Девушку настораживала и огорчала таинственность, которая окутала ее роман с управляющим.
* * *
На людях он ничем не выказывал своего особого внимания или расположения, даже наоборот, стал избегать их встреч и разговоров при свидетелях.
– Я боюсь выдать свои чувства, – так пояснил он Марго свое странное поведение.
– Но что преступного в наших чувствах, почему мы должны таиться? – с горечью как-то спросила Маргарита. – Или вы стыдитесь меня?
– На свете нет человека, более достойного любви и уважения, нежели вы, – с жаром возразил Гривин. – Но поймите, милая Марго, мое положение в деле Прозорова еще не столь прочно. Я желал бы гораздо большего, и я уверен, что добьюсь этого, но не сейчас, а, по-видимому, не раньше, чем через год. Платон Петрович не терпит легкомыслия, посему боюсь, что может превратно понять все происходящее в данный момент. Он ценит мою серьезность, и я стремлюсь оправдать его доверие. Ничто не должно заставить его усомниться сейчас во мне, в моих талантах. Я должен только работать и работать.
Тогда я получу право распоряжаться собою. Ко всему прочему, рассчитываю и на изменение своего финансового положения в недалеком будущем, но опять же нужны терпение и благоразумие.
Сказав это, Дмитрий нежно обнял Марго, стараясь поцелуями смягчить неприятный разговор.
Она молча согласилась, но в душе ее поселилась тревога. Он не говорил о любви. Просто как-то в разговорах Гривин стал рассуждать об их совместном будущем, как о деле совершенно решенном. Вероятно, и слова любви будут произнесены только тогда, когда не будет никаких преград.
Истинно благородный человек не может позволить себе пустых обещаний и несбывшихся ожиданий для своей избранницы.
И вот теперь, сидя за столом, Маргарита подумала, что немногословный Гривин кажется ей таким надежным в отличие от красноречивого красавца Батхатова.
Варвара Платоновна, несомненно, являлась украшением общества. Нежно-сиреневое шелковое платье, отделанное брюссельскими кружевами, выгодно подчеркивало достоинства стройной фигуры. Слегка загорелая кожа казалась смуглой в отблеске свечей, украшавших стол. Блеск карих миндалевидных глаз, черные тугие косы, уложенные замысловатым узлом, – все делало девушку просто неотразимой. Юрий, казалось, был пленен окончательно, оставалось решиться и сделать последний шаг к обладанию и этой красотой и.., ее наследством.
Между тем, за столом разгорелся спор. Один из гостей спросил Бархатова, какого он мнения о последних беспорядках, волной прокатившихся по заводам и фабрикам России.
– Я полагаю, – ответил Юрий, откинувшись на спинку стула и с наслаждением раскуривая папиросу, – что в массе своей чернь возбуждается отдельными негодяями, действует, руководствуясь низменными инстинктами вековой ненависти. Правительство должно быть более решительным в пресечении стачек, иначе недалеко и до пугачевщины!
– Позвольте заметить вам, уважаемый Юрий Владимирович, – возразил Гривин, – что правильно подмеченная вами вековая ненависть возникла не на пустом месте, а как следствие жестокого и несправедливого отношения к людям, создающим своим трудом богатства нашего государства.
– Помилуйте, ваши рассуждения попахивают социализмом! – воскликнул Бархатов, разглядывая собеседника через колечки дыма.
– Нет, господа революционеры пугают меня своим радикализмом. Я смотрю на вещи просто и рационально. Человек, чтобы хорошо трудиться, должен получать за это жалованье, способное обеспечить его и семью. Жить в нормальных условиях, словом, вести существование, которое не унижало бы его человеческое достоинство.
– О чьем достоинстве вы говорите, господин управляющий? Все они дики, необразованны, вечно пьяны!
– Верно, необразованны и пьяны, этого отрицать нельзя. Но общество может изменить жизнь этих людей, и это в наших возможностях, а главное, в наших интересах. Сытый и обеспеченный работник не полезет на баррикады!
Гривин старался говорить спокойно, но внутреннее волнение свидетельствовало о том, что эти мысли последнее время постоянно занимали его практичный ум.
Бархатов в сомнении покачал головой и выразительно посмотрел на Прозорова. Как он может допускать подобное вольнодумство своего управляющего? Платон Петрович понял взгляд гостя и ответил с широкой улыбкой человека, которого ничто не смущает и не страшит:
– Именно об этом мы последнее время все толкуем с Дмитрием Ивановичем. И не просто толкуем. Он просто вынудил меня построить новые дома для рабочих мастерских тут, в Цветочном. Вот и Варвара Платоновна хлопочет о больнице, она же иногда учительствует в земской школе.
– Когда я бывал в Англии, то слышал там про одного чудака, который все свое состояние спустил, пытался новую жизнь построить, всех облагодетельствовать, всем помочь, – сказал Бархатов.
– И что из этого вышло? – поинтересовалась Варя.
– Ничего не вышло, разорился вчистую, а ведь был богатый человек. Вольнодумные идеи и погубили его капитал, – пожал плечами Юрий.
– Да и выйти не могло, – мягко, стараясь не горячиться, заметил Дмитрий. – Разве может один человек изменить что-либо? Тут важна роль государства. Вы изволили упоминать Англию.
Я там не бывал, но много читал об их порядках.
Насколько я могу судить, там нет такого бесправия, какое мы можем наблюдать в нашем отечестве.
– Да, – смеясь протянул Прозоров, – Дмитрий Иванович у нас известный поклонник всего английского!
Все заговорили разом, с большим жаром. Ибо ничто так не возбуждает красноречие, как беспокойство за судьбу отечества. Тотчас же нашлись свои западники и славянофилы, голоса стали громкими, речи опасно крамольными. Бархатов перестал быть центром внимания и, досадливо ткнул папиросой в пепельницу. Варвара тоже хотела вступить в дискуссию. Она была начитанная девушка, отец позволял ей даже баловаться запрещенными книжками, поэтому она отличалась самостоятельностью и резкостью суждений. Однако Варя перехватила предостерегающий взгляд Марго и в этот раз решила промолчать, чтобы ненароком не напугать соискателя руки и сердца широтой своих взглядов. Гости расходились заполночь, довольные собой, обильным застольем и гостеприимными хозяевами.
На завтра намечалась поездка в Павловск.
Приготовления к прогулке начались еще накануне. Более всего беспокоила погода. Уехать на целый день и попасть в проливной дождь было бы ужасно обидно. Наутро нарядный экипаж уже поджидал седоков у парадного крыльца. Небесная канцелярия порадовала ярким, но не изнуряющим солнцем и легким приятным ветерком. Павловский парк встретил аллеями могучих елей и стройных берез, живописными изгибами реки Славянки, по берегам которой открывались прелестные пейзажи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62