Знаете, я думаю — хорошо, что мы продержались все это время. Мы были хранителями подлинных находок и заставили Федерацию изготовить эти несчастные копии…
Должно быть, Касси побывала здесь, но это было год назад. Что она видела — оригиналы или копии? Копии могут быть столь совершенны, что совсем не отличаются от подлинника. И все же, если бы кулон, что сейчас висит у меня на шее, лежал в хранилище на Земле, а у меня на груди пульсировала бы копия — что бы это изменило?
Как и предупреждал меня смотритель, в бывшей ризнице, ныне музее, царил полумрак. После солнечного ливня из церковных витражей мне было приятно очутиться в скудно освещенном подвале. Вдоль стен стояли экспозиционные модули из тех, что используются во всех музеях — они позволяют хранить экспонаты в неприкосновенности и в то же время дают возможность осмотреть их со всех сторон.
— Тут очень темно, — сказал провожатый. — Но модули, конечно, подсвечиваются. Вот, смотрите, — мы подошли к первому из них, и он тут же засиял — неярко, словно заря.
Плита, которая когда-то преградила мне путь. Гладкая, как шелк, и почти лишенная примет, за исключением того, что там, Сабелла, была трещина, которую ты никогда прежде не видела своими глазами, ты нашла ее ощупью. Трещина, в которой, словно горный хрусталь, лежала твоя судьба.
— Видите крошечную ложбинку вон там? — услужливо пояснял смотритель. — Никто так и не догадался, для чего она могла предназначаться. Чтобы разрезать такую плиту, требуется мощный лазер, не меньше. Взгляните, далее объект представлен в разрезе.
Осветился следующий модуль. Саркофаг, расколотый, будто грецкий орех.
Сердце бешено заколотилось. Просто невозможно остаться в живых, если сердце бьется так часто.
— А вот здесь мы будто попадаем внутрь…
Включилась подсветка третьего модуля. Да, вот оно. Чем бы оно ни было. Это было похоже на пучки желтых струн и серой проволоки. А потом я поняла, что передо мной череп — совсем как человеческий, совершенно обычный и вполне мертвый.
— Здесь перед нами марсианин, — провозгласил смотритель. — Точнее, новомарсианин. Не прах, но кости. Теперь взгляните на одеяния, в которые было задрапировано тело покойного, — он устремился к следующему модулю.
Кости истлели, но саван — нет. Это был кусок ткани, больше всего похожей на очень хороший искусственный шелк и лишь самую малость потускневшей от времени. Рисунок или, возможно, вышивка на ней была четкой, как фотография: мужчина склонился, чтобы испить из чаши, которую подавала ему женщина. Оба были обнаженные, безволосые, но очень красивые. Рядом с первой была изображена еще одна пара — или, скорее, те же самые мужчина и женщина, как рисуют в комиксах, развивая сюжет. Женщина целовала мужчину в шею. Оба рисунка выглядели очень мирно и невинно, если не считать капли кулона на шее у женщины. На первом рисунке капля была бесцветной, как белый бриллиант, на втором — красной.
— Боюсь, теория здесь несколько хромает, — произнес смотритель. — Вам интересно? Одно время шли жаркие споры, стоит ли хранить подобные экспонаты в подвале церкви, если теория верна. Однако, бесспорно, лучшее место для зла — прямо под оком у Господа. Если, конечно, это и вправду зло.
— Было бы интересно послушать.
— Ну, прежде всего, сюжет этих изображений не содержит ничего особенного — исполнение супружеского долга, семейный быт. Потом за дело взялись специалисты по визуальной семантике. Идея состояла в том, что поскольку нам показаны два достаточно специфических действия, между ними должна быть определенная взаимосвязь. На первом рисунке женщина подносит мужчине чашу, и он пьет. На втором он дает напиться женщине, — смотритель умолк и с опаской покосился на меня. После того, как я сорвалась, услышав ангела, он боялся моей излишне нервной реакции на его слова. — Я имею в виду, что она пьет кровь из его сонной артерии. Следовательно, если теоретики не ошибаются, мы имеем дело с вампиризмом. Скорее всего, в этом нет ничего сверхъестественного, возможно, это просто ритуал. Мы так мало знаем о новомарсианах… — и он ударился в рассуждения, как еще можно трактовать изображение на саване.
