволяли различать дорогу, и она пошла пройтись. Кроме собственного дыхания и звуков шагов, до нее доносились стрекот сверчков, отдаленное мычание коров, приглушенный топот лошадей в загонах - уютные, знакомые с детства звуки. К ней подбежал пес, принадлежавший одному из работников, и обнюхал ее. Выйдя за пределы двора, освещенного фонарями, она остановилась и подняла взгляд к звездам. Ночь была великолепной, безоблачной и прозрачной, на небе ярко сияли миллионы звезд.
Дина вздохнула, повернулась и неторопливо побежала вокруг построек. Пробежка пошла ей на пользу: она почувствовала себя лучше. Раньше она словно плавала в тумане, а теперь пришла ясность. Ей придется самой помочь себе вернуться к нормальной жизни. Поэтому она останется в Вайоминге до пятнадцатого, а затем вернется домой. Но она более не ощущала Сиэтл своим домом, теперь домом ей казались ранчо и Вайоминг.
- Дина...
Она едва не вскрикнула от испуга. Сердце тяжело и быстро стучало. Обернувшись, Дина увидела Рая.
- А, это вы... Я думала, все уже спят.
- Наверное, так оно и есть.
- А почему вам не спится?
- Я бы спросил о том же вас, если бы заранее не знал ответа.
- Вы напугали меня до полусмерти!
- Я этого не хотел.
- Надеюсь, не хотели. И часто вы гуляете по ночам?
- День выдался тяжелым, Дина, и не только для вас.
- Вы беспокоитесь за свое место?
- У меня никогда не было сложностей с работой. Нет, за свое место я не беспокоюсь. - Рай посмотрел в темноту. - Откровенно говоря, я не знаю, что меня тревожит.
Дина внимательно изучала его профиль. Похоже, он и впрямь чем-то озабочен. Как ни больно было в этом признаться, Рай все же знал ее отца лучше, чем она сама.
Рай вновь перевел взгляд на ее лицо:
- Меня беспокоите вы, Дина.
- Я?! - недоверчиво воскликнула она. - Ради всего святого, каким образом я могу стать причиной вашей бессонницы?
- Не знаю. Возможно, меня беспокоит ваше отношение к ранчо.
Рай был не из тех мужчин, кто бегал за каждой юбкой, к тому же существовало несколько веских аргументов против того, чтобы завязывать близкие отношения с Диной Колби. Во-первых, он сильно подозревал, что она станет его работодателем. Во-вторых, она не казалась человеком открытым и дружелюбным... И еще одна деталь вызывала у Рая вопросы. Почему за три года, что он проработал на ранчо, Дина ни разу не приехала навестить отца? Почему Саймон никогда не говорил о своей дочери? И почему лишь после смерти Саймона он узнал, что у него вообще есть дочь?
- Мое отношение к ранчо никого не касается, - произнесла Дина подчеркнуто спокойным голосом, так как не желала снова рассердить Рая. Чтобы до конца прояснить свою точку зрения, она добавила:
- Кроме того, я и сама не знаю, что оно для меня значит. Откуда же вам это знать?
- Я могу лишь опираться на то, что видел собственными глазами. Прошу прощения, если я пришел к неверному выводу. - Они стояли вблизи одного из загонов, и Рай прислонился спиной к ограде. - Но те несколько раз, когда мы говорили о нем, разве вы выражали что-либо кроме равнодушия?
- Очевидно, вы не приняли во внимание того, что у меня могут быть другие заботы. - Дина не смогла избежать саркастических ноток в голосе. - Они остаются и сейчас, - добавила она, чувствуя в голове неразбериху от неизбежности сотен неприятных дел, которые ей предстоят. Возможно, самое худшее еще впереди.
На мгновение Рай замолчал, переваривая ее сарказм, потом решил, что она имеет на него право, и кивнул.
- Как вы сказали, это не мое дело. Постараюсь об этом не забывать. - Он поднял взгляд к небу. - Прекрасная ночь.
- Да, однако мне пора в дом. - Дина зашагала прочь, но затем, остановившись, обернулась:
- Учитывая то, что вы старший работник и имеете право это знать: я решила дождаться пятнадцатого числа и побеседовать с Джоном Чандлером.
- Восхищаюсь вашим решением, - мягко заметил Рай. - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - отозвалась Дина и зашагала к дому.
Глава 4
Дину удивляло то, что Нетти, похоже, не заботило ни будущее ранчо, ни свое собственное. Экономка, как и прежде, выполняла свою будничную работу и ни разу даже не обмолвилась вопросом о том, кто станет владельцем ранчо "Уинд-Ривер". Дина тоже не говорила о своих заботах, так как не знала ответов ни на один вопрос.
Время до пятнадцатого числа тянулось мучительно долго. Ожидание вкупе с горем от потери отца и всепоглощающим чувством вины и раскаяния в том, что она не сделала всего возможного для примирения, вытягивало из нее все жизненные силы. Чтобы скоротать время, она убрала все комнаты - кроме отцовских - и в течение двух дней помогала Нетто на кухне. Утром четырнадцатого числа, настолько измученная, что казалось, она вот-вот закричит от боли, Дина оседлала лошадь и поехала прогуляться.
Рай задумчиво наблюдал за ней, пока она не скрылась из виду. Почему он думает о Дине все чаще? - спрашивал он себя. Видимо, причина в следующем: в ее физической привлекательности, которую он пытался игнорировать, и в ее равнодушии к судьбе ранчо. Разумеется, раз она все-таки решила остаться, чтобы поговорить с Чандлером, вероятно, ее безразличие отчасти напускное. Однако Дина Колби не собиралась делиться своими мыслями. Она ни разу не вызвала его, чтобы расспросить о текущих делах на ранчо. Это казалось совершенно непостижимым! А если бы он вместе с остальными работниками целыми днями валял дурака?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41