В нее вошли майор медицинской службы Ефимец, врач амбулатории капитан медицинской службы Абаева, фельдшер лейтенант медицинской службы Осадчая, начальник аптеки младший лейтенант медицинской службы Белогорская и медсестра Соколова. Они оказывали помощь не только авиаторам, но и раненым из наземных частей.
Аэродром часто подвергался налетам немецких бомбардировщиков. Кроме обычных бомб они сбрасывали так называемые "лягушки", то есть прыгающие мины, взрывавшиеся от случайного прикосновения к ним.
У переднего края вблизи радиостанций наведения мы организовали еще четыре медицинских поста: на горе Иванова, в районе завода имени Войкова-Колонка, в районе станции Опасная и западнее Баксы.
Учитывая, что на ПКП имеется проводная связь с наземными частями и что здесь концентрируются сведения о сбитых и совершивших вынужденную посадку самолетах, я направил туда старшего врача 24-го отдельного полка связи майора медицинской службы Д. С. Цыпкина.
Позже Давид Самуилович так вспоминал о своей работе:
"Хорошо помню темную, дождливую ночь в начале ноября 1943 года, когда наши войска переправлялись на плацдарм, захваченный под Керчью. Под непрерывным артиллерийским огнем шла посадка на самые разнообразные плавучие средства: катера, пароходы, шлюпки, шаланды, плоты. В одну из шаланд сел и я с двумя санитарными инструкторами. Предварительно получил ваше задание: организовать и осуществлять первую помощь, сбор и эвакуацию через Керченский пролив наших раненых летчиков.
Плацдарм представлял собой голый участок побережья без пресной воды. Небольшой водоисточник находился на нейтральной полосе. С опасностью для жизни наши люди пробирались к нему по ночам. Частично пресная вода и топливо доставлялись с Большой земли.
Плацдарм подвергался жесточайшим бомбежкам и артобстрелам. Все войска зарылись в землю. В воздухе часто шли бои, особенно над проливом. Противник всеми силами старался сорвать перевозки на плацдарм людей и грузов.
Для эвакуации раненых использовался попутный транспорт, то есть суда, возвращавшиеся на Тамань. Кроме того, в нашем распоряжении находились санитарный самолет С-2 и морской катер. Задачей последнего было подбирать раненых на воде. Пунктом сбора пострадавших для отправки на кавказский берег служила узкая береговая полоска с высоким крутым скальным "козырьком".
Помощь на месте падения самолета, доставка раненого на сборный пункт и первая врачебная помощь в примитивном медицинском пункте, в пещере-землянке, осуществлялись в основном моей группой. Нередко нам помогали санинструкторы и санитары-носильщики из сухопутных войск. Вся работа велась, как правило, по ночам, с большими физическими тяготами и опасностями для жизни. Машин и лошадей для перевозки раненых не было, их доставляли на носилках.
Причалов тоже не было. Погрузка на катера проходила в сложных условиях. Не раз люди падали в ледяную воду. Обычно транспорт сопровождал санитар или санинструктор, иногда фельдшер или врач.
Не все наши раненые достигали противоположного берега: над проливом бушевал вражеский огонь. Не забуду пожилого санинструктора Деркачева, дядю Ваню, как мы его называли. С отеческой заботой он относился к раненым. Любимым его обращением было "сынок", без различия званий. Деркачеву часто приходилось сопровождать транспорты. Он погиб в волнах Керченского пролива.
Очень смело выполнял все поручения санинструктор Петр Попудько. Он был инициативен, обладал недюжинной физической силой. В последнем своем рейсе санинструктор с простреленной грудью продолжал исполнять на баркасе свои обязанности сопровождающего.
Не один раз и мне приходилось бороздить воды Керченского пролива на нашем "медицинском" спасательном катере, чтобы вовремя успеть к месту падения самолета или летчика, выбросившегося с парашютом. Командовал судном отчаянный, никогда не унывавший Саша Скворцов. Хорошо помню то обостренное чувство опасности, которое мы испытывали на воде или в воздухе над проливом. Даже наш изрытый снарядами и бомбами, насквозь простреливаемый пулеметным огнем плацдарм казался тогда спасительным уголком...
