- Моя жена жить хочет!
Мои дети хотят жить! Моя любовница жить хочет! Пропадите вы пропадом,
Севченко!
Директор "Александрии" бросил трубку и зарыдал.
На другом конце провода Анатолий Борисович Севченко аккуратно положил
трубку на место. Анатолий Борисович был значительно младше банкира. Ему
было немногим больше сорока, но розовое, по-детски одутловатое лицо, и
вечная привычка кусать маленькие пухлые пальцы делали его еще моложе.
Несмотря на свою молодость, Анатолий Борисович уже успел побывать первым
замом министра в одном из ключевых министерств, депутатом Верховного
Совета 1989 года, а также депутатом хасбулатовского совета, из которого он
предусмотрительно смылся, воспользовавшись в последний момент указом
Президента. Сейчас Севченко очень уютно чувствал себя в роли человека,
которому принадлежала добрая чертверть российских лесов, российских
древообрабатывающих фабрик и целлюлозно-бумажных комбинатов. Особенно если
учесть, что с того времени, как Севченко сел в директорское кресло,
рентабельность его предприятий была на 36% выше, чем в среднем по отрасли.
И тем не менее господину Севченко вовсе не хотелось платить
восемьдесят миллиардов какому-то маленькому банку "Ангара". Ему не
хотелось платить эти восемьдесят миллиардов исключительно потому, что
глупый человек, стоявший во главе "Ангары", господин Ганкин, тоже имел
несчастье быть депутатом первого Верховного Совета, и там, с высокой
трибуны, в то время, когда эти вещи были еще не приняты, он обругал
предыдушего оратора, Севченко, партократом и лицемером.
И хотя в этих словах в глубине души сам Севченко ничего плохого не
находил, эти слова попали на язык бойкому заграничному эфиру, который
тогда еще слушали. И там эти слова, знаменующие честность Ганкина и
пробуждение свободы в стенах парламента, стали повторять так часто, что
самый эффект их повторения повредил карьере Севченко. Тогда это было не
всегда приятно для человека из верхов, если его имя треплют по голосам.
И когда год назад, председатель "Рослесэкспорта" Анатолий Борисович
Севченко увидел фамилию Ганкина в числе организаторов маленького банка
"Ангара", он решил отомстить Ганкину и доказать, что он, партократ и
чинуша Севченко - лучший бизнесмен, чем говорун Ганкин. Что, кстати, было
святой правдой.
Итак, положив трубку, господин Севченко оглянулся и увидел, что
собеседник его, чей доклад был прерван телефонным звонком, стоит, щеголяя
своей офицерской выправкой, и смотрит на хозяина.
- Вот, - сказал Севченко, - мафия уже берет банки. Какой-то уголовник
по кличке Сазан - член правления "Ангары".
Человек с военной выправкой стоял неподвижно.
- Эти люди, - сказал Севченко, - грязь, пища для клопов. Пока они
берут налог с рыночных лотков или со всякой там "Ангары" - это их дело. Но
они сильно заблуждаются, если думают, будто могут контролировать все
государство!
- Я соберу информацию о Сазане, - сказал человек с военной выправкой.
В десяти метрах от того места, где Сазан припарковал свою старую
Волгу, стояло кафе-гриль, - крошечный, забранный стеклами уголок магазина,
куда мелкие сотрудники близлежащих офисов заскакивали съесть жареную
курицу или пирожное эклер. За третьим столиком слева, наполовину скрытый
кирпичной кладкой, сидел человек в длинном потертом плаще. Человек читал
газету и медленно прихлебывал остывший кофе. Это был лейтенант Сергей
Тихомиров. У Тихомиров не было машины, - он приехал сюда на метро, получив
сообщение, что одна из машин Сазана стоит напротив банка "Александрия".
Тихомиров надеялся, что Сазан довольно скоро покинет банк, но шел уже
второй час, а машина все стояла без хозяина. Тихомиров нервничал, но не
столько из-за Сазана, столько из-за того, что он был голоден. Жареные
куры-гриль пахли удушающе вкусно, и у милиционера кружилась голова. Но
хотя цены на эти куры были вполне приемлемыми для мелких банковских
служащих, они были совершенно неприемлемы для честного милиционера. У
Тихомирова в кошельке лежало двести тысяч тысяч рублей сегодняшей получки,
и эти двести тысяч рублей следовало отдать вечером жене. Он не мог отдать
ей меньше и сказать, что он скушал двухдневное питание семьи в
забегаловке, где хорошо пахла курица.
