Ее смодулированный голос эхом отозвался у него в голове, и был похож на призывы сирены. Чтобы избавиться от наваждения, он заставил себя сорвать тунику.
После этого он думал только об одном - как бы ему хотелось встретиться с ней прежде.
Тогда бы он стоял перед ней, не скрывая гордости, - ведь он знал, что женщинам нравилось его высокое, мускулистое крепкое тело. Когда-то он был господином, человеком, уверенным в себе, самодовольным, могущественным, смелым и отважным.
Но какая женщина сейчас могла наслаждаться, глядя на его тело, все покрытое за последние несколько месяцев шрамами, изможденное и высохшее из-за нехватки пищи? Его статус достиг низшей отметки; он был хуже любого задрипанного крестьянина, был лишен всех прав, у него не было никакой собственности, вся его жизнь теперь зависела от прихоти какой-то женщины.
Сам воздух Лэндуолда способствовал еще большему уродству - из-за холода у него на руках появились отвратительные нарывы, а его мужское достоинство скрючилось и спряталось между ног.
Он хотел, чтобы у него была прежняя прическа, чтобы росла, как прежде, борода, чтобы спрятать свое оголенное лицо, но она не отрывала своих ведьминых глаз от него, и он был уверен, что она способна заглянуть ему глубоко в душу, независимо от того, какую бы маску он на себя бы ни надел.
Он хотел очутиться снова в курятнике, где угодно, только не стоять здесь голым, абсолютно голым перед Марией.
"Скорее всего, это каверзы испаряющейся воды, - подумала Мария. - В противном случае, почему же было так приятно смотреть на его тело? " Само собой разумеется, ему пришлось поголодать, но в остальном лишения только довели до совершенства все остальное, что сочеталось с его физической силой, равной самому мощному мечу".
Широкие плечи конусом сходили к узкой талии. Между ними был заключен мускулистый живот, а широкая грудь поднималась к мощной сильной шее. Его маленькие соски казались слепком с ее собственных - они тоже заострились от холода и проглядывали в густых рыжевато-коричневых с золотистым отливом волосах на груди.
Она надеялась, что клубы пара, которые скрыли так много его изъянов, скроют и ее раскрасневшееся лицо от его взглядов.
Он влез в лохань с неохотой, с которой барашек приближается к дворику для стрижки, и как только уселся поудобнее, то весь напрягся, подтянул к себе колени и ухватился руками за края лохани так сильно, что у него побелели пальцы.
- Горячая вода заставит вас расслабиться, - сказала она. - С чего начнем? С головы?
- Я ей займусь сам.
- Но...
- Я сказал - сам.
Ротгар, резко наклонившись вперед, ушел с головой под воду, в которой начал плескаться. Выпрямившись, он откинул голову назад, брызгаясь во все стороны. Она, сама не желая того, взвизгнула, пытаясь укрыться от брызг, которые намочили платье, - оно плотно облегало ее фигуру.
Ротгар вытер воду с лица и отбросил волосы назад, чтобы они не лезли ему в глаза. Он откинулся назад, млея от удовольствия; он был таким же довольным, как только что вылупившийся утенок, впервые познавший вкус воды в пруде, но вот его взор остановился на ней, и он увидел, что она насквозь промокла. Тут же его беззаботное наслаждение купанием покинуло его. Между ними, казалось, выросла стена неприступного отчуждения, которую, судя по всему, он умел возводить, когда хотел.
Мария провела ладонями по бокам, пытаясь разгладить мокрое платье.
- Я знаю, что это платье вашей матери, - сказала она. - Если бы вы разрешили мне вымыть вам голову, то платье осталось бы сухим.
- Какое это имеет значение? - ответил он.
Она обратила внимание на его запястье, увидев шрам. Обойдя его с левой стороны, заметила точно такой же шрам на левой руке.
Хотя они давно уже затянулись, это свидетельствовало о том, как человеческая плоть боролась с неподатливым металлом, трескалась кожа, как возникала пронзающая все тело агония из-за воздействия ржавого металла на открытую рану.
Мария пальцами левой руки обхватила запястье правой и с удивлением осознала, какая же требовалась сила, чтобы оставить такие отметины. Достаточно ли для этого повиснуть на железных цепях? Может ли человек сознательно пойти на такую боль ради своего освобождения?
Она дотронулась до маленькой, проступавшей на ее запястье косточки, вспоминая неожиданную, мучительную боль, которая прострелила всю ее руку, когда она нечаянно ударилась этой косточкой о край стола. Вероятно, когда пролегали эти шрамы, косточки у него на запястьях крошились от трения о металл.