Частенько вспоминаю летчика Харламова, с которым несколько раз перелетал Керченский пролив на санитарном С-2. Однажды я сопровождал раненого летчика на кавказский берег, а обратно летел с грузом перевязочного материала. Мы шли бреющим над волнами, используя водную поверхность для маскировки - сверху "фоккер" не разглядел бы нас. Такой полет был очень рискованным, так как лишал нас возможности маневра в воздухе, а недостаточно точный расчет мог привести к потере и без того минимальной высоты и падению в воду.
Уже в самом конце маршрута, когда до посадочной площадки оставалось всего несколько десятков метров, нас настигла пулеметная очередь вражеского истребителя. Она начисто срезала хвост самолета. Но Харламов сумел посадить машину, мы отделались лишь ушибами".
В другой раз я вылетел на передовой командный пункт проверить работу медицинских постов и пунктов. Там встретился с генералом Слюсаревым. Высокий, подтянутый, он руководил воздушными боями, подсказывал истребителям по радио, как лучше выполнить маневр, предупреждал об опасности. Вихри жарких поединков кружились над самой головой.
Особенно трудной оказалась организация спасения и оказания медицинской помощи летчикам, совершившим по тем или иным причинам вынужденную посадку на воду. Керченский пролив насквозь простреливался артиллерией противника, над ним постоянно рыскали вражеские истребители. Задача медслужбы осложнялась тем, что, прежде чем оказать медицинскую помощь пострадавшим авиаторам, нужно было спасти их от потопления. Ведь даже управляемый самолет, сев на воду, мог продержаться на ней считанные секунды, а расстояние до берега почти всегда оказывалось значительным: два-три километра и более. К тому же течение пролива довольно сильное. Шлюпки и лодки со спасательными средствами нередко с запозданием прибывали к месту катастрофы, тихоходный катер - тоже.
Я доложил обо всем этом командующему. Вершинин внимательно выслушал меня и спросил:
- У вас есть конкретные предложения?
- Да. Мы могли бы использовать торпедные катера и самолеты У-2, которые обеспечат быструю доставку спасательных средств терпящим бедствие. Подпишите письмо командующему Азовской флотилией. Я сам слетаю в их штаб.
Пробежав глазами заготовленное мною письмо, генерал-лейтенант тут же подписал его.
Азовская военная флотилия выделила для нас глиссеры и торпедные катера, оснащенные аварийными лодками (ЛАС-1), спасательными поясами и необходимым набором медикаментов. Теперь на воде появились четыре медпоста:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Аэродром часто подвергался налетам немецких бомбардировщиков. Кроме обычных бомб они сбрасывали так называемые "лягушки", то есть прыгающие мины, взрывавшиеся от случайного прикосновения к ним.
У переднего края вблизи радиостанций наведения мы организовали еще четыре медицинских поста: на горе Иванова, в районе завода имени Войкова-Колонка, в районе станции Опасная и западнее Баксы.
Учитывая, что на ПКП имеется проводная связь с наземными частями и что здесь концентрируются сведения о сбитых и совершивших вынужденную посадку самолетах, я направил туда старшего врача 24-го отдельного полка связи майора медицинской службы Д. С. Цыпкина.
Позже Давид Самуилович так вспоминал о своей работе:
"Хорошо помню темную, дождливую ночь в начале ноября 1943 года, когда наши войска переправлялись на плацдарм, захваченный под Керчью. Под непрерывным артиллерийским огнем шла посадка на самые разнообразные плавучие средства: катера, пароходы, шлюпки, шаланды, плоты. В одну из шаланд сел и я с двумя санитарными инструкторами. Предварительно получил ваше задание: организовать и осуществлять первую помощь, сбор и эвакуацию через Керченский пролив наших раненых летчиков.
Плацдарм представлял собой голый участок побережья без пресной воды. Небольшой водоисточник находился на нейтральной полосе. С опасностью для жизни наши люди пробирались к нему по ночам. Частично пресная вода и топливо доставлялись с Большой земли.
Плацдарм подвергался жесточайшим бомбежкам и артобстрелам. Все войска зарылись в землю. В воздухе часто шли бои, особенно над проливом. Противник всеми силами старался сорвать перевозки на плацдарм людей и грузов.
Для эвакуации раненых использовался попутный транспорт, то есть суда, возвращавшиеся на Тамань. Кроме того, в нашем распоряжении находились санитарный самолет С-2 и морской катер. Задачей последнего было подбирать раненых на воде. Пунктом сбора пострадавших для отправки на кавказский берег служила узкая береговая полоска с высоким крутым скальным "козырьком".
