КРЫЛЬЯ НОЧИ
- Черт подери всех марсияшек! - тонкие губы Толстяка Уэлша выплюнули
эти слова со всей злобой, на какую способен оскорбленный представитель
высшей расы. - Взяли такой отличный груз, лучшего иридия ни на одном
астероиде не сыщешь, только-только дотянули до Луны - и, не угодно ли,
опять инжектор барахлит. Ну, попадись мне еще разок этот марсияшка...
- Ага. - Тощий Лейн нашарил позади себя гаечный ключ с изогнутой
рукояткой и, кряхтя и сгибаясь в три погибели, снова полез копаться в
нутре машинного отделения. - Ага. Знаю. Сделаешь из него котлету. А может,
ты сам виноват? Может, марсиане все-таки тоже люди? Лиро Бмакис тебе ясно
сказал, чтобы полностью разобрать и проверить инжектор, нужно два дня. А
ты что? Заехал ему в морду, облаял его дедов и прадедов и дал ровным
счетом восемь часов на всю починку. А теперь хочешь, чтоб он при такой
спешке представил тебе все в ажуре... Ладно, хватит, дай-ка лучше
отвертку.
К чему бросать слова на ветер? Сто раз он спорил с Уэлшем - и все без
толку. Толстяк - отличный космонавт, но начисто лишен воображения, никак
не позабудет бредятину вроде той, что люди, мол, для того и созданы, чтоб
помыкать всеми иными племенами. А впрочем, если бы Толстяк его и понял,
так ничего бы не выиграл. Лейн и высоким идеалам цену знает, что от них
толку.
Он-то к окончанию университета получил лошадиную дозу этих самых
идеалов да еще солидное наследство - хватило бы на троих - и вдохновенно
ринулся в бой. Писал и печатал книги, произносил речи, беседовал с
официальными лицами, вел переговоры в кулуарах, вступал в разные общества
и сам их создавал и выслушал по своему адресу немало брани. А теперь он,
ради хлеба насущного, перевозит грузы по трассе Земля-Марс на старой,
изношенной ракете; на четверть ракета - его собственность. А тремя
четвертями владеет Толстяк Уэлш, который возвысился до этого без помощи
каких-либо идеалов, хотя начинал уборщиком в метро.
- Ну? - спросил Толстяк, когда Лейн вылез наружу.
- Ничего. Не могу я это исправить, слабовато разбираюсь в
электронике. Что-то разладилось в реле прерывателя, по по индикаторам не
поймешь, где непорядок, а наобум искать опасно.
- Может, до Земли дотянем?
Тощий покачал головой.
- Навряд ли. Лучше сядем где-нибудь на Луне, если ты сумеешь дотащить
нашу посудину. Тогда, может, и найдем поломку, прежде чем кончится воздух.
Толстяку тоже это приходило в голову. Пытаясь как-то уравновесить
перебои в подаче горючего и кляня лунное притяжение - хоть и слабое, оно
порядком мешало, - он повел ракету к намеченному месту: посреди небольшой
равнины он высмотрел на редкость чистую и гладкую площадку, без каменных
обломков и выбоин.
- Пора бы тут устроить аварийную станцию, - пробурчал он.
- Когда-то станция была, - сказал Лейн. - Но ведь на Луну никто не
летает, и пассажирским кораблям тут садиться незачем, проще выпустить
закрылки и сесть в земной атмосфере, чем тратить здесь горючее. А
грузовики вроде нас не в счет. Странно, какая ровная и чистая эта
площадка, мы в миле, не выше, и ни одной метеоритной царапинки не видно.
- Стало быть, нам повезло. Не хотел бы я шлепнуться в какой-нибудь
кратеришко и сбить дюзу или пропороть обшивку. - Толстяк взглянул на
высотомер и на указатель скорости спуска. - Мы здорово грохнемся. Если...
эй, что за черт?
Тощий Лейн вскинул глаза на экран: в тот миг, как они готовы были
удариться о поверхность, ровная площадка раскололась надвое, половинки
плавно скользнули в стороны - и ракета стала медлительно опускаться в
какой-то кратер; он быстро расширялся, дна не было видно; рев двигателей
вдруг стал громче. А экраны верхнего обзора показали, что над головой
опять сошлись две прозрачные пластины. Веря и не веря собственным глазам,
Лейн уставился на указатель высоты.
- Опустились на сто шестьдесят миль и попались в ловушку! Судя по
шуму, тут есть воздух. Что за капкан, откуда он взялся? Бред какой-то!
- Сейчас не до того. Обратно не проскочить, пойдем вниз, а там
разберемся. Черт, неизвестно еще, какая внизу площадка.
