Я чувствовал, что это
фантастическое стремление сохранить тайну исходит не от него самого, а
навязано ему и чуждо его натуре. Однако, когда я попробовал выйти из
мастерской, он загородил дорогу и, глядя мне в глаза, горячо прошептал,
чтобы я дал обещание, поклялся, что не буду пытаться скопировать схему ни
сейчас, ни в дальнейшем, никогда. Это меня возмутило.
- Что же вы хотите, чтобы я забыл схему? - спросил я. - Это не в моей
власти. Впрочем, я и так уж слишком много сделал для вас, и недостойно
требовать, чтобы я действовал, как слепой автомат, как слепое орудие!
Говоря это, я хотел обойти Хардена, который преграждал мне путь, но
он схватил мою руку и прижал ее к сердцу, вот-вот готовый расплакаться.
- Это не ради меня, - повторял он трясущимися губами. - Умоляю, прошу
вас, поймите... Он... он не просто мой друг, речь идет о чем-то гораздо
большем, несравненно большем, клянусь вам, хотя и не могу сейчас всего
открыть, но, поверьте мне, я не обманываю вас, и во всем этом нет ничего
низкого! Он... вас отблагодарит - я сам это слышал, - вы не знаете, не
можете знать, а я... я не могу ничего сказать, но только до поры до
времени, вы сами убедитесь!
Примерно так говорил он, но я не могу передать той горячности, с
которой Харден смотрел мне в глаза. Я проиграл еще раз, я был вынужден,
просто вынужден дать ему это обещание. Можно пожалеть, что ему не
подвернулся кто-либо менее порядочный, чем я; тогда, быть может, судьбы
мира сложились бы иначе, но ничего не поделаешь.
Сразу же после этого Харден ушел; мы заперли смонтированную часть
установки в шкафчик, а ключ Харден унес с собой. Я согласился и на это,
чтобы его успокоить.
После этого первого вечера совместной работы у меня снова было много
пищи для размышлений - ведь Харден не мог запретить мне думать. Во-первых,
эти ложные соединения; я допускал, что они известны мне далеко не все,
ведь схема представляла собой - я видел это все отчетливей - лишь часть
какого-то большего, быть может значительно большего, целого.
Неужели он сам хотел смонтировать все это целое после окончания
стажировки у меня?
Электрик, привыкший к механической работе, не особенно интересующийся
тем, что делает, быть может, не обратил бы внимания на эти места схемы, но
мне они не давали покоя. Не могу сказать почему - то есть я не в состоянии
этого сделать, не представляю себе схемы, которой, к сожалению, я не
располагаю, - но похоже, что ложные соединения были введены умышленно. Чем
больше я о них думал, тем тверже был в этом уверен. Это были - я почти не
сомневался - фальшивые пути, предательский, обманный ход того, кто,
невидимый, стоял за всем этим делом.
Меня больше всего возмущало, что Харден действительно ничего не знал
о существовании этой умышленной путаницы в схеме, а значит, и он не был
допущен к ключу этой загадки, значит, и его обманывали - и делал это его
так называемый "друг"! Должен признаться, что образ этого друга не
становился в моих глазах привлекательнее, напротив, я никогда не назвал бы
такого человека своим другом! А как следовало понимать возвышенные, хотя и
туманные, тирады Хардена, звучавшие неясные обещания и посулы? Я не
сомневался, что и эти слова он только пересказывал, что и тут он был
только посредником - но в хорошем ли, в добром ли деле?
На следующий день после полудня, когда я сидел дома и читал, мать
сказала мне, что у ворот стоит какой-то человек, желающий меня видеть. Она
была, конечно не в духе и спросила, откуда у меня такие престарелые
дружки, которые боятся показываться сами и посылают за мной детей
дворника. Я ничего не ответил, так как почуял недоброе, и сбежал вниз. Был
уже вечер, но лампочки неизвестно почему не горели, и в парадном царила
такая темень, что я едва разглядел ожидающего. Это был Харден, чем-то
сильно взволнованный. Он попросил меня выйти на улицу. Мы пошли в сторону
парка; Харден долго хранил молчание, а когда мы оказались на пустынном в
эту пору берегу пруда, спросил, не интересуюсь ли я случайно серьезной
музыкой. Я ответил, что, разумеется, люблю ее.
- Ах, это хорошо, это очень хорошо. А... нет ли у вас каких-нибудь
пластинок? Мне, собственно нужна только одна адажио опус восьмой,
Дален-Горского. Это... должно быть... это не для меня, понимаете, но...
- Понимаю, - прервал я. - Нет, у меня нет этой пластинки.
Дален-Горский? Это, кажется, современный композитор?
- Да, да, вы великолепно разбираетесь, как это хорошо. Эта пластинка
- она, к сожалению, очень, понимаете... у меня нет сейчас... средств и...
- И у меня, к сожалению, не очень хорошо с финансами, - сказал я,
засмеявшись несколько неестественно.
Харден испугался.
- Милостивый боже, я об этом и не помышлял, это совсем не входило в
мои расчеты. Может, у кого-нибудь из ваших знакомых есть эта пластинка?
Только взаймы, на один день, не дольше!
Фамилия композитора затронула что-то в моей памяти; мы молчали
минуту, шагая по грязи вдоль пруда, пока я не сообразил, что встречал эту
фамилию в газете или в радиопрограмме. Я сказал об этом Хардену.
Возвращаясь, мы купили в киоске газету - действительно симфонический
оркестр радио должен был исполнить завтра адажио Дален-Горского.
- Знаете ли, - сказал я, - проще всего включить приемник именно в это
время, то есть в двенадцать четырнадцать, и ваш друг сможет прослушать
адажио.
- Тсс, - прошипел Харден, неуверенно оглядываясь. - Увы, этого нельзя
сделать, он... я... Он в это время работает и...
- Работает? - произнес я с удивлением, ибо это совершенно не вязалось
с образом одинокого, полубезумного, беспомощного старика.
Харден молчал, словно подавленный тем, что сказал.
- А знаете, - сказал я, следуя внезапному порыву, - я запишу вам это
адажио на моем магнитофоне...
- О, это будет великолепно! - воскликнул Харден. - Я буду вам
бесконечно благодарен, только не сможете ли вы одолжить мне магнитофон,
чтобы... чтобы потом можно было воспроизвести?
Я невольно усмехнулся. С магнитофонами у коротковолновиков - целая
история: мало у кого есть собственный, а каждому хочется записывать
передачи, особенно из экзотических стран, и поэтому счастливого обладателя
постоянно забрасывают просьбами одолжить магнитофон. Не желая вечно
находиться в разладе с моим добрым сердцем, я вмонтировал магнитофон в
свой новый приемник как неотъемлемую часть: одолжить приемник целиком,
разумеется, невозможно, он слишком велик. Все это я выложил Хардену, и тот
непередаваемо огорчился.
- Но что же делать...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16