Я стояла и вызывала в памяти тот приезд Касси в гости к матери. Тетушка вообще не обращала на меня никакого внимания — пока не перечитала материнские письма с недоговорками и намеками. Мама, наверное, ты видела камень и рассказала о нем своей сестре. Я знаю, ты видела его, и когда он был чист и прозрачен, и когда бывал кровавым. И этого хватило, чтобы Касси уловила связь между копиями в церковном подвале, которые, как она считала, показал ей сам Господь — и мною…
— Но суеверие подобно вину — от пристрастия к нему очень трудно избавиться, — тем временем говорил мой гид. — Худшие времена для нашей экспозиции наступили, когда строительный робот извлек из-под земли кости.
Я кое-что поняла про этого человека. Невзирая на то, что он волновался за меня, причем вполне искренне, он все же привел меня сюда, вниз, потому что после случая с ангелом был уверен, что моя реакция на его экскурс будет крайне эмоциональной, возможно, даже истеричной. Много месяцев у него не было посетителей, перед которыми он мог бы потешить самолюбие, и когда я закричала в церкви, где-то в глубине темной стороны его души нарисовалась картина, как я еще немного повизжу среди экспонатов. А я вот не стала. И теперь он ждал. Пора было хоть что-нибудь сказать.
— Вы хотите сказать, что были найдены и другие захоронения?
— В некотором смысле. На самом деле я имел в виду, что за пределами собственно могилы, в подземном тоннеле, были обнаружены человеческие кости.
Наверное, я ослышалась. Такого не могло быть.
— Человеческие?
— О да. И эта загадка вызвала множество глупейших пересудов со стороны противников того, что мы храним здесь артефакты захоронения. Я помню одну леди, которая приехала сюда аж из самого Ареса, чтобы высказаться. У нее еще была такая громкая фамилия… что-то вроде Куперман…
— Коберман, — машинально поправила я, не успев прикусить язык.
— Точно! По-моему, именно так ее и звали. А откуда вы знаете?
— Коберман — весьма известное в Аресе имя. Очень богатое семейство бизнесменов.
— Могу поверить. Так вот, эта леди очень много говорила о Боге и о том, в каком долгу она перед Ним. Она, не побоюсь этого слова, пугала меня. Но оказалось, что все ее возражения против музея совершенно беспочвенны, она даже не знала о человеческих останках. И тогда Пеннингтон, тогдашний смотритель, проболтался ей о них. Леди побледнела как смерть. Это был первый случай, когда женщина потеряла сознание в нашей церкви — вы едва не стали второй. А когда она пришла в себя, то, представьте, заявила, что у нее было видение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Должно быть, Касси побывала здесь, но это было год назад. Что она видела — оригиналы или копии? Копии могут быть столь совершенны, что совсем не отличаются от подлинника. И все же, если бы кулон, что сейчас висит у меня на шее, лежал в хранилище на Земле, а у меня на груди пульсировала бы копия — что бы это изменило?
Как и предупреждал меня смотритель, в бывшей ризнице, ныне музее, царил полумрак. После солнечного ливня из церковных витражей мне было приятно очутиться в скудно освещенном подвале. Вдоль стен стояли экспозиционные модули из тех, что используются во всех музеях — они позволяют хранить экспонаты в неприкосновенности и в то же время дают возможность осмотреть их со всех сторон.
— Тут очень темно, — сказал провожатый. — Но модули, конечно, подсвечиваются. Вот, смотрите, — мы подошли к первому из них, и он тут же засиял — неярко, словно заря.
Плита, которая когда-то преградила мне путь. Гладкая, как шелк, и почти лишенная примет, за исключением того, что там, Сабелла, была трещина, которую ты никогда прежде не видела своими глазами, ты нашла ее ощупью. Трещина, в которой, словно горный хрусталь, лежала твоя судьба.
— Видите крошечную ложбинку вон там? — услужливо пояснял смотритель. — Никто так и не догадался, для чего она могла предназначаться. Чтобы разрезать такую плиту, требуется мощный лазер, не меньше. Взгляните, далее объект представлен в разрезе.
Осветился следующий модуль. Саркофаг, расколотый, будто грецкий орех.
Сердце бешено заколотилось. Просто невозможно остаться в живых, если сердце бьется так часто.
— А вот здесь мы будто попадаем внутрь…
Включилась подсветка третьего модуля. Да, вот оно. Чем бы оно ни было. Это было похоже на пучки желтых струн и серой проволоки. А потом я поняла, что передо мной череп — совсем как человеческий, совершенно обычный и вполне мертвый.
— Здесь перед нами марсианин, — провозгласил смотритель. — Точнее, новомарсианин. Не прах, но кости. Теперь взгляните на одеяния, в которые было задрапировано тело покойного, — он устремился к следующему модулю.