В таких вот случаях очень кстати, что Толстяк не страдает избытком
воображения. Делает свое дело - опускается в исполинском кратере, будто на
космодроме в Йорке, и занят только неравномерностью вспышек из-за
барахлящего инжектора, а что ждет на дне, ему плевать. Тощий удивленно
посмотрел на Толстяка, потом вновь уставился на экраны - может, удастся
понять, кто и зачем построил этот капкан.
Лъин лениво поворошил кучку песка и истлевшего сланца, выудил
крохотный красноватый камешек, с первого раза не замеченный, и медленно
поднялся на ноги. Спасибо Великим, очень вовремя они послали ему осыпь:
старые грядки столько раз перерыты, что уже совсем истощились. Чуткими
ноздрями он втянул запах магния, немножко пахло железом, и серы тут
сколько угодно, все очень, очень кстати. Правда, он-то надеялся найти медь
- хоть щепотку. А без меди...
Он отогнал эту мысль, как отгонял уже тысячи раз, и подобрал грубо
сработанную корзину, набитую камешками пополам с лишайником, которым
заросла эта часть кратера. Одной рукой растер в пыль осколок
выветрившегося камня заодно с клочком лишайника и все вместе отправил в
рот. Благодарение Великим за эту осыпь! Приятно ощущать на языке душистый
магний, и лишайник тоже вкусный, сочный, потому что почва вокруг
неистощенная. Если бы еще хоть крупицу меди - больше и желать нечего.
Лъин печально вильнул гибким хвостом, крякнул и побрел назад, к себе
в пещеру; мельком глянул вверх, на далекий свод. Там, наверху, за много
миль, ослепительно сверкал луч света и, постепенно слабея и тускнея, слой
за слоем пронизывал воздух. Значит, долгий лунный день близится к полудню,
скоро солнце станет прямо над сторожевым шлюзом, и луч будет падать
отвесно. Шлюз чересчур высоко, отсюда не увидишь, но Лъин знает: там, где
покатые стены исполинской долины упираются в свод, есть перекрытое
отверстие. Долгие тысячелетия вырождалось и вымирало племя Лъина, а свод
все держится, хоть опорой ему служат только стены, образующие круг около
пятидесяти миль в поперечнике, неколебимые, куда более прочные, чем сам
кратер - единственный и вечный памятник былому величию его народа.
Лъин об этом не задумывался, он просто _з_н_а_л_: свод не создан
природой, его построили в те времена, когда Луна теряла остатки
разреженной атмосферы и племя напоследок вынуждено было искать прибежища в
самом глубоком кратере, где кислород можно было удержать, чтобы не
улетучивался.
1 2 3 4 5 6 7
- Черт подери всех марсияшек! - тонкие губы Толстяка Уэлша выплюнули
эти слова со всей злобой, на какую способен оскорбленный представитель
высшей расы. - Взяли такой отличный груз, лучшего иридия ни на одном
астероиде не сыщешь, только-только дотянули до Луны - и, не угодно ли,
опять инжектор барахлит. Ну, попадись мне еще разок этот марсияшка...
- Ага. - Тощий Лейн нашарил позади себя гаечный ключ с изогнутой
рукояткой и, кряхтя и сгибаясь в три погибели, снова полез копаться в
нутре машинного отделения. - Ага. Знаю. Сделаешь из него котлету. А может,
ты сам виноват? Может, марсиане все-таки тоже люди? Лиро Бмакис тебе ясно
сказал, чтобы полностью разобрать и проверить инжектор, нужно два дня. А
ты что? Заехал ему в морду, облаял его дедов и прадедов и дал ровным
счетом восемь часов на всю починку. А теперь хочешь, чтоб он при такой
спешке представил тебе все в ажуре... Ладно, хватит, дай-ка лучше
отвертку.
К чему бросать слова на ветер? Сто раз он спорил с Уэлшем - и все без
толку. Толстяк - отличный космонавт, но начисто лишен воображения, никак
не позабудет бредятину вроде той, что люди, мол, для того и созданы, чтоб
помыкать всеми иными племенами. А впрочем, если бы Толстяк его и понял,
так ничего бы не выиграл. Лейн и высоким идеалам цену знает, что от них
толку.
Он-то к окончанию университета получил лошадиную дозу этих самых
идеалов да еще солидное наследство - хватило бы на троих - и вдохновенно
ринулся в бой. Писал и печатал книги, произносил речи, беседовал с
официальными лицами, вел переговоры в кулуарах, вступал в разные общества
и сам их создавал и выслушал по своему адресу немало брани. А теперь он,
ради хлеба насущного, перевозит грузы по трассе Земля-Марс на старой,
изношенной ракете; на четверть ракета - его собственность. А тремя
четвертями владеет Толстяк Уэлш, который возвысился до этого без помощи
каких-либо идеалов, хотя начинал уборщиком в метро.
- Ну? - спросил Толстяк, когда Лейн вылез наружу.
- Ничего. Не могу я это исправить, слабовато разбираюсь в
электронике. Что-то разладилось в реле прерывателя, по по индикаторам не
поймешь, где непорядок, а наобум искать опасно.
