Деревенские жители оставили алтарь неприкосновенным.
За эти несколько дней жена охотника привязалась к девочке и полюбила ее, как полюбила бы дочь-сестру, которую боги пока что ей не даровали. Однако в деревенской одежде, с убранными волосами девочка казалась намного старше. Она выглядела не ребенком, но маленькой женщиной.
На пятый день жена охотника плакала, а девочка расчесывала ей волосы заботливыми руками, и ее глаза напоминали два солнца, затуманенных отдаленной добротой.
— Ты должен одолжить зееба, — сказала жена охотнику. — И отправиться на юг.
Он нахмурился, жена печально смотрела на него, а девочка молчала.
— Зачем?
— Она сказала мне — так же, как говорит все остальное. Она хочет, чтобы ты отвез ее в город и продал там, как рабыню.
— Есть закон, запрещающий продавать людей Равнин, — отозвался охотник.
— Сегодня она собирала травы в холмах, чтобы выкрасить кожу и волосы.
Охотник в изумлении уставился на девочку, будто видел ее впервые. В его душу проник неясный страх. При свете лампы он разглядел, что волосы девочки стали темно-каштановыми, как кора дерева, а кожа потемнела, хотя до сих пор на ней не было даже легчайшего загара.
На голубоватых холмах появились волки, черный и белый, и несколько миль бежали рядом с повозкой и зеебом. Девочка заботливо смотрела на них, но не произнесла ни звука. Однако волкам, судя по всему, было приятно то, что она говорила им мысленно.
Когда волки бросились назад и больше не вернулись, охотник произнес:
— Ты уносишь с собой удачу из моей деревни.
Однако он уже знал, что эти слова несправедливы, в чем сам смог убедиться в недалеком будущем.
Город Ольм располагался в туманных приграничных землях, там, где Ланн смыкался с Элиром. Над городом возвышались горные вершины, составляющие основу пейзажа. Когда-то между горными хребтами находилось древнее королевство Зор, теперь оставшееся без правителя и попавшее в зависимость от короля в Амланне. Все эти века Зор сохранял свою старую народную религию: там поклонялись женскому божеству, которому были посвящены змеи.
Повозки, трясущиеся по дороге на рынок Ольма, были полны самых разных товаров на продажу. Иногда на городском рынке продавали даже рабов, хотя в Ланнелире, как и в коренных ланнских землях, рабство было отменено. Редкое исключение составляли светловолосые выходцы из Шансара и Вардата, которые возродили ослабевшую было торговлю. Сейчас на втором континенте было без счета рабов-Висов, принадлежащих светловолосым хозяевам. Вот и сейчас на рынке Ольма стояли несколько белокурых вардийцев, торгующих плотью всех видов, и, прихлебывая вино из чаш, любовались женщиной на помосте. Это была танцовщица со змеями из Зора. Серебряные кольца огромной змеи обвивали ее бронзовое тело, а она проскальзывала сквозь них, чарующе выгибаясь.
Сафку, дочь ланнского наместника в Ольме, наблюдавшую за этим зрелищем сквозь занавески носилок, оно только злило. Впрочем, ее злило все: весь мир, собственная молодость и полное отсутствие каких-либо видов на будущее. В своих фантазиях она иногда представляла, что в один прекрасный день какой-нибудь лорд, путешествующий по Ланнелиру, увидит ее, прельстится и увезет прочь, в другой замечательный мир. Однако она знала, что слишком невзрачна, чтобы произвести на кого-то такое впечатление.
— Идите дальше, — равнодушно бросила она носильщикам.
Сопровождавший ее верховой склонился к носилкам и объяснил девушке очевидное: на их пути стоят вардийцы, которые вполне могут отказаться пропустить носилки, пока не закончился танец. Неужели ей так нужен скандал?
— Что ж, раз я должна ждать здесь, то хотя бы взгляну на прилавки, — вздохнула Сафка. С понурым выражением на лице она выбралась из носилок, сверкнув эмалевыми бусинами в волосах, и направилась вдоль торговых рядов. Телохранитель спешился и пошел за ней, привычно держа руку на рукояти меча.
Девушку везде узнавали и приветствовали со всей возможной учтивостью. Лишь вардийцы не обратили на нее никакого внимания.
Капризная и упрямая, Сафка эм Ольм без особой цели подошла к клеткам с разноцветными птицами, которые оказались прямо перед ней. Притворившись, будто внимательно разглядывает птиц, девушка исподтишка бросала взгляды на торговцев у помоста. Ей не нравилась ни белая кожа завоевателей, ни их язык, но сквозь всю неприязнь пробивалась мысль, что кто-нибудь из них мог бы счесть ее интересной, хотя бы потому, что она темна, а они светлы — красивый контраст...
Однако никто из них не обернулся в ее сторону.
Танцовщица на помосте закончила исполнять свой ритуал — для нее этот танец был ни больше ни меньше как ритуалом — и ушла прочь, опутанная змеей. Вскоре стало ясно, что теперь возвышение будет использовано для рабского аукциона.
Дочь наместника стояла под палящими лучами солнца, собираясь понаблюдать за торгами.
Вардийцы так и притягивали ее, в особенности один из них. Девушка задумалась, можно ли будет развлечься с этим чужеземцем. До восхода Застис оставалось совсем немного. Может ли этот человек оказаться хорошим любовником? Поговаривали, что мужчины из другого мира невосприимчивы к Застис, но разве так бывает?
Первые владельцы показали свой товар. Пока оценивали и продавали эту партию, вардийцы и пальцем не пошевелили. Вслед за ней на помосте оказались рабы из коренных земель Ланна — скованные одной цепью трое мужчин и несколько женщин. В них не было ничего исключительного, все имели неряшливый вид. Несомненно, до нынешнего положения их довели долги.
Один из вардийцев, тот самый, который привлек внимание Сафки, указал на последнюю из женщин.
О ней никак нельзя было сказать, что она неряшлива. Это была девочка лет одиннадцати или двенадцати, с длинными пышными волосами, с кожей, слишком светлой для чистых Висов, но чересчур смуглой, чтобы считаться одной из желтого народа.
— Двадцать медных парингов за ребенка, — выкрикнул вардиец.
— Двадцать, хозяин? Это не...
— Вардийская медь, а не грязная ланнская.
Сафка тут же перенесла свою злость на этого человека, говорившего с акцентом, позорившего ее страну... и даже не взглянувшего на нее!
— Десять парингов серебром, — выкрикнула она звонким, как колокольчик, голосом. — Отличное серебро из дома наместника. Ничего чужеземного.
Тут и там в ланнской толпе послышался смех.
Вардиец обернулся. Его взгляд был открытым, влекущим и одновременно таил угрозу. Девушка выдержала этот взгляд, хотя лоб ее покрылся потом. Невольно ее пальцы накрыли счастливый браслет, который она носила на левом запястье и никогда не снимала. Не торопясь, вардиец снова повернулся к помосту.
— Пятнадцать парингов вардийского серебра, во имя Ральднора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151