Чтобы отвлечься, Тихомиров стал думать о жетонах, учрежденных отцом
Гуни за поведение, и о группировке Сазана, и он подумал, что эти две
системы очень похожи. Как отец Гуни, Сазан оценивал и выдавал жетоны не
только за поступки, результаты которых можно было потрогать руками, но и
за намерения, желания, образ мыслей, - за все то, что закон намеренно
оставляет вне пределов своей компетенции.
Черт! Как хорошо пахнут куры! Может, все-таки взять одну? Тихомиров
встал, и в этот момент двери "Александрии" раскрылись. Сазан, наконец,
вышел из банка, сел в машину и уехал.
Тихомиров выскочил из стекляшки и побежал к тяжелому крыльцу со
стальным козырьком. Тихомиров показал охраннику свое удостоверение и
сказал:
- Мне немедленно надо видеть директора банка.
Охранник удивился, но показал наверх и направо.
Тихомиров побежал по роскошной лестице.
В отделанном дубом предбаннике маялась молодая секретарша. Она
удивленно взглянула на потрепанного посетителя. Тихомиров сунул ей под нос
удостоверение:
- Директор там?
- Погодите, я спрошу у Анатолия Михайловича...
Тихомиров прошел мимо секретарши. Толкая тяжелую дверь, он услышал,
как звякнула брошенная на рычаг телефонная трубка.
Едва взглянув на человека, сидевшего в огромном кабинете за столом в
форме буквы Т, Тихомиров убедился в правильности своей догадки. Лицо
директора было серым и бессмысленным. С выражением полного ужаса он глядел
на телефонную трубку, и он был похож на человека, которому объявили
смертный приговор за кражу мороженого на двадцать копеек. При звуке
открываемой двери он вздрогнул и чуть не заорал.
- Вы кто такой? - сказал он.
Тихомиров показал ему удостоверение.
- Старший лейтенант Тихомиров, отдел по борьбе с взрывами, - сказал
он, - я охочусь за человеком, который только что покинул здание банка,
проведя в нем два часа. Судя по вашему виду, эти два часа он провел в этом
кабинете. Он вымогал у вас деньги?
Человек за Т-образным столом сидел, закрыв глаза.
- Наш банк, - глухо сказал директор, - очень крупный банк...
- Он вымогал у вас деньги?
- А собственно, кто этот человек? Что вам о нем известно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Мои дети хотят жить! Моя любовница жить хочет! Пропадите вы пропадом,
Севченко!
Директор "Александрии" бросил трубку и зарыдал.
На другом конце провода Анатолий Борисович Севченко аккуратно положил
трубку на место. Анатолий Борисович был значительно младше банкира. Ему
было немногим больше сорока, но розовое, по-детски одутловатое лицо, и
вечная привычка кусать маленькие пухлые пальцы делали его еще моложе.
Несмотря на свою молодость, Анатолий Борисович уже успел побывать первым
замом министра в одном из ключевых министерств, депутатом Верховного
Совета 1989 года, а также депутатом хасбулатовского совета, из которого он
предусмотрительно смылся, воспользовавшись в последний момент указом
Президента. Сейчас Севченко очень уютно чувствал себя в роли человека,
которому принадлежала добрая чертверть российских лесов, российских
древообрабатывающих фабрик и целлюлозно-бумажных комбинатов. Особенно если
учесть, что с того времени, как Севченко сел в директорское кресло,
рентабельность его предприятий была на 36% выше, чем в среднем по отрасли.
И тем не менее господину Севченко вовсе не хотелось платить
восемьдесят миллиардов какому-то маленькому банку "Ангара". Ему не
хотелось платить эти восемьдесят миллиардов исключительно потому, что
глупый человек, стоявший во главе "Ангары", господин Ганкин, тоже имел
несчастье быть депутатом первого Верховного Совета, и там, с высокой
трибуны, в то время, когда эти вещи были еще не приняты, он обругал
предыдушего оратора, Севченко, партократом и лицемером.
И хотя в этих словах в глубине души сам Севченко ничего плохого не
находил, эти слова попали на язык бойкому заграничному эфиру, который
тогда еще слушали. И там эти слова, знаменующие честность Ганкина и
пробуждение свободы в стенах парламента, стали повторять так часто, что
самый эффект их повторения повредил карьере Севченко. Тогда это было не
всегда приятно для человека из верхов, если его имя треплют по голосам.
И когда год назад, председатель "Рослесэкспорта" Анатолий Борисович
Севченко увидел фамилию Ганкина в числе организаторов маленького банка
"Ангара", он решил отомстить Ганкину и доказать, что он, партократ и
чинуша Севченко - лучший бизнесмен, чем говорун Ганкин. Что, кстати, было
святой правдой.
