Казалось, никто не имеет представления о том, что вызвало эти смерти. Их частота вызывала среди наиболее слабохарактерных людей настоящую панику, поскольку приливы в Эллстоне были незначительными, к тому же поблизости не было ни одной акулы. Были ли на трупах следы нападений, я не знал, но боязнь смерти, бродившей среди волн и настигавшей одиночек в темных тихих местах, испытывали все люди. Следовало поскорее выявить причину смертных случаев, даже несмотря на то, что здесь не было акул. Поскольку акулы представляли лишь гипотетическую угрозу, и я лично ни разу не видел их, люди, продолжавшие купаться, были настороже относительно вероломных приливов в большей степени, нежели относительно каких-нибудь морских тварей. А осень была уже не за горами, и кое-кто использовал это обстоятельство как повод, чтобы покинуть море, где людей подстерегала смерть. Они уехали в безопасные места, где им не приходилось даже слышать звука моря. Итак, август закончился, а я пробыл на побережье уже много дней.
На четвертый день нового месяца поступило штормовое предупреждение, а на шестой, когда я вышел на прогулку под сырым ветром, увидел над бурным морем свинцового цвета массу бесформенных облаков, темных и тягостных. Ветер, не имеющий четкого направления, но очень буйный, производил впечатление движущегося живого существа - живого в том смысле, что это могла быть только приближающаяся долгожданная буря. Я позавтракал в Эллстоне, и хотя казалось, что небеса близки к тому, чтобы стать крышкой большого гроба мира, я рискнул спуститься к пляжу и удалиться как от деревни, так и от своего исчезнувшего из поля зрения дома. По мере того, как вселенская серость стала покрываться отвратительными пятнами фиолетового цвета - загадочно яркими, несмотря на мрачный оттенок - я обнаружил, что нахожусь в нескольких милях от любого возможного убежища. Это, однако, не показалось мне существенным, вопреки тому, что на темном небе появилось дополнительное сияние, предвещающее неизвестно что. Я был преисполнен любопытства, которое внезапно сменилось тревогой и страхом перед очертаниями форм и видов, прежде скрывавшихся в тумане. Понемногу ко мне пришли воспоминания, вызванные схожестью увиденной сцены с тем, что я воображал, когда мне в детстве читали сказку. Эта история, - о которой я не думал уже много лет, - повествовала о женщине, которую полюбил чернобородый король подводной страны за округлыми скалами, где жили рыбоподобные твари. По словам женщины, когда она была еще юной девушкой с золотистыми волосами, ее похитило темное существо, коронованное жреческой митрой и имевшее вид сморщенной обезьяны. На периферии моего воображения остался образ подводных скал и бесцветной сумрачной поверхности, заменяющей в этом мире небо. И этот образ, хотя я почти забыл эту историю, совершенно неожиданно вновь всплыл в моем сознании, вызванный похожей картиной скал и неба, которая в этот момент предстала предо мной. Зрелище было очень похоже на то, что я представлял себе в давно ушедшем детстве, и что сохранилось в обрывочных случайных впечатлениях. Эта история могла укрыться в каких-то растревоженных неоконченных воспоминаниях и в каком-то виде скрываться в моих ощущениях, вызванных сценами, которые теперь кажутся весьма сомнительными. Зачастую мы очень ярко воспринимаем какой-нибудь незначительный, легкий, как перышко, образ - например, женское платье, стелющееся вдоль изгибов дороги в полдень, или твердость векового дерева под бледным утренним небом - и такие образы более ощутимы, нежели объекты, содержащие важную, ценную особенность, которую мы должны сознательно ухватить. И когда такая легкая сцена наблюдается позже или с другой точки, мы обнаруживаем, что она теряет свою важность и привлекательность для нас. Возможно, в некоторых наблюдаемых вещах мы обнаруживаем некое важное иллюзорное качество, проистекающее из наших обрывочных воспоминаний. Расстроенный разум, не осознающий причину этой переоценки, сосредотачивается на объекте, взволновавшем его, и удивляется, когда в нем на самом деле не оказывается ничего существенного. Так произошло, когда я наблюдал за краснеющими облаками. В них была величавость и загадочность погруженных в сумерки старых монастырских башен, но они также напоминали о тех скалах из детской сказки. Внезапно охваченный воспоминаниями, родившимися у меня в связи с этой историей, я почти ожидал увидеть в вихрях грязной пены посреди волн, которые сейчас словно лились из треснувшего черного стакана, ужасную фигуру того обезьяноподобного существа в старой медной митре. Я ожидал, как оно выходит из своего королевства, спрятанного в какой-то забытой бездне, для которой волны были небом.