- Вы носили наручники?
- Да, носил. - Он тут же опустил руки под воду, наклонил голову вперед, и она подумала, что он, вероятно, ищет кусок мыла, который она бросила ему в лохань несколько минут назад. Мария не могла отделаться от мысли, что, кроме запястий, на теле у Ротгара Лэндуолдского было еще немало шрамов.
- Наручники... Это что, какой-то вид сакского религиозного ритуала?
Он, вздрогнув всем телом, очень быстро взял себя в руки, - только круги на поверхности воды могли выдать охватившее его волнение.
- Если вы себе представляете их как пару браслетов, то, вероятно, вам захочется их иметь как можно больше. Нет, норманны, которые с такой щедростью жаловали их мне, судя по всему, склонны украшать ими только запястья саксов.
- Норманны? Не может быть! Данстэн сам говорил мне, что только раз ударил вас по голове, а эти шрамы не могли появиться у вас на руках за одну ночь.
Он захохотал. Его смех был похож на короткий собачий лай, и в этот смех он вложил весь свой скептицизм.
- Вы не единственные норманны, которые раздирают, на куски Англию, миледи. Где я провел эти последние месяцы, как вы думаете?
- Ну, я .. - Мария осеклась. Она видела терзавший его холод, заросшие волосы, обстоятельства пленения, - все заставляло ее предположить, что он скрывался в лесах после катастрофы при Гастингсе, что мог даже оказаться среди тех саксов, один из которых нанес роковой удар ее брату Хью. Она сравнила свои наблюдения с тем, что заметила в последнее время: его удивительно хорошие знания норманнского языка, алчные взгляды, которые он бросал на свою прежнюю собственность, его нескрываемое очарование той плакавшей, прекрасной саксонской женщиной и малышом, назвавшим его отцом.
Человек такого склада вряд ли мог скрываться в лесах. Он бы этого не выдержал. Нет, его шрамы указывали на правду, просто вопили о ней. Несмотря на заверения отца Бруно в том, что этот человек не в состоянии выносить заточения, он, должно быть, провел последние месяцы в цепях, кандалах, в наручниках, его морили голодом и жестоко избивали ее соотечественники. Разве такой человек мог побудить свой народ в Лэндуолде смириться с норманнским правлением? Мария поняла, как рушится созданный ею план, как он разваливается, словно карточный домик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
После этого он думал только об одном - как бы ему хотелось встретиться с ней прежде.
Тогда бы он стоял перед ней, не скрывая гордости, - ведь он знал, что женщинам нравилось его высокое, мускулистое крепкое тело. Когда-то он был господином, человеком, уверенным в себе, самодовольным, могущественным, смелым и отважным.
Но какая женщина сейчас могла наслаждаться, глядя на его тело, все покрытое за последние несколько месяцев шрамами, изможденное и высохшее из-за нехватки пищи? Его статус достиг низшей отметки; он был хуже любого задрипанного крестьянина, был лишен всех прав, у него не было никакой собственности, вся его жизнь теперь зависела от прихоти какой-то женщины.
Сам воздух Лэндуолда способствовал еще большему уродству - из-за холода у него на руках появились отвратительные нарывы, а его мужское достоинство скрючилось и спряталось между ног.
Он хотел, чтобы у него была прежняя прическа, чтобы росла, как прежде, борода, чтобы спрятать свое оголенное лицо, но она не отрывала своих ведьминых глаз от него, и он был уверен, что она способна заглянуть ему глубоко в душу, независимо от того, какую бы маску он на себя бы ни надел.
Он хотел очутиться снова в курятнике, где угодно, только не стоять здесь голым, абсолютно голым перед Марией.
"Скорее всего, это каверзы испаряющейся воды, - подумала Мария. - В противном случае, почему же было так приятно смотреть на его тело? " Само собой разумеется, ему пришлось поголодать, но в остальном лишения только довели до совершенства все остальное, что сочеталось с его физической силой, равной самому мощному мечу".
Широкие плечи конусом сходили к узкой талии. Между ними был заключен мускулистый живот, а широкая грудь поднималась к мощной сильной шее. Его маленькие соски казались слепком с ее собственных - они тоже заострились от холода и проглядывали в густых рыжевато-коричневых с золотистым отливом волосах на груди.
Она надеялась, что клубы пара, которые скрыли так много его изъянов, скроют и ее раскрасневшееся лицо от его взглядов.
Он влез в лохань с неохотой, с которой барашек приближается к дворику для стрижки, и как только уселся поудобнее, то весь напрягся, подтянул к себе колени и ухватился руками за края лохани так сильно, что у него побелели пальцы.