Итак, положив трубку, господин Севченко оглянулся и увидел, что
собеседник его, чей доклад был прерван телефонным звонком, стоит, щеголяя
своей офицерской выправкой, и смотрит на хозяина.
- Вот, - сказал Севченко, - мафия уже берет банки. Какой-то уголовник
по кличке Сазан - член правления "Ангары".
Человек с военной выправкой стоял неподвижно.
- Эти люди, - сказал Севченко, - грязь, пища для клопов. Пока они
берут налог с рыночных лотков или со всякой там "Ангары" - это их дело. Но
они сильно заблуждаются, если думают, будто могут контролировать все
государство!
- Я соберу информацию о Сазане, - сказал человек с военной выправкой.
В десяти метрах от того места, где Сазан припарковал свою старую
Волгу, стояло кафе-гриль, - крошечный, забранный стеклами уголок магазина,
куда мелкие сотрудники близлежащих офисов заскакивали съесть жареную
курицу или пирожное эклер. За третьим столиком слева, наполовину скрытый
кирпичной кладкой, сидел человек в длинном потертом плаще. Человек читал
газету и медленно прихлебывал остывший кофе. Это был лейтенант Сергей
Тихомиров. У Тихомиров не было машины, - он приехал сюда на метро, получив
сообщение, что одна из машин Сазана стоит напротив банка "Александрия".
Тихомиров надеялся, что Сазан довольно скоро покинет банк, но шел уже
второй час, а машина все стояла без хозяина. Тихомиров нервничал, но не
столько из-за Сазана, столько из-за того, что он был голоден. Жареные
куры-гриль пахли удушающе вкусно, и у милиционера кружилась голова. Но
хотя цены на эти куры были вполне приемлемыми для мелких банковских
служащих, они были совершенно неприемлемы для честного милиционера. У
Тихомирова в кошельке лежало двести тысяч тысяч рублей сегодняшей получки,
и эти двести тысяч рублей следовало отдать вечером жене. Он не мог отдать
ей меньше и сказать, что он скушал двухдневное питание семьи в
забегаловке, где хорошо пахла курица.
Чтобы отвлечься, Тихомиров стал думать о жетонах, учрежденных отцом
Гуни за поведение, и о группировке Сазана, и он подумал, что эти две
системы очень похожи. Как отец Гуни, Сазан оценивал и выдавал жетоны не
только за поступки, результаты которых можно было потрогать руками, но и
за намерения, желания, образ мыслей, - за все то, что закон намеренно
оставляет вне пределов своей компетенции.
Черт! Как хорошо пахнут куры! Может, все-таки взять одну? Тихомиров
встал, и в этот момент двери "Александрии" раскрылись. Сазан, наконец,
вышел из банка, сел в машину и уехал.
Тихомиров выскочил из стекляшки и побежал к тяжелому крыльцу со
стальным козырьком. Тихомиров показал охраннику свое удостоверение и
сказал:
- Мне немедленно надо видеть директора банка.
Охранник удивился, но показал наверх и направо.
Тихомиров побежал по роскошной лестице.
В отделанном дубом предбаннике маялась молодая секретарша. Она
удивленно взглянула на потрепанного посетителя. Тихомиров сунул ей под нос
удостоверение:
- Директор там?
- Погодите, я спрошу у Анатолия Михайловича...
Тихомиров прошел мимо секретарши. Толкая тяжелую дверь, он услышал,
как звякнула брошенная на рычаг телефонная трубка.
Едва взглянув на человека, сидевшего в огромном кабинете за столом в
форме буквы Т, Тихомиров убедился в правильности своей догадки. Лицо
директора было серым и бессмысленным. С выражением полного ужаса он глядел
на телефонную трубку, и он был похож на человека, которому объявили
смертный приговор за кражу мороженого на двадцать копеек. При звуке
открываемой двери он вздрогнул и чуть не заорал.
- Вы кто такой? - сказал он.
Тихомиров показал ему удостоверение.
- Старший лейтенант Тихомиров, отдел по борьбе с взрывами, - сказал
он, - я охочусь за человеком, который только что покинул здание банка,
проведя в нем два часа. Судя по вашему виду, эти два часа он провел в этом
кабинете. Он вымогал у вас деньги?
Человек за Т-образным столом сидел, закрыв глаза.
- Наш банк, - глухо сказал директор, - очень крупный банк...
- Он вымогал у вас деньги?
- А собственно, кто этот человек? Что вам о нем известно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57