- Я думал, вы меня просто обрежете, как всех, к всенародному движению присоедините, а вы? Как же я теперь, а?
- Не спорь! - строго произнес Моисей Шуб, эффектно стряхивая в раковину комок пены с подмигнувшего на миг ярчайшим светом лезвия опасной бритвы. - Так нужно. Да тебе и самому лучше будет, уж ты поверь.
Костя сразу заметил его переход с «вы» на «ты», но это почему-то никак не задело его. Раньше, в той жизни, вот еще час назад, он обязательно постарался бы выяснить причину такого к себе неуважения, а теперь ему было все равно. Его не удивила и цена «услуг», которую сухо и негромко назначил Моисей Шуб («Пятьсот условных единиц. Можно рублями»), когда, непочтительно-небрежно утерев Косте лицо полотенцем, помогал ему подняться с кресла и сделать несколько шагов.
- Карточка-то хоть есть у тебя? - спросил палач, принимая несколько новешеньких вашингтонов, которые Костя вынул из бумажника на глазок, не считая. - Или хоть так телефон дай - мы тебе на работу позвоним, отговорим тебя на сегодня, так и быть.
Теперь Костя стоял, расставив неверные ноги, посередине зала, и боялся поднять глаза на присутствующих, которые расположились полукругом перед ним. Смотрел он вниз и узнавал чудовищного размера галоши, из которых наружу выпирали цыганского оттенка излишки старухиных ног, голых и желвакастых; высокие, светлой замши ботинки батыя; пальчики Инги, трогательно выглядывавшиеся из-под кожаных перепонок шлепанцев, и растоптанные черные мокасины Моисея Шуба. Оставалось только уйти.
Костя уже дошел почти до зеленых портьер, когда Шуб дернул его за рукав:
- Постой-ка! Тут вот еще.
Костя медленно, с осторожностью, боясь новых ощущений между нижними конечностями, повернулся. Перед ним стрункой, плотно сжав колени, стояла Инга, держа перед грудью мельхиоровый, в темных пятнах поднос, на котором лежал черный пластиковый мешочек.
- Восмитте на память, - пропела валькирия и присела, сделав глазками.
Косте показалось, что она дразнит его, но он почему-то не обиделся. Он сразу понял, что они положили в черный мешочек, и не решался взять его с подноса.
- Да на! Бери! Чего там! - вмешался Шуб, - вынешь из холодильника - посмотришь иногда, вспомнишь, гагы-гагы …
Он сгреб с подноса мешочек и с размаху шлепнул им в Костину ладонь, которую подхватил другой рукой, - получилось, будто надолго прощались хорошие друзья из старого кино.
В мешочке было мягкое и плотное. Костю словно током ударило, и он чуть не отшвырнул от себя мешочек, содрогаясь. Присутствующие оживились - лиц их Костя не видел, зато ярко представил себе их насмешливые, а у кого и брезгливые ухмылки. Шуб сжалился и помог ему еще раз - взял у Кости мешочек и запихнул его в карман Костиного пиджака.
- Инга! - позвал Шуб. - Помоги ты ему, что ли. Ты ведь на машине? -Шуб повернулся к Косте. - Ну вот, Инга отвезет тебя. А на перевязку ты уж тогда сам давай приходи.
III
Инга управлялась с машиной так, будто только и делала, что сидела за рулем дорогих иномарок, а не помогала кастрировать молодых людей двум проклятым выродкам. Хотя, подумал Костя, одно другому, как выясняется, не мешает.
У одного из светофоров, стараясь, чтобы прекрасная водительница часом не заметила, Костя извлек из кармана давно приобретенный им значок, изображавший похожий на ножницы медицинский инструмент, и выкинул его на дорогу. Значок звякнул, живо напомнив Косте звуки, которые издавали окровавленные инструменты, когда старуха в галошах ссыпала их из лотка в раковину. «Боже мой! - подумал Костя, - что же делать-то теперь? Черт меня дернул заехать к этим мясникам! Ведь я всего-то хотел побриться, а вышло вон что!» Костя вдруг вспомнил насмешившую его в свое время историю про одного американского придурка, которому его подружка (хороша подружка!) отчекрыжила член, а врачи каким-то чудом извернулись и пришили его обратно. Костя встрепенулся, на минуту почувствовав, как прилив энергии прорывается сквозь вязкую анестезиологическую пелену, которая уверенно, не торопясь, затягивала его в забытье. «Может, все можно будет восстановить? - подумал Костя и уже повернулся к Инге, чтобы спросить ее компетентное мнение на этот счет, но она опередила его:
- Мошно, только торроко ош-шень путетт.
«Прощай квартира в Москве», - подумал Костя и затих.
Когда безработный Пурдошкин, открыв дверь хозяйской машины, увидел, с каким трудом Костя выбирается из нее, он сразу все понял и бросился помогать хозяину, приговаривая:
- Слава те, Господи! Решились, наконец-то, Константин Полуэктович!