Кости истлели, но саван — нет. Это был кусок ткани, больше всего похожей на очень хороший искусственный шелк и лишь самую малость потускневшей от времени. Рисунок или, возможно, вышивка на ней была четкой, как фотография: мужчина склонился, чтобы испить из чаши, которую подавала ему женщина. Оба были обнаженные, безволосые, но очень красивые. Рядом с первой была изображена еще одна пара — или, скорее, те же самые мужчина и женщина, как рисуют в комиксах, развивая сюжет. Женщина целовала мужчину в шею. Оба рисунка выглядели очень мирно и невинно, если не считать капли кулона на шее у женщины. На первом рисунке капля была бесцветной, как белый бриллиант, на втором — красной.
— Боюсь, теория здесь несколько хромает, — произнес смотритель. — Вам интересно? Одно время шли жаркие споры, стоит ли хранить подобные экспонаты в подвале церкви, если теория верна. Однако, бесспорно, лучшее место для зла — прямо под оком у Господа. Если, конечно, это и вправду зло.
— Было бы интересно послушать.
— Ну, прежде всего, сюжет этих изображений не содержит ничего особенного — исполнение супружеского долга, семейный быт. Потом за дело взялись специалисты по визуальной семантике. Идея состояла в том, что поскольку нам показаны два достаточно специфических действия, между ними должна быть определенная взаимосвязь. На первом рисунке женщина подносит мужчине чашу, и он пьет. На втором он дает напиться женщине, — смотритель умолк и с опаской покосился на меня. После того, как я сорвалась, услышав ангела, он боялся моей излишне нервной реакции на его слова. — Я имею в виду, что она пьет кровь из его сонной артерии. Следовательно, если теоретики не ошибаются, мы имеем дело с вампиризмом. Скорее всего, в этом нет ничего сверхъестественного, возможно, это просто ритуал. Мы так мало знаем о новомарсианах… — и он ударился в рассуждения, как еще можно трактовать изображение на саване.
Я стояла и вызывала в памяти тот приезд Касси в гости к матери. Тетушка вообще не обращала на меня никакого внимания — пока не перечитала материнские письма с недоговорками и намеками. Мама, наверное, ты видела камень и рассказала о нем своей сестре. Я знаю, ты видела его, и когда он был чист и прозрачен, и когда бывал кровавым. И этого хватило, чтобы Касси уловила связь между копиями в церковном подвале, которые, как она считала, показал ей сам Господь — и мною…
— Но суеверие подобно вину — от пристрастия к нему очень трудно избавиться, — тем временем говорил мой гид. — Худшие времена для нашей экспозиции наступили, когда строительный робот извлек из-под земли кости.
Я кое-что поняла про этого человека. Невзирая на то, что он волновался за меня, причем вполне искренне, он все же привел меня сюда, вниз, потому что после случая с ангелом был уверен, что моя реакция на его экскурс будет крайне эмоциональной, возможно, даже истеричной. Много месяцев у него не было посетителей, перед которыми он мог бы потешить самолюбие, и когда я закричала в церкви, где-то в глубине темной стороны его души нарисовалась картина, как я еще немного повизжу среди экспонатов. А я вот не стала. И теперь он ждал. Пора было хоть что-нибудь сказать.
— Вы хотите сказать, что были найдены и другие захоронения?
— В некотором смысле. На самом деле я имел в виду, что за пределами собственно могилы, в подземном тоннеле, были обнаружены человеческие кости.
Наверное, я ослышалась. Такого не могло быть.
— Человеческие?
— О да. И эта загадка вызвала множество глупейших пересудов со стороны противников того, что мы храним здесь артефакты захоронения. Я помню одну леди, которая приехала сюда аж из самого Ареса, чтобы высказаться. У нее еще была такая громкая фамилия… что-то вроде Куперман…
— Коберман, — машинально поправила я, не успев прикусить язык.
— Точно! По-моему, именно так ее и звали. А откуда вы знаете?
— Коберман — весьма известное в Аресе имя. Очень богатое семейство бизнесменов.
— Могу поверить. Так вот, эта леди очень много говорила о Боге и о том, в каком долгу она перед Ним. Она, не побоюсь этого слова, пугала меня. Но оказалось, что все ее возражения против музея совершенно беспочвенны, она даже не знала о человеческих останках. И тогда Пеннингтон, тогдашний смотритель, проболтался ей о них. Леди побледнела как смерть. Это был первый случай, когда женщина потеряла сознание в нашей церкви — вы едва не стали второй. А когда она пришла в себя, то, представьте, заявила, что у нее было видение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41