Вертеть толпой так же просто, как ветру — крутить флюгер. Для этого годятся слухи, публичные выступления, внезапные проявления щедрости. Торговцев всегда можно подкупить. Верхушка власти тоже продается и покупается. Правда, попадались слишком алчные глупцы, а также честные люди, которые с содроганием следили за полным разворотом Лилии в сторону Закориса. Пока по столице ходили только слухи, но слухи надежные, ведущие прямо к дворцу и хорошо оплаченные. А потому даже самые неосведомленные осознавали, что едва ближайшая весна отомкнет восточные моря, на них обрушатся вся мощь и все самолюбие Черного Леопарда, неважно, будет тот врагом или союзником.
Донесения из Ланна, как обычно, задерживались. Скорее всего, ничего не придет до самой оттепели, ибо правление Ральднора эм Иоли отличалось заторможенностью и плохой организацией.
Делая Ральднора центральной фигурой «миссии милосердия» в Ланне и Элире, Кесар преследовал двойную цель. Во-первых, восточные земли требовалось запугать, показать им кнут — и Ральднор справился с этим как нельзя лучше. Его действия оказались именно такими, как и ожидалось — резкими, непредсказуемыми и несправедливыми. Теперь, когда грязная работа сделана, можно поставить более мягкого наместника. Покоренное население требовалось успокоить некоторым количеством бальзама на раны и тем усыпить его бдительность.
В то же время данный расклад позволил выманить Ральднора из Кармисса, где он слишком высоко взлетел на крыльях удачи. В отсутствие хозяина назначался временный управляющий его владениями, что было разумно и привычно для Истриса. Эта традиция давала возможность провести детальную проверку дел Ральднора, против которой он, собственно, и не возражал. Более того, он явно подготовился к такой проверке. Во всяком случае, сколь тщательно Кесар ни рылся в его владениях, он не смог обнаружить ничего, что можно поставить в вину. И это было странно. Уж он-то знал, как обычно пользуются властью люди, подобные эм Иоли. Этот факт наводил на мысль о заблаговременной и основательной подчистке дел, предпринятой ради покрытия более серьезного проступка.
Приговор Ральднору был уже вынесен. В этом тоже не было ничего необычного: каждый, кто попал в круг приближенных, готовился рано или поздно принять наказание. Но пока эм Иоли находился далеко за морем, к тому же, как свойственно многим, впадал зимой в подобие спячки и не ждал никаких неприятностей.
Последний час Кесар провел в зале Совета. В числе прочих был решен вопрос об отставке Ральднора с поста в Ланне. Разногласий здесь не возникло. Никто из членов совета не столкнулся с неприметным проходимцем ланнской наружности на ступенях задней лестницы, ведущей в королевские покои. Кесар же никогда не забывал о пользе этой лестницы.
Он вообще мало что забывал. Он запоминал лицо любого жителя второго континента лучше, чем, к примеру, Сузамун — лицо какого-нибудь Виса. Однако все шансарцы, вардийцы и ваткрианцы, занимавшие ключевые посты в армии Кесара, в совете и при дворе, постоянно задабривались и подкупались. Будучи все до одного продажными, они всегда были готовы припомнить своему королю, что он наполовину их крови.
Не забывал король и богиню, невзирая на то, что в Вольном Закорисе считали иначе. В дни своего регентства Кесар укрепил Ее культ и восстановил Ее дом, который Она разрушила в гневе на семью Сузамуна. Новая статуя почти полностью воспроизводила ту, что когда-то установили шансарцы. Она стала лишь чуть поменьше и еще более красноречиво женственной. Поскольку это была богиня-женщина, то неудивительно, что в первую очередь ей поклонялись женщины. Благодаря обнаженной груди, которая наводила на мысль о священной проституции, ее стали соотносить с Ясмис. В этом тоже не было ничего удивительного — довольно долго богине пришлось обитать в ее храме. Где-то на третьем году правления Кесара в нижнем городе богиню стали называть Ашьясми. По ее примеру и другие божества восстановили свои храмы в Истрисе. Кесар, который не верил ни в кого из них, тем не менее всем преподносил щедрые дары. Ашаре-Ашкар-Анакир-Ашьясми он подарил черный жемчуг. Его так густо вплели в ее золотые волосы, что при взгляде снизу они казались черными.
В противовес обычной ланнской лени, к полудню пришли донесения от разведчиков на западе. Правда, в них говорилось не столько об Йиле, брюхе Леопарда, сколько о его элисаарских мозгах. Сообщалось, что после появления Катуса с Вольным Закорисом стало возможно иметь дело.
Из Дорфара ничего не было. Корабли, вышедшие из Тоса на Континент-Побратим, ожидались обратно до окончания снегов — в южных морях погода не столь переменчива. Вот тогда, и не раньше, могут появиться новости. Поддерживая лицемерную идею нерушимого братства с Шансаром, Кесар отправил туда же своего личного посла.
Под всеми этими донесениями лежало запечатанное письмо без всякой печати.
Она уже писала ему примерно с полмесяца назад. Ее почерк был совсем не таким, как у его сестры: твердые, прямые буквы к концу письма делались размашистее и злее. Она снова просила отпустить ее к Ральданашу, словно тот готов был принять ее обратно.
Кесар взял в руки письмо. Теперь он стал старше и умнее. Писать ей он не станет ни при каких обстоятельствах.
И никогда не пожалеет о том, что захватил ее. Эта женщина принадлежит ему, поэтому она здесь. А все остальное — преходяще.
Он сломал воск и принялся читать послание.
На миг ему показалось, будто всплыло откуда-то из глубин памяти, что он уже переживал подобное — или думал, что переживает. Но то ли это ускользнуло от него, то ли вовсе никогда не было. Спросить было не у кого, кроме отражения в зеркале.
Дорога до деревни заняла у него две трети зимнего дня, еще час ушел на то, чтобы добраться до самого дома. Это была хорошо обставленная усадьба с садом и высокой оградой — одно из многочисленных сельских поместий принца Джорнила.
С утра подъезд к дому был расчищен, но снегопад и поднявшийся ветер снова все замели. Он оставил зеебов и своих людей у входа и пешком пошел к дому. Ему снова вспомнился Анкабек — светильник, трепещущий на сквозняке у двери, темный коридор за ней. И еще умирающий цветок у нее на подушке, его подарок, почему-то источающий аромат Вал-Нардии, а не свой собственный.
Он подождал в гостиной, пока слуга бегал звать пленницу.
Менее чем через три минуты спустилась Улис-Анет.
В прошлую встречу она встретила его в старом платье и без краски на лице. Теперь же все было на месте, включая цветную эмаль на ногтях и алмазные звезды в прическе.
Они были почти неотличимы — и все-таки совсем не одно и то же. Чем больше Улис-Анет походила на Вал-Нардию, тем меньше она являлась ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151