- Может, до Земли дотянем?
Тощий покачал головой.
- Навряд ли. Лучше сядем где-нибудь на Луне, если ты сумеешь дотащить
нашу посудину. Тогда, может, и найдем поломку, прежде чем кончится воздух.
Толстяку тоже это приходило в голову. Пытаясь как-то уравновесить
перебои в подаче горючего и кляня лунное притяжение - хоть и слабое, оно
порядком мешало, - он повел ракету к намеченному месту: посреди небольшой
равнины он высмотрел на редкость чистую и гладкую площадку, без каменных
обломков и выбоин.
- Пора бы тут устроить аварийную станцию, - пробурчал он.
- Когда-то станция была, - сказал Лейн. - Но ведь на Луну никто не
летает, и пассажирским кораблям тут садиться незачем, проще выпустить
закрылки и сесть в земной атмосфере, чем тратить здесь горючее. А
грузовики вроде нас не в счет. Странно, какая ровная и чистая эта
площадка, мы в миле, не выше, и ни одной метеоритной царапинки не видно.
- Стало быть, нам повезло. Не хотел бы я шлепнуться в какой-нибудь
кратеришко и сбить дюзу или пропороть обшивку. - Толстяк взглянул на
высотомер и на указатель скорости спуска. - Мы здорово грохнемся. Если...
эй, что за черт?
Тощий Лейн вскинул глаза на экран: в тот миг, как они готовы были
удариться о поверхность, ровная площадка раскололась надвое, половинки
плавно скользнули в стороны - и ракета стала медлительно опускаться в
какой-то кратер; он быстро расширялся, дна не было видно; рев двигателей
вдруг стал громче. А экраны верхнего обзора показали, что над головой
опять сошлись две прозрачные пластины. Веря и не веря собственным глазам,
Лейн уставился на указатель высоты.
- Опустились на сто шестьдесят миль и попались в ловушку! Судя по
шуму, тут есть воздух. Что за капкан, откуда он взялся? Бред какой-то!
- Сейчас не до того. Обратно не проскочить, пойдем вниз, а там
разберемся. Черт, неизвестно еще, какая внизу площадка.
В таких вот случаях очень кстати, что Толстяк не страдает избытком
воображения. Делает свое дело - опускается в исполинском кратере, будто на
космодроме в Йорке, и занят только неравномерностью вспышек из-за
барахлящего инжектора, а что ждет на дне, ему плевать. Тощий удивленно
посмотрел на Толстяка, потом вновь уставился на экраны - может, удастся
понять, кто и зачем построил этот капкан.
Лъин лениво поворошил кучку песка и истлевшего сланца, выудил
крохотный красноватый камешек, с первого раза не замеченный, и медленно
поднялся на ноги. Спасибо Великим, очень вовремя они послали ему осыпь:
старые грядки столько раз перерыты, что уже совсем истощились. Чуткими
ноздрями он втянул запах магния, немножко пахло железом, и серы тут
сколько угодно, все очень, очень кстати. Правда, он-то надеялся найти медь
- хоть щепотку. А без меди...
Он отогнал эту мысль, как отгонял уже тысячи раз, и подобрал грубо
сработанную корзину, набитую камешками пополам с лишайником, которым
заросла эта часть кратера. Одной рукой растер в пыль осколок
выветрившегося камня заодно с клочком лишайника и все вместе отправил в
рот. Благодарение Великим за эту осыпь! Приятно ощущать на языке душистый
магний, и лишайник тоже вкусный, сочный, потому что почва вокруг
неистощенная. Если бы еще хоть крупицу меди - больше и желать нечего.
Лъин печально вильнул гибким хвостом, крякнул и побрел назад, к себе
в пещеру; мельком глянул вверх, на далекий свод. Там, наверху, за много
миль, ослепительно сверкал луч света и, постепенно слабея и тускнея, слой
за слоем пронизывал воздух. Значит, долгий лунный день близится к полудню,
скоро солнце станет прямо над сторожевым шлюзом, и луч будет падать
отвесно. Шлюз чересчур высоко, отсюда не увидишь, но Лъин знает: там, где
покатые стены исполинской долины упираются в свод, есть перекрытое
отверстие. Долгие тысячелетия вырождалось и вымирало племя Лъина, а свод
все держится, хоть опорой ему служат только стены, образующие круг около
пятидесяти миль в поперечнике, неколебимые, куда более прочные, чем сам
кратер - единственный и вечный памятник былому величию его народа.
Лъин об этом не задумывался, он просто _з_н_а_л_: свод не создан
природой, его построили в те времена, когда Луна теряла остатки
разреженной атмосферы и племя напоследок вынуждено было искать прибежища в
самом глубоком кратере, где кислород можно было удержать, чтобы не
улетучивался.
1 2 3 4 5 6 7