- Только не запутте этто в холотильник полошитть, - сказала Инга, отдавая ключи от машины Пурдошкину, - если пришиватть натумаете.
Сил у Кости хватило только на, чтобы, кое-как стянув с себя пиджак, медленно распластать тело на гидроматраце, широко расставив ноги. Какое-то время он без всяких чувств и мыслей следил за тем, как волнуется под ним упругий слой жидкости. Воспользовавшись моментом, сфинкс сделал осторожную попытку примоститься у Кости на груди, и Костя, к своему удивлению, не прогнал его. «Очень дорого, она сказала … Может, это карма, такая, как Сашка говорит?» Костя тяжело и медленно вздохнул. Потревоженное животное, не прекращая хрипло мурлыкать, приоткрыло недобрые свои глаза и с минуту, не мигая, смотрело на хозяина. «Сливочки мои …». Костя вспомнил, как нежно говаривала Валечка Кандомблина, перебирая их в ладони, словно китайские лечебные шары. «А, может, плюнуть на все? - подумал Костя. - А что же тогда с ними делать? Закопать?» Костя вспомнил, как однажды в пригородном лесу наткнулся на маленький холмик с воткнутым в него крестиком. Крестик был изготовлен из перевязанных ниткой веточек и подпирал кусок фанерки с надписью: «Щенок Тявка». Костя горько усмехнулся, но тут же ярко представил себе, как ценнейший кусочек его плоти будет гнить и поглощаться червяками, а он в это время будет где-то ходить, что-то делать, говорить … Костя изо всех сил зажмурился, стараясь избавиться от кошмара. «Сжечь! Устроить, как это? - тризну по частичке себя самого. «Сожжение руса …» В какой-то книжке была такая картинка. Нужно идти в лес и там, на костерке, подальше ото всех … Нет! Что это я?! Завтра же к врачу … в Москве … у Сашки спросить … у него полно знакомых … врачей …», - с трудом, цепляясь друг за друга, ползли у Кости в голове под убаюкивающее урчание кота последние вялые мысли.
Когда он проснулся, начинались сумерки. Между ног противно ныло и тянуло книзу. Костя стал было припоминать, что произошло с ним утром, но тут вдруг услышал странный шум: совсем рядом с его матрацем что-то шуршало и чмокало. Костя с трудом переместил больное тело к краю матраца. На полу, на сером паласе увидел он своего кота, знакомый черный мешочек перед ним и темные пятна вокруг.
1 2 3 4 5 6 7
- Не спорь! - строго произнес Моисей Шуб, эффектно стряхивая в раковину комок пены с подмигнувшего на миг ярчайшим светом лезвия опасной бритвы. - Так нужно. Да тебе и самому лучше будет, уж ты поверь.
Костя сразу заметил его переход с «вы» на «ты», но это почему-то никак не задело его. Раньше, в той жизни, вот еще час назад, он обязательно постарался бы выяснить причину такого к себе неуважения, а теперь ему было все равно. Его не удивила и цена «услуг», которую сухо и негромко назначил Моисей Шуб («Пятьсот условных единиц. Можно рублями»), когда, непочтительно-небрежно утерев Косте лицо полотенцем, помогал ему подняться с кресла и сделать несколько шагов.
- Карточка-то хоть есть у тебя? - спросил палач, принимая несколько новешеньких вашингтонов, которые Костя вынул из бумажника на глазок, не считая. - Или хоть так телефон дай - мы тебе на работу позвоним, отговорим тебя на сегодня, так и быть.
Теперь Костя стоял, расставив неверные ноги, посередине зала, и боялся поднять глаза на присутствующих, которые расположились полукругом перед ним. Смотрел он вниз и узнавал чудовищного размера галоши, из которых наружу выпирали цыганского оттенка излишки старухиных ног, голых и желвакастых; высокие, светлой замши ботинки батыя; пальчики Инги, трогательно выглядывавшиеся из-под кожаных перепонок шлепанцев, и растоптанные черные мокасины Моисея Шуба. Оставалось только уйти.
Костя уже дошел почти до зеленых портьер, когда Шуб дернул его за рукав:
- Постой-ка! Тут вот еще.
Костя медленно, с осторожностью, боясь новых ощущений между нижними конечностями, повернулся. Перед ним стрункой, плотно сжав колени, стояла Инга, держа перед грудью мельхиоровый, в темных пятнах поднос, на котором лежал черный пластиковый мешочек.
- Восмитте на память, - пропела валькирия и присела, сделав глазками.
Косте показалось, что она дразнит его, но он почему-то не обиделся. Он сразу понял, что они положили в черный мешочек, и не решался взять его с подноса.
- Да на! Бери! Чего там! - вмешался Шуб, - вынешь из холодильника - посмотришь иногда, вспомнишь, гагы-гагы …
Он сгреб с подноса мешочек и с размаху шлепнул им в Костину ладонь, которую подхватил другой рукой, - получилось, будто надолго прощались хорошие друзья из старого кино.