Я так и не увидел никакого существа из воображаемого царства, но по мере того, как холодный ветер менял направление, с шелестом разрезая небеса подобно ножу, в том месте, где сливались темные облака и вода, появился серый объект, похожий на кусок дерева, болтающегося по закутанному в туман морю. До него было довольно далеко, и когда он внезапно исчез, я предположил, что это, возможно, был дельфин, нырнувший в волнующуюся воду.
Вскоре я обнаружил, что уже очень долго стою здесь, созерцая нарастающую бурю и связывая свои ранние фантазии с ее величием. Полился ледяной дождь, принесший однообразную унылость в пейзаж, погруженный в темноту, чрезмерную для данного часа. Спешно направившись вдоль серого песка, я чувствовал удары холодных капель по спине, и вскоре моя одежда промокла насквозь. Поначалу я побежал, намереваясь увернуться от бесцветных капель, образовывавших длинные скручивающиеся потоки по пути с невидимого неба; но после того, как я понял, что бежать до какого-нибудь сухого пристанища слишком далеко, замедлил шаг и повернул к дому, имитируя прогулку под чистым небом. Не было особого смысла торопиться, хотя обстоятельства, в которые я попал, не внушали радости. Тяжелая мокрая одежда холодила меня, и в условиях надвигающейся темноты и бесконечно усиливающегося ветра со стороны океана я не мог сдерживать дрожи. Однако помимо дискомфорта от проливного дождя была еще какая-то веселость, скрытая в низко нависших вьющихся массах облаков и в возбужденной реакции тела. Меня охватило настроение, в котором были и ликующая радость от противостояния дождю (теперь он лился на меня буквально струями, полностью пропитав мою обувь и карманы), и странный восторг перед этими мрачными гнетущими небесами, которые неслись на темных крыльях над вечно беспокойным морем. Я брел вдоль серой полосы побережья Эллстона. Быстрее, чем я ожидал, в хлещущем косом дожде показался низкий дом. Все кустарники на песчаных холмах раскачивались в такт неистовому ветру, словно вырывали сами себя с целью присоединиться к нему в далеком путешествии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
На четвертый день нового месяца поступило штормовое предупреждение, а на шестой, когда я вышел на прогулку под сырым ветром, увидел над бурным морем свинцового цвета массу бесформенных облаков, темных и тягостных. Ветер, не имеющий четкого направления, но очень буйный, производил впечатление движущегося живого существа - живого в том смысле, что это могла быть только приближающаяся долгожданная буря. Я позавтракал в Эллстоне, и хотя казалось, что небеса близки к тому, чтобы стать крышкой большого гроба мира, я рискнул спуститься к пляжу и удалиться как от деревни, так и от своего исчезнувшего из поля зрения дома. По мере того, как вселенская серость стала покрываться отвратительными пятнами фиолетового цвета - загадочно яркими, несмотря на мрачный оттенок - я обнаружил, что нахожусь в нескольких милях от любого возможного убежища. Это, однако, не показалось мне существенным, вопреки тому, что на темном небе появилось дополнительное сияние, предвещающее неизвестно что. Я был преисполнен любопытства, которое внезапно сменилось тревогой и страхом перед очертаниями форм и видов, прежде скрывавшихся в тумане. Понемногу ко мне пришли воспоминания, вызванные схожестью увиденной сцены с тем, что я воображал, когда мне в детстве читали сказку. Эта история, - о которой я не думал уже много лет, - повествовала о женщине, которую полюбил чернобородый король подводной страны за округлыми скалами, где жили рыбоподобные твари. По словам женщины, когда она была еще юной девушкой с золотистыми волосами, ее похитило темное существо, коронованное жреческой митрой и имевшее вид сморщенной обезьяны. На периферии моего воображения остался образ подводных скал и бесцветной сумрачной поверхности, заменяющей в этом мире небо. И этот образ, хотя я почти забыл эту историю, совершенно неожиданно вновь всплыл в моем