Тогда 7 ноября французское и английское правительства выпустили совместную декларацию о том, что: "...цель, к которой стремятся Франция и Великобритания... заключается в полной и несомненной свободе народов, так долго находившихся под гнетом турок, и в установлении национальных правительств и администраций, власть которых основывается на инициативе и свободном выборе туземного населения.
Для того чтобы выполнить эти намерения, Франция и Великобритания согласились в своем желании побудить и помочь установлению туземных правительств и административных управлений в Сирии и Месопотамии... Совершенно не желая возлагать на население этих областей подобного или подобных учреждений сверху, Франция и Великобритания озабочены лишь тем, чтобы заверить в своей поддержке и практической помощи нормальной работе правительств и учреждений, которые эти народности могут установить по своему выбору".
Каковы бы ни были сомнения в отношении мудрости этого документа, одна лишь эта декларация является достаточной для того, чтобы оправдать часто подвергавшуюся критике линию поведения Лоуренса в отношении послевоенного упорядочения и осудить всех тех, кто во Франции и Англии стремился к другим целям. И все же какой иронией звучит эта декларация в свете последующей истории!
Отъезд Лоуренса из Дамаска, после того как была обеспечена военная победа, дал ему возможность принять участие в борьбе за честь Англии в том единственном месте, где она могла быть выиграна. Однако он не ожидал, что эта борьба наступит так быстро; он не предполагал, что падение Германии последует немедленно за разгромом Турции. Непосредственная причина переезда Лоуренса с востока на запад объясняется лучше всего его собственными словами: "Когда я направлялся в Лондон, я имел в виду начать учиться в качестве младшего офицера новому методу ведения войны во Франции. Восток был высосан до дна".
Для ускорения своего путешествия в Англию Лоуренс не только принял, но и просил о том, что могло быть названо "честью или наградой", - чина полковника. Его равнодушие к подобным отличиям было настолько общеизвестно, что эта просьба вызвала забавные комментарии. Последние возросли еще более, когда он объяснил, что хотел получить этот чин для того, чтобы быстро проехать через Италию в специальном штабном поезде из Торонто. "Спальные места предоставлялись только лицам в чине полковника и выше. Я ехал вместе с Четвудом в чине полковника (полученном от Алленби) и чувствовал себя великолепно. Я люблю комфорт! Для воинских поездов на переезд требуется восемь дней, а для экспресса с международными спальными вагонами только три дня".
По прибытии в Лондон Лоуренс был вызван на заседание восточной комиссии кабинета, чтобы изложить свои взгляды на будущее арабских стран. Он предложил создать три государства с шерифами - в Сирии, Верхней Месопотамии и Нижней Месопотамии - и назначить в качестве их управителей трех сыновей короля Хуссейна. Предложение было отправлено по телеграфу полковнику Вильсону, временно исполнявшему обязанности гражданского комиссара в Месопотамии, который отнесся к нему довольно "прохладно", но комментировал с большей горячностью, поскольку не соглашался ни с разделением Месопотамии, ни с удалением британской администрации.
Еще более серьезным, хотя и менее открытым, было сопротивление, подготовлявшееся во французских кругах. 6 ноября в Бейруте высадился Пико в качестве "верховного французского комиссара в Сирии и Армении", 14-го он протелеграфировал в Париж: "До тех пор пока британская армия занимает страну, в настроении населения будет существовать сомнение, благоприятное для враждебных нам элементов. Единственным выходом из положения являются отправка 20 000 солдат в Сирию и просьба к Англии передать ее нам... Если мы будем колебаться... наше положение в Сирии будет подорвано так же, как оно было подорвано в Палестине". Пико был недоволен уже потому, что лицо, стоявшее во главе администрации арабов в "Восточной" области, имело дело непосредственно с Алленби, минуя его самого.
Затем французы узнали, что по приглашению британского правительства Фейсал отправляется в Лондон; это они приписали махинациям Лоуренса. Они отправили резкую телеграмму Хуссейну, в которой говорилось, что Фейсал был бы принят во Франции с почестями, соответствующими сыну союзного правителя, и наряду с этим выражали свое удивление, что проезд не был подготовлен через их представителя. Бремону, находившемуся в то время во Франции, было приказано встретить Фейсала. Ему было указано французским министерством иностранных дел, что Фейсала надлежало рассматривать как "генерала, выдающееся лицо, но ни в коем случае не признавать в нем носителя какойлибо дипломатической миссии. С Лоуренсом же следует обходиться очень резко, показав ему тем самым, что он идет по неправильному пути". Согласно опубликованному отчету Бремона, к этой директиве было добавлено: "Если Лоуренс приедет как полковник британской армии в английской военной форме, то его надо приветствовать. Но мы не принимаем его за араба, и если он будет в арабском одеянии, то нам с ним делать нечего".
Фейсал прибыл на британском крейсере и был встречен Лоуренсом. Бремону не удалось встретиться с ним, пока они 28 ноября не прибыли в Лион. Фейсал был быстро уведомлен о точке зрения французского правительства на Лоуренса, который в связи с этим в тот же вечер решил выехать поездом в Англию. Вопреки заявлению Бремона, Лоуренс не носил одеяния арабов, так что Бремон, по-видимому, либо страдая забывчивостью, либо упомянул об этом в качестве извинения, для того чтобы загладить нарушение вежливости со стороны французского правительства.
В данном случае можно лишь добавить, что указания на то, что Лоуренс часто появлялся в одеянии араба, были сильно преувеличены. Он носил его однажды на вечере просто для забавы; он носил его, когда его рисовал Август Джон; он носил его, когда сопровождал Фейсала в Букингемский дворец в качестве переводчика. Его внешний вид шокировал некое лицо, которое с упреком сказало ему: "Считаете ли вы правильным, полковник Лоуренс, что подданный короны, а к тому же офицер, должен приходить сюда одетым в иностранную военную форму?" На это Лоуренс спокойно ответил: "Когда человек служит двум господам и вынужден разгневать одного из них, то лучше обидеть более могущественного. Я пришел сюда в качестве переводчика эмира Фейсала, у которого это одеяние является военной формой". В Париже он не надевал арабского одеяния, но несколько раз носил арабское головное покрывало с военной формой хаки и британскими знаками отличия - на заседании Совета десяти, выполняя обязанности переводчика для Фейсала и для того, чтобы сфотографироваться вместе с Фейсалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90