При этом самолет, вознамерившийся было любой ценой доставить Тоуда куда-нибудь поближе к башням и стенам Замка, освободившись от веса пилота и словно почувствовав это, из последних сил взлетел повыше, перевалил через Замок и медленно (к счастью, никому не повредив) упал на пустой в это время года луг.
Тоуд тем временем осваивался с новой реальностью: погода, судя по всему, не располагала к парашютным прыжкам. Ветер забавлялся с ним, как с игрушкой, швыряя из стороны в сторону, чередуя спуски с подъемами, от чего у Тоуда перехватывало дыхание, кружилась голова, а желудку явно не сиделось на месте. Вот таким — беспорядочным, неравномерным и хаотичным — оказался его путь от борта самолета до земли.
Как это бывает со всеми баловнями судьбы, он не стал рассыпаться в благодарностях за подаренную жизнь, а сосредоточился на перечислении выгодных для себя сторон случившегося.
— Итак, начнем с того, что я жив, — сказал он себе. — И остаюсь прежним Toy дом, несравненным и неподражаемым Toy дом, каким я был до попытки благородного самопожертвования. Становится очевидным, что мне не было суждено не только умереть, но и быть пойманным и схваченным. А следовательно, остается ждать, когда парашют мягко опустит меня на ровном месте (как я и мечтал совсем недавно), где я смогу решить, в какую сторону пойти и что предпринять ради будущих свершений. Летать, конечно, дело хорошее. Пока летаешь. Но вот теперь я заявляю, что в возвращении к покинутой земле тоже есть какая-то прелесть. Остается только догадываться, какие новые победы готовит мне судьба, учитывая уже свершенное мною и еще не реализованный потенциал моей гениальности.
Земля неуклонно приближалась, и это стало беспокоить нашего парашютиста. Дело в том, что вместо ожидаемого поля, огорода, на худой конец — сада или лужайки перед дачным домиком, прямо под ним оказалось поместье, куда большее, чем Тоуд-Холл, с внушительным домом, напоминавшим скорее дворец, с большими флигелями, хозяйственными постройками, оранжереями, конюшнями и всем прочим, что подобает иметь в действительно большой и богатой усадьбе.
К ужасу Тоуда, он планировал прямо в центр усадьбы. Дергая поочередно за все стропы парашюта, он отчаянно пытался изменить направление полета. Все было напрасно.
— Ну хоть чуть-чуть, — бормотал Тоуд, отчаянно борясь с очередной стропой. — Мне и нужно-то самую малость…
Манипуляции с парашютом не дали никакого эффекта, тревога Тоуда неуклонно перерастала в панику, и вот он уже истерически замахал всеми лапами сразу, представляя собой весьма комичное зрелище. Разумеется, толку от этого тоже не было никакого. Судьба сохранила Тоуду жизнь (по крайней мере пока), но явно вознамерилась покарать его за что-то.
То, на что неотвратимо пикировал Тоуд, было огромной, сверкающей, вымытой до блеска оранжереей, полной ярко-зеленых тропических растений и многокрасочных цветов. Несомненно, буйная зелень должна была бы смягчить приземление, но Тоуд предпочел бы оказаться без такой подушки, учитывая отделявшую его от джунглей прозрачную преграду.
К тому же скорее всего такая посадка будет сопровождаться страшным звоном и грохотом, на который сбегутся все обитатели поместья, что изрядно осложнит задачу незаметного исчезновения отсюда. Впрочем, пока что Тоуд не видел внизу никого — ни садовников, ни дворников, — кто мог бы стать свидетелем его приземления.
Сверкающие стекла и ажурные металлические конструкции крыши оранжереи приближались с устрашающей быстротой. Вот они еще далеко — чистенькие, совершенные, элегантные, где-то под ними зелень пальм и лиан, и вдруг — удар! грохот! треск! звон! — и Тоуд…
…Тоуд оказался…
…Постепенно приходя в себя, он вынужден был признать, что находится не «над» или «под», а скорее «посреди» или «между», а то и просто «в». Верхняя половина тела, голова и передние лапы торчали с внешней стороны конструкции, в которую он угодил. Острые обломки дерева, металла и осколки стекла со всех сторон вонзились в его летное снаряжение, и только качество и плотность обмундирования спасли Тоуда от более страшного, чем дюжины синяков, ссадин и неглубоких порезов.
Тем временем нижняя часть тела — от пояса и до пяток — хотя и казалась бесконечно далекой и недосягаемой, но по крайней мере была в приятном тепле. Парашют лег покрывалом на неповрежденную часть крыши и теперь игриво колыхался на ветру.
Тоуд попытался выбраться из западни. Сначала он решил вылезти на крышу, чтобы, спустившись с нее, дать деру. Не получилось: он не смог вылезти из прочно удерживавших его тело острых обломков крыши.
Тогда он попытался протолкнуться вниз. Задерживая дыхание, втягивая живот, он отчаянно дрыгал задними лапами, даже доставая пятками до кроны какой-то колючей пальмы. И опять все безрезультатно. Ни вверх, ни вниз. Он застрял.
— Помогите! — вполголоса позвал Тоуд, еще не распрощавшись окончательно с надеждой выбраться отсюда, не привлекая к себе излишнего внимания.
«Должен же поблизости ошиваться кто-нибудь из разнорабочих или дворников, — подумал Тоуд, — какой-нибудь добродушный парень, который за небольшое вознаграждение согласится вытащить меня отсюда без лишних вопросов. Впрочем, что до платы, то ему придется поверить мне на слово: денег-то с собой у меня нет».
С высоты своего наблюдательного пункта он оглядел окрестности в поисках возможного спасителя. Но нигде — ни на ухоженных лужайках, ни в огороде, ни у стен главного дома поместья — нигде не было видно ни единой живой души. Впрочем, эти спокойные наблюдения вскоре сменились все нарастающим ощущением дискомфорта — как сверху, так и снизу.
Нижняя половина Тоуда оказалась не просто в оранжерее, а заткнула собой дыру в самой верхней части ее купола, где, как известно, собирается самый теплый, почти горячий воздух. Поэтому Тоуд вскоре почувствовал себя так, словно сел в перегретую ванну, рядом с которой не оказалось кувшина с холодной водой, чтобы ее несколько остудить.
А наверху, там, где находились голова и плечи Тоуда, было весьма прохладно. И, по мнению Тоуда, становилось все холоднее и холоднее.
— Мне…
Он замолчал, не в силах подыскать подходящего слова для передачи такого редкого ощущения, когда одна часть тела страдает от перегрева, в то время как другая просто замерзает.
— Мне… мне следует выбираться отсюда во что бы то ни стало, — заключил он, — если, конечно, я не хочу умереть от пневмонии.
Его вновь охватила паника. Стекло, которое он так легко пробил, рухнув сверху, оказалось весьма прочным и не хотело разбиваться под ударами лап. К тому же жара, мучившая его нижнюю половину, дополнилась еще одной неприятностью: стоило Тоуду расслабить и выпрямить лапы, как они тотчас же упирались в шипастые ветки и жгучие листья какого-то тропического дерева, над кроной которого завис несчастный парашютист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67