Но все-таки это сохранится и, если получит какой-то толчок, то может вновь заблистать, как блестит извлеченное из илистого ручья золото. И тогда они могли бы без страха вернуться назад и вырвать свой город из лап завоевателей. Тогда он недолго будет оставаться вороньим гнездом, кладбищем, а вновь станет тем, чем был до сегодняшнего дня: Садом короля — Мор-конза Шоннор.
Фигуры на доске исчезли.
— Я слышу внизу шаги, они сбиты с толку моим заклинанием, — сказал голос. — Мне осталось еще лишь несколько минут. Вполне достаточно, чтобы спрятать мою книгу и запечатать замок последним заклинанием. Хватит ли столетнего запрета? Нет, вороний народ может оставаться в силе и дольше. Тогда 300 лет! А потом… я надеюсь на то, что рука, покоящаяся на цветке, принадлежит кому-нибудь из моего народа. Или другу.
Пелена на доске разошлась, как круги на воде в ручье. Возникло лицо мужчины, бледное, искаженное, но гордое и упрямое.
— Итак, ты, кто слышал меня и видел мои картины, закрепленные здесь волшебством, будь мне и моим потомкам другом.
Его волосы были золотыми, как у Дирна. А глаза — такими же, как глаза Шона: голубыми. Затем он закрыл веки и картина растаяла, а доска стала пустой и безмолвной, как вначале.
Захидда протянула Шону серебряный кубок с вином.
— Пей! — сказала она. Ему вспомнилась их первая встреча в лесу. Тогда с ее губ слетело: «Давайте возьмем его с собой», и остальные истерически завизжали от восторга.
И все же он выпил. И вскоре вновь почувствовал, что у него есть тело, кости и кровь, а в груди вместо белесого тумана — сердце.
Девушка вновь мягко обратилась к нему. Очевидно, ей тоже вспомнился лес.
— Накануне той ночи, когда я скакала по лесу по ту сторону реки, я положила руку на выгравированный цветок, стена открылась, и я нашла книгу. Когда я коснулась ее, она заговорила, рассказав мне то же, что и тебе. Когда бы я ее ни коснулась, она говорит те же слова и показывает те же картины. Я не понимала этого. Но я испугалась, и это означало, что какая-то частичка меня поняла это. Так я и ускакала. Некоторые из нас скачут по лесу каждую ночь. Это традиция в Трясине Крея. Наш король вдохновляет нас на это. Если какие-нибудь варвары из деревень в западной части долины отваживаются остаться ночью в лесу, мы должны унизить их. Потом с ними что-то происходит, и их собственные родственники казнят их. Огромное наслаждение… У Крея много таких забав, как эта. Например, никто в этом городе не должен жить дольше 25 лет. Еще недавно он позволял своим людям жить до 35 лет — мой отец был одним из них. В его 35-й день рождения Крей вызвал его к себе и дал хрустальный кубок, наполненный ядом. Мой отец покорно проглотил яд и умер. Тогда мне было 6 лет. Теперь мне 16. Но ужас с тех пор сидит во мне. Другие сыновья и дочери Крея совсем не такие. Они переносят все подобно овцам, повинующимся своему пастуху. Но я с тех пор ненавижу Крея, и моя ненависть, кажется, придает мне волшебную силу или развивает способность воспринимать волшебство города. Потому что волшебен город, а не мы. Волшебник здесь только Крей. Он правит нашей расой 300 лет. Возможно ли это? Да, я верю, что это так. Но почему-то он всегда держал меня возле себя, поступал так, как будто я его любимица, и благодаря этой близости мне стало кое-что понятно, хотя я никогда не отваживалась показать это. Крей чувствует приближение смерти. Поэтому он поставил в зале бессмертную богоподобную статую — памятник самому себе. И он не хочет, чтобы хоть кто-нибудь из нас пережил его. Мы должны принять яд, каждый из нас, когда ему исполнится 25 лет. И мы должны… не можем рожать детей. Он наложил на нас это проклятье.
Она замолчала и посмотрела на Шона.
— Ты должна мне все рассказать, — сказал Шон. Он был оглушен, но какая-то часть его мозга работала, искала.
— Мне немного осталось рассказать тебе, — сказала Захидда. — Я нашла книгу и прослушала ее. Конечно, я держала это в тайне. Я поскакала в лес, и шары прокричали нам, что они обнаружили юношу. Мы преследовали тебя. Твои глаза оказались голубыми, как глаза мужчины на картине. Я помчалась обратно в город. Я начала все понимать, и меня обуял жуткий страх. Мы не имели никакого права на это место, благами которого едва умели пользоваться и слишком безоглядно наслаждались. Да, волшебник, который создал книгу, был мудр. Все силы, которыми мы обладали, покинули нас. Лишь Крей еще имеет силу, но он всем ненавистен и скоро умрет.
— А я? — очень тихо спросил Шон. — Я и мой народ?
— Вы — потомки волшебников, которые раньше правили городом, потомки тех, кого выгнала армия Крея. И все происходит так, как предсказал ваш предок-волшебник.
— Это действительно так? Правда, что мы дикие. Правда, что мы боимся сил, которые так или иначе возвращаются к нам, когда мы в лесу вспоминаем о подобных вам. Мы верим, что мы заколдованы духами. Одержимые. Хотя это всего лишь наша собственная волшебная кровь, которая волнуется в нас, воспоминание нашей расы. Спящая сила, которая передалась нам и которая проснулась от взгляда на драгоценные камни и крылья наших врагов из Трясины. Однако… мы слишком мало владеем этой силой. Сильна ли она так же, как и ваша?
— Да, — выдохнула Захидда. — По тому, как ты об этом говоришь, я узнаю твою силу. Ты должен снова научиться владеть ей, вот и все.
— Нет, — сказал он, тряся головой. — Я и наполовину не уверен в том, что говорю. Я вспоминаю о том, как летел над лесом, однако…
Кубок с вином выпал из его руки, и красное, как кровь, вино разлилось по ковру, на который 300 лет тому назад, видимо, действительно пролилась кровь. Виновата в этом была Захидда, схватившая Шона за запястье.
— Власть летать! — воскликнула она. Она смеялась. — Не один Крей может летать.
— Я видел, как он это делает, — возразил Шон. — С балкона в раскинувшийся под ним парк. Он летел и кричал мне, чтобы я следовал за ним, и я сломал бы себе шею, если бы он не поймал меня волшебной силой.
— Вовсе он тебя не ловил. Ты сам себя спас. Чтобы произвести впечатление на своих Детей, он регулярно бросается вниз с этого балкона. С помощью волшебного пояса, который он носит под одеждой, и заколдованной, тонкой, как нить, веревки, которая опускает его вниз и после приземления по его приказу растворяется. Он стар и почти ничего не весит. И кто, как ты думаешь, мой Шоннор, держит рукоятку системы блоков, с благодаря которой он так элегантно парит? Я!
Она вновь засмеялась. Шон, не знавший, радоваться ему или огорчаться, тоже засмеялся.
Они стояли, смеясь и держась за руки, а к ним уже входила Смерть.
Дверь в круглой стене исчезла, скользнув в сторону. Воздух стал душным. Волшебство Захидды иссякло.
Всюду господствовал Крей — одетый в черное, птицеголовый, один. Непобедимый.
Любые силы, любая уверенность таяли перед ним, как пламя свечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31