..
- Нет уж, лучше - прощайте!
Печенье, сахар, сгущенка - все остается соседке по комнате, тем более что соседка из Еревана и в Москве у нее - никого.
- Смотри же, Лерочка, - суетится Надя, - из больницы ничего брать нельзя. А то вернешься!
- А вязанье? А кофточку? - пугается Лера.
- Имеется в виду съестное, - авторитетно заявляет Надя.
Пожилая сестра, скрестив руки, молча наблюдает за сборами. Нет, эта, видать, не вернется... Постельное белье для новенькой уже приготовлено. Женя поднимает с пола тяжелые сумки.
- Всего вам доброго. Выздоравливайте, - говорит армянке, имя которой так и не сумел запомнить.
- Будь здорова, сестра, - мягко произносит армянка, и огромные ее глаза наполняются слезами.
Надя выхватывает из букетика мимоз веточку, кладет ей на постель.
- С праздником, дорогая, - говорит она, невольно перенимая речевую манеру армян.
Женя сует направо-налево десятки.
- С праздником, с праздником...
- Остановись, - дергает его за рукав Надя. - Пробросаешься!
- Так ведь праздник, - оправдывается Женя.
- А мы больше их не увидим, - удивляется его наивности Надя.
Ах, если бы не увидеть! Если б свершилось чудо! Женя смотрит на Леру. Похудела, оробела, идет неуверенно и не очень ровно, а главное - этот серый, с желтизной цвет лица... Женя берет обе сумки в одну руку, второй крепко прижимает к себе локоть жены. Ничего, он же рядом! Огромная нежность перехватывает дыхание.
- Помнишь, как я встречал тебя из роддома, с Денечком? - спрашивает он. - Тоже была весна.
- Ты мне тогда подарил подснежники, - слабо улыбается Лера. - Словно это было вчера, правда?
- Правда, - еще крепче прижимает к себе локоть Леры Женя.
Ее усаживают на переднее сиденье. Притихшая Надя забивается в угол: ее тоже испугал вид старой подруги. Но машина трогается, и Надя берет себя в руки.
- Смотри, смотри, сколько всего понастроено, - как заправский гид показывает она похорошевшую на диво Москву.
- Да, да, - кивает рассеянно Лера, невидяще глядя в окно.
Женя, протянув руку, ласково гладит отросшие седые волосы. Лера, не поворачиваясь, находит его руку, сжимает пальцы. Дома, сняв пальто, сапоги, даже не надев тапки, сразу проходит в комнату и падает в кресло.
- Как хорошо!
Денис быстро приносит тапки, сев на корточки, надевает матери на ноги. Люда молча стоит рядом. А Лера все оглядывается по сторонам, будто за какие-то два месяца что-то здесь могло измениться. Непривычно молчаливая Надя растерянно ставит на стол свою знаменитую "Веллу", вопросительно смотрит на Женю. Тот отвечает ей нарочито удивленным взглядом: "Что такое? Какие проблемы? Ну, устал человек. Ну и что?" Вот уж кому никогда ничего он не скажет. А к Тане ни завтра, ни послезавтра он не пойдет... Будет сидеть рядом с Лерой, ей читать, с ней разговаривать, ее кормить, вместе с ней смотреть телевизор и отлучаться лишь на работу. На обе работы. Таня его поймет.
Но вот отсидели они за столом, и был съеден пирог - Лера отщипывала кусочки, а Надя все обижалась: "Невкусно, да? Нет, ты скажи! А если вкусно, так чего ж ты не ешь?" - незаметно исчезли Денис с Людой, и, перемыв посуду, наконец-то покинула их дом не в меру оживленная Надя. Лера с Женей остались одни.
- Приготовить для тебя ванну? - спросил Женя и снова погладил Леру по голове. - А может быть, ты устала?
Он наклонился над креслом, в котором она, поникнув, сидела.
- Нет, - покачала головой Лера. - То есть да, устала, но в ванну хочу все равно: этот ужасный больничный запах...
- Да нет никакого запаха, - соврал Женя и пошел готовить ванну.
Он яростно оттирал ее порошком - так, словно там только что перемылась рота солдат, - потом пустил горячую воду, подставил под струю локоть, как делали они когда-то, купая Дениску, добавил холодной воды, плеснул из высокой бутылки зеленую, ароматную жидкость. Все! Пора звать Леру. Сейчас он увидит ее обнаженной, и надо постараться, чтобы она ничего не заметила его испуга, жалости и тоски. Но Лера, несмотря на его протесты - "А вдруг упадешь?" - Женю из ванной выгнала, блаженно легла в душистую пену и закрыла глаза. "Вот я и дома... Как хорошо!" Минут через десять встревоженный Женя постучал в дверь, приоткрыл ее.
- Эй, ты как там? Не уснула? Потереть спину?
- Ну потри, - равнодушно согласилась Лера.
Острые, выпирающие лопатки, позвонки - можно пересчитать...
- Ну, все... Уходи...
- Не поскользнешься?
- Нет.
- Я постелил коврик.
- Вижу.
Утонув в халате, вышла Лера из ванной.