- Горячая вода заставит вас расслабиться, - сказала она. - С чего начнем? С головы?
- Я ей займусь сам.
- Но...
- Я сказал - сам.
Ротгар, резко наклонившись вперед, ушел с головой под воду, в которой начал плескаться. Выпрямившись, он откинул голову назад, брызгаясь во все стороны. Она, сама не желая того, взвизгнула, пытаясь укрыться от брызг, которые намочили платье, - оно плотно облегало ее фигуру.
Ротгар вытер воду с лица и отбросил волосы назад, чтобы они не лезли ему в глаза. Он откинулся назад, млея от удовольствия; он был таким же довольным, как только что вылупившийся утенок, впервые познавший вкус воды в пруде, но вот его взор остановился на ней, и он увидел, что она насквозь промокла. Тут же его беззаботное наслаждение купанием покинуло его. Между ними, казалось, выросла стена неприступного отчуждения, которую, судя по всему, он умел возводить, когда хотел.
Мария провела ладонями по бокам, пытаясь разгладить мокрое платье.
- Я знаю, что это платье вашей матери, - сказала она. - Если бы вы разрешили мне вымыть вам голову, то платье осталось бы сухим.
- Какое это имеет значение? - ответил он.
Она обратила внимание на его запястье, увидев шрам. Обойдя его с левой стороны, заметила точно такой же шрам на левой руке.
Хотя они давно уже затянулись, это свидетельствовало о том, как человеческая плоть боролась с неподатливым металлом, трескалась кожа, как возникала пронзающая все тело агония из-за воздействия ржавого металла на открытую рану.
Мария пальцами левой руки обхватила запястье правой и с удивлением осознала, какая же требовалась сила, чтобы оставить такие отметины. Достаточно ли для этого повиснуть на железных цепях? Может ли человек сознательно пойти на такую боль ради своего освобождения?
Она дотронулась до маленькой, проступавшей на ее запястье косточки, вспоминая неожиданную, мучительную боль, которая прострелила всю ее руку, когда она нечаянно ударилась этой косточкой о край стола. Вероятно, когда пролегали эти шрамы, косточки у него на запястьях крошились от трения о металл.
- Вы носили наручники?
- Да, носил. - Он тут же опустил руки под воду, наклонил голову вперед, и она подумала, что он, вероятно, ищет кусок мыла, который она бросила ему в лохань несколько минут назад. Мария не могла отделаться от мысли, что, кроме запястий, на теле у Ротгара Лэндуолдского было еще немало шрамов.
- Наручники... Это что, какой-то вид сакского религиозного ритуала?
Он, вздрогнув всем телом, очень быстро взял себя в руки, - только круги на поверхности воды могли выдать охватившее его волнение.
- Если вы себе представляете их как пару браслетов, то, вероятно, вам захочется их иметь как можно больше. Нет, норманны, которые с такой щедростью жаловали их мне, судя по всему, склонны украшать ими только запястья саксов.
- Норманны? Не может быть! Данстэн сам говорил мне, что только раз ударил вас по голове, а эти шрамы не могли появиться у вас на руках за одну ночь.
Он захохотал. Его смех был похож на короткий собачий лай, и в этот смех он вложил весь свой скептицизм.
- Вы не единственные норманны, которые раздирают, на куски Англию, миледи. Где я провел эти последние месяцы, как вы думаете?
- Ну, я .. - Мария осеклась. Она видела терзавший его холод, заросшие волосы, обстоятельства пленения, - все заставляло ее предположить, что он скрывался в лесах после катастрофы при Гастингсе, что мог даже оказаться среди тех саксов, один из которых нанес роковой удар ее брату Хью. Она сравнила свои наблюдения с тем, что заметила в последнее время: его удивительно хорошие знания норманнского языка, алчные взгляды, которые он бросал на свою прежнюю собственность, его нескрываемое очарование той плакавшей, прекрасной саксонской женщиной и малышом, назвавшим его отцом.
Человек такого склада вряд ли мог скрываться в лесах. Он бы этого не выдержал. Нет, его шрамы указывали на правду, просто вопили о ней. Несмотря на заверения отца Бруно в том, что этот человек не в состоянии выносить заточения, он, должно быть, провел последние месяцы в цепях, кандалах, в наручниках, его морили голодом и жестоко избивали ее соотечественники. Разве такой человек мог побудить свой народ в Лэндуолде смириться с норманнским правлением? Мария поняла, как рушится созданный ею план, как он разваливается, словно карточный домик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93