В мешочке было мягкое и плотное. Костю словно током ударило, и он чуть не отшвырнул от себя мешочек, содрогаясь. Присутствующие оживились - лиц их Костя не видел, зато ярко представил себе их насмешливые, а у кого и брезгливые ухмылки. Шуб сжалился и помог ему еще раз - взял у Кости мешочек и запихнул его в карман Костиного пиджака.
- Инга! - позвал Шуб. - Помоги ты ему, что ли. Ты ведь на машине? -Шуб повернулся к Косте. - Ну вот, Инга отвезет тебя. А на перевязку ты уж тогда сам давай приходи.
III
Инга управлялась с машиной так, будто только и делала, что сидела за рулем дорогих иномарок, а не помогала кастрировать молодых людей двум проклятым выродкам. Хотя, подумал Костя, одно другому, как выясняется, не мешает.
У одного из светофоров, стараясь, чтобы прекрасная водительница часом не заметила, Костя извлек из кармана давно приобретенный им значок, изображавший похожий на ножницы медицинский инструмент, и выкинул его на дорогу. Значок звякнул, живо напомнив Косте звуки, которые издавали окровавленные инструменты, когда старуха в галошах ссыпала их из лотка в раковину. «Боже мой! - подумал Костя, - что же делать-то теперь? Черт меня дернул заехать к этим мясникам! Ведь я всего-то хотел побриться, а вышло вон что!» Костя вдруг вспомнил насмешившую его в свое время историю про одного американского придурка, которому его подружка (хороша подружка!) отчекрыжила член, а врачи каким-то чудом извернулись и пришили его обратно. Костя встрепенулся, на минуту почувствовав, как прилив энергии прорывается сквозь вязкую анестезиологическую пелену, которая уверенно, не торопясь, затягивала его в забытье. «Может, все можно будет восстановить? - подумал Костя и уже повернулся к Инге, чтобы спросить ее компетентное мнение на этот счет, но она опередила его:
- Мошно, только торроко ош-шень путетт.
«Прощай квартира в Москве», - подумал Костя и затих.
Когда безработный Пурдошкин, открыв дверь хозяйской машины, увидел, с каким трудом Костя выбирается из нее, он сразу все понял и бросился помогать хозяину, приговаривая:
- Слава те, Господи! Решились, наконец-то, Константин Полуэктович!
- Только не запутте этто в холотильник полошитть, - сказала Инга, отдавая ключи от машины Пурдошкину, - если пришиватть натумаете.
Сил у Кости хватило только на, чтобы, кое-как стянув с себя пиджак, медленно распластать тело на гидроматраце, широко расставив ноги. Какое-то время он без всяких чувств и мыслей следил за тем, как волнуется под ним упругий слой жидкости. Воспользовавшись моментом, сфинкс сделал осторожную попытку примоститься у Кости на груди, и Костя, к своему удивлению, не прогнал его. «Очень дорого, она сказала … Может, это карма, такая, как Сашка говорит?» Костя тяжело и медленно вздохнул. Потревоженное животное, не прекращая хрипло мурлыкать, приоткрыло недобрые свои глаза и с минуту, не мигая, смотрело на хозяина. «Сливочки мои …». Костя вспомнил, как нежно говаривала Валечка Кандомблина, перебирая их в ладони, словно китайские лечебные шары. «А, может, плюнуть на все? - подумал Костя. - А что же тогда с ними делать? Закопать?» Костя вспомнил, как однажды в пригородном лесу наткнулся на маленький холмик с воткнутым в него крестиком. Крестик был изготовлен из перевязанных ниткой веточек и подпирал кусок фанерки с надписью: «Щенок Тявка». Костя горько усмехнулся, но тут же ярко представил себе, как ценнейший кусочек его плоти будет гнить и поглощаться червяками, а он в это время будет где-то ходить, что-то делать, говорить … Костя изо всех сил зажмурился, стараясь избавиться от кошмара. «Сжечь! Устроить, как это? - тризну по частичке себя самого. «Сожжение руса …» В какой-то книжке была такая картинка. Нужно идти в лес и там, на костерке, подальше ото всех … Нет! Что это я?! Завтра же к врачу … в Москве … у Сашки спросить … у него полно знакомых … врачей …», - с трудом, цепляясь друг за друга, ползли у Кости в голове под убаюкивающее урчание кота последние вялые мысли.
Когда он проснулся, начинались сумерки. Между ног противно ныло и тянуло книзу. Костя стал было припоминать, что произошло с ним утром, но тут вдруг услышал странный шум: совсем рядом с его матрацем что-то шуршало и чмокало. Костя с трудом переместил больное тело к краю матраца. На полу, на сером паласе увидел он своего кота, знакомый черный мешочек перед ним и темные пятна вокруг.
1 2 3 4 5 6 7