Помощь на месте падения самолета, доставка раненого на сборный пункт и первая врачебная помощь в примитивном медицинском пункте, в пещере-землянке, осуществлялись в основном моей группой. Нередко нам помогали санинструкторы и санитары-носильщики из сухопутных войск. Вся работа велась, как правило, по ночам, с большими физическими тяготами и опасностями для жизни. Машин и лошадей для перевозки раненых не было, их доставляли на носилках.
Причалов тоже не было. Погрузка на катера проходила в сложных условиях. Не раз люди падали в ледяную воду. Обычно транспорт сопровождал санитар или санинструктор, иногда фельдшер или врач.
Не все наши раненые достигали противоположного берега: над проливом бушевал вражеский огонь. Не забуду пожилого санинструктора Деркачева, дядю Ваню, как мы его называли. С отеческой заботой он относился к раненым. Любимым его обращением было "сынок", без различия званий. Деркачеву часто приходилось сопровождать транспорты. Он погиб в волнах Керченского пролива.
Очень смело выполнял все поручения санинструктор Петр Попудько. Он был инициативен, обладал недюжинной физической силой. В последнем своем рейсе санинструктор с простреленной грудью продолжал исполнять на баркасе свои обязанности сопровождающего.
Не один раз и мне приходилось бороздить воды Керченского пролива на нашем "медицинском" спасательном катере, чтобы вовремя успеть к месту падения самолета или летчика, выбросившегося с парашютом. Командовал судном отчаянный, никогда не унывавший Саша Скворцов. Хорошо помню то обостренное чувство опасности, которое мы испытывали на воде или в воздухе над проливом. Даже наш изрытый снарядами и бомбами, насквозь простреливаемый пулеметным огнем плацдарм казался тогда спасительным уголком...
Частенько вспоминаю летчика Харламова, с которым несколько раз перелетал Керченский пролив на санитарном С-2. Однажды я сопровождал раненого летчика на кавказский берег, а обратно летел с грузом перевязочного материала. Мы шли бреющим над волнами, используя водную поверхность для маскировки - сверху "фоккер" не разглядел бы нас. Такой полет был очень рискованным, так как лишал нас возможности маневра в воздухе, а недостаточно точный расчет мог привести к потере и без того минимальной высоты и падению в воду.
Уже в самом конце маршрута, когда до посадочной площадки оставалось всего несколько десятков метров, нас настигла пулеметная очередь вражеского истребителя. Она начисто срезала хвост самолета. Но Харламов сумел посадить машину, мы отделались лишь ушибами".
В другой раз я вылетел на передовой командный пункт проверить работу медицинских постов и пунктов. Там встретился с генералом Слюсаревым. Высокий, подтянутый, он руководил воздушными боями, подсказывал истребителям по радио, как лучше выполнить маневр, предупреждал об опасности. Вихри жарких поединков кружились над самой головой.
Особенно трудной оказалась организация спасения и оказания медицинской помощи летчикам, совершившим по тем или иным причинам вынужденную посадку на воду. Керченский пролив насквозь простреливался артиллерией противника, над ним постоянно рыскали вражеские истребители. Задача медслужбы осложнялась тем, что, прежде чем оказать медицинскую помощь пострадавшим авиаторам, нужно было спасти их от потопления. Ведь даже управляемый самолет, сев на воду, мог продержаться на ней считанные секунды, а расстояние до берега почти всегда оказывалось значительным: два-три километра и более. К тому же течение пролива довольно сильное. Шлюпки и лодки со спасательными средствами нередко с запозданием прибывали к месту катастрофы, тихоходный катер - тоже.
Я доложил обо всем этом командующему. Вершинин внимательно выслушал меня и спросил:
- У вас есть конкретные предложения?
- Да. Мы могли бы использовать торпедные катера и самолеты У-2, которые обеспечат быструю доставку спасательных средств терпящим бедствие. Подпишите письмо командующему Азовской флотилией. Я сам слетаю в их штаб.
Пробежав глазами заготовленное мною письмо, генерал-лейтенант тут же подписал его.
Азовская военная флотилия выделила для нас глиссеры и торпедные катера, оснащенные аварийными лодками (ЛАС-1), спасательными поясами и необходимым набором медикаментов. Теперь на воде появились четыре медпоста:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81