- Голову помою завтра, - сказала она, чуть не падая от чудовищной, неимоверной слабости.
- Может быть, чаю? - встрепенулся Женя.
- Не надо... Отвернись, я надену ночнушку.
- С каких пор ты стесняешься? - постарался пошутить Женя, пропадая, уничтожаясь от жалости.
- С недавних, - скорбно ответила Лера, и он с содроганием понял, что она если не знает, то уж точно догадывается.
- Дорогая моя...
- Не надо...
Лера легла, повернувшись лицом к стене, и он не посмел ее тронуть, да и разве б он смог что-нибудь? Все мужское исчезло, осталась одна лишь жалость и острое чувство вины. Хотя старая привычка могла бы и выручить, кто знает... "Хорошо, что она отказалась", - подумал Женя, и ему стало стыдно, за себя - стыдно. Женя погасил свет, вернулся в гостиную и долго сидел, бессмысленно глядя на мерцающий экран телевизора, в такой глубокой печали, что он и не знал, что бывает такая на свете.
- Что можно сделать? - спросил он накануне доктора. - Что-то же нужно делать?
- Конечно, - кивнула Софья Семеновна, пышная, здоровая, уверенная в себе, и выдала кучу рекомендаций. - Значит, так: уколы спленина, ноотропил, кавинтон...
Все записано. И все это он будет делать. Кроме уколов, которые колоть не умеет и которых до смешного боится, но, слава Богу, есть Людочка.
- Знаете, - на прощание сказала Софья Семеновна, - эта болезнь до конца не изучена, многое до сих пор непонятно. Бывают - и часто! - странные случаи: опухоль кальцинируется, не прорастает. Так что вы руки не опускайте. А подарок возьмите. - Она решительно отодвинула от себя дорогущий парфюмерный набор. - Еще будет кому дарить.
- Нет, это вам!
- Возьмите, возьмите. - Софья Семеновна встала, протянула Жене шикарно упакованные духи, спрей, крем - словом, все то, что так высоко ценится женщинами всех возрастов и комплекций. - К сожалению, не за что... Да, вот еще: болгары-онкологи, муж и жена, пользовали больных грибками - теми же, что сквашивают молоко, превращая его в кефир. Позвоните-ка в Первый медицинский - дам телефон. Они там, на кафедре, продолжают эксперименты покойных супругов. Получите сколько нужно, я с ними договорюсь. Белый такой порошок. Разводите в воде, за полчаса до еды. Ну, держитесь!
"Славная тетка, - растроганно думал Женя, возвращаясь к Лере в палату. - Чем же она мне не нравилась? Тем, что толстая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
- Нет уж, лучше - прощайте!
Печенье, сахар, сгущенка - все остается соседке по комнате, тем более что соседка из Еревана и в Москве у нее - никого.
- Смотри же, Лерочка, - суетится Надя, - из больницы ничего брать нельзя. А то вернешься!
- А вязанье? А кофточку? - пугается Лера.
- Имеется в виду съестное, - авторитетно заявляет Надя.
Пожилая сестра, скрестив руки, молча наблюдает за сборами. Нет, эта, видать, не вернется... Постельное белье для новенькой уже приготовлено. Женя поднимает с пола тяжелые сумки.
- Всего вам доброго. Выздоравливайте, - говорит армянке, имя которой так и не сумел запомнить.
- Будь здорова, сестра, - мягко произносит армянка, и огромные ее глаза наполняются слезами.
Надя выхватывает из букетика мимоз веточку, кладет ей на постель.
- С праздником, дорогая, - говорит она, невольно перенимая речевую манеру армян.
Женя сует направо-налево десятки.
- С праздником, с праздником...
- Остановись, - дергает его за рукав Надя. - Пробросаешься!
- Так ведь праздник, - оправдывается Женя.
- А мы больше их не увидим, - удивляется его наивности Надя.
Ах, если бы не увидеть! Если б свершилось чудо! Женя смотрит на Леру. Похудела, оробела, идет неуверенно и не очень ровно, а главное - этот серый, с желтизной цвет лица... Женя берет обе сумки в одну руку, второй крепко прижимает к себе локоть жены. Ничего, он же рядом! Огромная нежность перехватывает дыхание.
- Помнишь, как я встречал тебя из роддома, с Денечком? - спрашивает он. - Тоже была весна.
- Ты мне тогда подарил подснежники, - слабо улыбается Лера. - Словно это было вчера, правда?
- Правда, - еще крепче прижимает к себе локоть Леры Женя.
Ее усаживают на переднее сиденье. Притихшая Надя забивается в угол: ее тоже испугал вид старой подруги. Но машина трогается, и Надя берет себя в руки.
- Смотри, смотри, сколько всего понастроено, - как заправский гид показывает она похорошевшую на диво Москву.
- Да, да, - кивает рассеянно Лера, невидяще глядя в окно.
Женя, протянув руку, ласково гладит отросшие седые волосы. Лера, не поворачиваясь, находит его руку, сжимает пальцы. Дома, сняв пальто, сапоги, даже не надев тапки, сразу проходит в комнату и падает в кресло.
- Как хорошо!
