Щену Люся совсем не понравилась — ее запах, голос, смех. Он чихал от ее крепких духов, кашлял от сигарет, ему все время хотелось убежать и увести Рыжика. Люся Щена тоже не жаловала, хотя и называла «лапушка». А главное, Щен видел, как разговоры Рыжика с Люсей огорчают Лиду.
Вскоре после того как Рыжик со Щеном выручили Лиду из беды, она ушла из магазина и поступила учиться в педагогический техникум. Занятия кончались в семь, а в половине восьмого Лида ежедневно появлялась в сквере. Приходила и в воскресенье, когда занятий не было. Она застенчиво здоровалась с Рыжиком, которого называла «Игорь Николаевич», потом минут десять играла со Щеном и уходила, а Щен провожал ее до входной арки. Это был ежедневный ритуал, которым дорожили оба.
Иногда Рыжик задавал Лиде вопросы про учебу или жизнь. Лида радостно вспыхивала и отвечала: «Все хорошо!» — так что беседы эти страдали некоторым однообразием.
С тех пор как появилась Люся, Рыжик совсем перестал обращать внимание на Лиду. Он рассеянно здоровался с ней и продолжал свои ужасные, трескучие разговоры с Люсей, в которых Щен не мог понять ни единого слова. Напрасно Лида приходила в новом брючном костюме и задерживалась в сквере вдвое против прежнего: Рыжик лишь рассеянно улыбался ей издали. Зато Щен приветствовал Лиду особенно шумно и, норовя лизнуть ее в нос, прыгал так высоко, словно он был воспитанником знаменитого спортсмена Бубки…
И вдруг Лида исчезла. Ее не было целую неделю. Все эти бесконечных семь дней Рыжик до позднего вечера расхаживал с Люсей по скверу, обсуждал животрепещущие социологические проблемы, а Щен угрюмо тащился за ними.
За ужином, когда Рыжик рассеянно жевал котлету, Щен вдруг поднял голову от своей мисочки и спросил:
— Рыжик, что такое социология?
— Тебе зачем? — изумился тот.
— Просто интересно, — уклончиво ответил Щен.
— Ну, как тебе сказать… социология — это наука, которая пытается разобраться во взаимоотношениях человека и общества, выяснить мнения, суждения людей в целом ряде вопросов.
— А потом что?
— Потом? Ну, в зависимости от общего мнения может измениться ситуация. Как бы это тебе попроще объяснить? Понимаешь, ну вот, допустим, десять щенков спросили, нравится ли им ливерная колбаса? Восемь ответили «нет», два — «да». Значит, колбасы нужно выпускать меньше…
— Интересно, какому щенку может не понравиться ливерная колбаса? задумчиво сказал Щен. — Наверное, только очень глупому. Или очень объевшемуся — вроде Биндюжника.
— Так я же к примеру, — сказал Рыжик.
— Я тоже, — отозвался Щен.
На следующий день была суббота, но Рыжик, вместо того чтобы выспаться за всю неделю, поднялся неожиданно рано и принялся за генеральную уборку. Он вытер всюду пыль, вымыл полы и даже протер окна, после чего они стали голубыми и веселыми. Щен принимал в уборке посильное участие, бросаясь Рыжику под ноги или норовя унести в угол и запихнуть под секции отопления пыльную тряпку, так что Рыжик в конце концов рассердился.
— Перестань вертеться под ногами, — строго сказал он. — Приведи-ка лучше в порядок свой угол — у нас сегодня гости.
— А пирожки с мясом будут? — спросил Щен, связывавший появление гостей с этим исключительным лакомством, которое Рыжик в дни получек и гонораров приносил из ближайшей кулинарии. — Кто придет в гости, Борис или Лида?
Рыжик вдруг начал усиленно тереть тряпкой совершенно чистый стол.
— Щен, — каким-то умильным, заискивающим голосом сказал он. — Придет Люся. Пожалуйста, веди себя хорошо.
— А зачем ей приходить? — спросил Щен. — Не надо, Рыжик, от нее так пахнет, что я чихаю. Она совсем не купает Опроса, а это очень неудобно, потому что блохи прыгают на всех нас.
— Перестань молоть чепуху, — рассердился Рыжик. — Распустил я тебя, вот что!
После этого он быстро закончил уборку и собрался в магазин. Он позвал было Щена, но тот обиделся и, растянувшись на тахте, сделал вид, что спит. Даже когда Рыжик, вернувшись, протянул ему слоеный пирожок с мясом, Щен стал его есть не сразу, а немного повозил по полу…
Люся явилась ровно в семь. Она была в сиреневых брюках и желтой блузке без рукавов. От нее пахло такими терпкими духами, что у Рыжика защекотало в носу и он подумал: «А ведь Щен-то, пожалуй, прав!»
— У вас очень миленько, — сказала Люся, оглядываясь, — хотя, конечно, чувствуется отсутствие женской руки. Но ведь холостяк — объект деградирующий. Фрустрация личности, которую он перманентно стремится компенсировать… Впрочем, об этом после. В этом доме кормят гостей?
— Конечно, — ответил Рыжик, выставляя на стол пирожки, колбасу, зефир в шоколаде и кофейник.
— Опять кофе, — поморщилась Люся. — И даже без ликера…
— Простите, — смутился Рыжик, у которого оставалось три дня до зарплаты и пятерка в кармане. — Вы что предпочитаете?
— «Бенедектин», — небрежно бросила Люся. — Или «Черный буйвол», ну этот, бразильский…
Сказать по правде, Люся никогда еще этих марок не пробовала, только читала в книжках их волнующие названия. Но Рыжик-то этого не знал.
— Одну минутку, — сказал он, вскакивая. — Вы тут поиграйте со Щеном, я сейчас…
Он вышел, и слышно было, как он громко позвонил к соседям.
Щен выжидательно смотрел на Люсю, но та и не думала с ним играть, а поднялась и стала неторопливо обходить квартиру, бормоча: «Сервант… телевизор… тахту переставить в угол…» Потом она вышла на кухню, Щен последовал за ней. Не нравилась ему эта гостья!
Но и в кухне Люся не делала ничего особенного, только тыкалась во все углы, что-то вымеряла, а услышав шаги Рыжика, поспешно вернулась в комнату.
Рыжик явился, запыхавшись. Он поставил на стол затейливую коробку шоколадного набора «Ассорти», виновато промолвив:
— «Черного буйвола» нет, но это тоже вкусно.
И принялся разливать кофе в две чашки, составлявшие предмет его особой гордости, потому что Рыжику их дала с собой мама, жившая в маленьком городке на берегу большой реки Двины. Чашки были старинные, фарфоровые, в нежных полевых цветах. Заворачивая их в посудные полотенца, мама сказала: «Из этих чашек пили бабушка с дедушкой, потом мы с отцом. Надеюсь, что они послужат тебе и твоей будущей жене».
Рыжик очень любил бабку с дедом, не говоря уже об отце с матерью, которые, по его мнению, были самыми честными и хорошими людьми на свете. Он всегда держал эти чашки отдельно в посудном шкафчике, а сегодня вдруг почему-то вынул.
— Мейсен? — спросила Люся, разглядывая хрупкую чашечку.
— Кузнецов, — ответил Рыжик.
Люся опять сморщила носик:
— Все-таки мейсенский фарфор лучше кузнецовского, вы не находите?
— Возможно, — согласился Рыжик, которому совсем не хотелось с ней спорить. Он шутливо приподнял свою чашку и сказал: — За хорошие встречи.
— За фрустрацию, — задумчиво ответила Люся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30