сознании, вызванный похожей картиной скал и неба, которая в этот момент предстала предо мной. Зрелище было очень похоже на то, что я представлял себе в давно ушедшем детстве, и что сохранилось в обрывочных случайных впечатлениях. Эта история могла укрыться в каких-то растревоженных неоконченных воспоминаниях и в каком-то виде скрываться в моих ощущениях, вызванных сценами, которые теперь кажутся весьма сомнительными. Зачастую мы очень ярко воспринимаем какой-нибудь незначительный, легкий, как перышко, образ - например, женское платье, стелющееся вдоль изгибов дороги в полдень, или твердость векового дерева под бледным утренним небом - и такие образы более ощутимы, нежели объекты, содержащие важную, ценную особенность, которую мы должны сознательно ухватить. И когда такая легкая сцена наблюдается позже или с другой точки, мы обнаруживаем, что она теряет свою важность и привлекательность для нас. Возможно, в некоторых наблюдаемых вещах мы обнаруживаем некое важное иллюзорное качество, проистекающее из наших обрывочных воспоминаний. Расстроенный разум, не осознающий причину этой переоценки, сосредотачивается на объекте, взволновавшем его, и удивляется, когда в нем на самом деле не оказывается ничего существенного. Так произошло, когда я наблюдал за краснеющими облаками. В них была величавость и загадочность погруженных в сумерки старых монастырских башен, но они также напоминали о тех скалах из детской сказки. Внезапно охваченный воспоминаниями, родившимися у меня в связи с этой историей, я почти ожидал увидеть в вихрях грязной пены посреди волн, которые сейчас словно лились из треснувшего черного стакана, ужасную фигуру того обезьяноподобного существа в старой медной митре. Я ожидал, как оно выходит из своего королевства, спрятанного в какой-то забытой бездне, для которой волны были небом.
Я так и не увидел никакого существа из воображаемого царства, но по мере того, как холодный ветер менял направление, с шелестом разрезая небеса подобно ножу, в том месте, где сливались темные облака и вода, появился серый объект, похожий на кусок дерева, болтающегося по закутанному в туман морю. До него было довольно далеко, и когда он внезапно исчез, я предположил, что это, возможно, был дельфин, нырнувший в волнующуюся воду.
Вскоре я обнаружил, что уже очень долго стою здесь, созерцая нарастающую бурю и связывая свои ранние фантазии с ее величием. Полился ледяной дождь, принесший однообразную унылость в пейзаж, погруженный в темноту, чрезмерную для данного часа. Спешно направившись вдоль серого песка, я чувствовал удары холодных капель по спине, и вскоре моя одежда промокла насквозь. Поначалу я побежал, намереваясь увернуться от бесцветных капель, образовывавших длинные скручивающиеся потоки по пути с невидимого неба; но после того, как я понял, что бежать до какого-нибудь сухого пристанища слишком далеко, замедлил шаг и повернул к дому, имитируя прогулку под чистым небом. Не было особого смысла торопиться, хотя обстоятельства, в которые я попал, не внушали радости. Тяжелая мокрая одежда холодила меня, и в условиях надвигающейся темноты и бесконечно усиливающегося ветра со стороны океана я не мог сдерживать дрожи. Однако помимо дискомфорта от проливного дождя была еще какая-то веселость, скрытая в низко нависших вьющихся массах облаков и в возбужденной реакции тела. Меня охватило настроение, в котором были и ликующая радость от противостояния дождю (теперь он лился на меня буквально струями, полностью пропитав мою обувь и карманы), и странный восторг перед этими мрачными гнетущими небесами, которые неслись на темных крыльях над вечно беспокойным морем. Я брел вдоль серой полосы побережья Эллстона. Быстрее, чем я ожидал, в хлещущем косом дожде показался низкий дом. Все кустарники на песчаных холмах раскачивались в такт неистовому ветру, словно вырывали сами себя с целью присоединиться к нему в далеком путешествии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9