Денис быстро приносит тапки, сев на корточки, надевает матери на ноги. Люда молча стоит рядом. А Лера все оглядывается по сторонам, будто за какие-то два месяца что-то здесь могло измениться. Непривычно молчаливая Надя растерянно ставит на стол свою знаменитую "Веллу", вопросительно смотрит на Женю. Тот отвечает ей нарочито удивленным взглядом: "Что такое? Какие проблемы? Ну, устал человек. Ну и что?" Вот уж кому никогда ничего он не скажет. А к Тане ни завтра, ни послезавтра он не пойдет... Будет сидеть рядом с Лерой, ей читать, с ней разговаривать, ее кормить, вместе с ней смотреть телевизор и отлучаться лишь на работу. На обе работы. Таня его поймет.
Но вот отсидели они за столом, и был съеден пирог - Лера отщипывала кусочки, а Надя все обижалась: "Невкусно, да? Нет, ты скажи! А если вкусно, так чего ж ты не ешь?" - незаметно исчезли Денис с Людой, и, перемыв посуду, наконец-то покинула их дом не в меру оживленная Надя. Лера с Женей остались одни.
- Приготовить для тебя ванну? - спросил Женя и снова погладил Леру по голове. - А может быть, ты устала?
Он наклонился над креслом, в котором она, поникнув, сидела.
- Нет, - покачала головой Лера. - То есть да, устала, но в ванну хочу все равно: этот ужасный больничный запах...
- Да нет никакого запаха, - соврал Женя и пошел готовить ванну.
Он яростно оттирал ее порошком - так, словно там только что перемылась рота солдат, - потом пустил горячую воду, подставил под струю локоть, как делали они когда-то, купая Дениску, добавил холодной воды, плеснул из высокой бутылки зеленую, ароматную жидкость. Все! Пора звать Леру. Сейчас он увидит ее обнаженной, и надо постараться, чтобы она ничего не заметила его испуга, жалости и тоски. Но Лера, несмотря на его протесты - "А вдруг упадешь?" - Женю из ванной выгнала, блаженно легла в душистую пену и закрыла глаза. "Вот я и дома... Как хорошо!" Минут через десять встревоженный Женя постучал в дверь, приоткрыл ее.
- Эй, ты как там? Не уснула? Потереть спину?
- Ну потри, - равнодушно согласилась Лера.
Острые, выпирающие лопатки, позвонки - можно пересчитать...
- Ну, все... Уходи...
- Не поскользнешься?
- Нет.
- Я постелил коврик.
- Вижу.
Утонув в халате, вышла Лера из ванной.
- Голову помою завтра, - сказала она, чуть не падая от чудовищной, неимоверной слабости.
- Может быть, чаю? - встрепенулся Женя.
- Не надо... Отвернись, я надену ночнушку.
- С каких пор ты стесняешься? - постарался пошутить Женя, пропадая, уничтожаясь от жалости.
- С недавних, - скорбно ответила Лера, и он с содроганием понял, что она если не знает, то уж точно догадывается.
- Дорогая моя...
- Не надо...
Лера легла, повернувшись лицом к стене, и он не посмел ее тронуть, да и разве б он смог что-нибудь? Все мужское исчезло, осталась одна лишь жалость и острое чувство вины. Хотя старая привычка могла бы и выручить, кто знает... "Хорошо, что она отказалась", - подумал Женя, и ему стало стыдно, за себя - стыдно. Женя погасил свет, вернулся в гостиную и долго сидел, бессмысленно глядя на мерцающий экран телевизора, в такой глубокой печали, что он и не знал, что бывает такая на свете.
- Что можно сделать? - спросил он накануне доктора. - Что-то же нужно делать?
- Конечно, - кивнула Софья Семеновна, пышная, здоровая, уверенная в себе, и выдала кучу рекомендаций. - Значит, так: уколы спленина, ноотропил, кавинтон...
Все записано. И все это он будет делать. Кроме уколов, которые колоть не умеет и которых до смешного боится, но, слава Богу, есть Людочка.
- Знаете, - на прощание сказала Софья Семеновна, - эта болезнь до конца не изучена, многое до сих пор непонятно. Бывают - и часто! - странные случаи: опухоль кальцинируется, не прорастает. Так что вы руки не опускайте. А подарок возьмите. - Она решительно отодвинула от себя дорогущий парфюмерный набор. - Еще будет кому дарить.
- Нет, это вам!
- Возьмите, возьмите. - Софья Семеновна встала, протянула Жене шикарно упакованные духи, спрей, крем - словом, все то, что так высоко ценится женщинами всех возрастов и комплекций. - К сожалению, не за что... Да, вот еще: болгары-онкологи, муж и жена, пользовали больных грибками - теми же, что сквашивают молоко, превращая его в кефир. Позвоните-ка в Первый медицинский - дам телефон. Они там, на кафедре, продолжают эксперименты покойных супругов. Получите сколько нужно, я с ними договорюсь. Белый такой порошок. Разводите в воде, за полчаса до еды. Ну, держитесь!
"Славная тетка, - растроганно думал Женя, возвращаясь к Лере в палату. - Чем же она мне не нравилась? Тем, что толстая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103