Зазвенело в ушах...
Он долго стоял возле дверей, прислонившись к косяку.
Ты помнишь, Петр, как мы пекли кукурузу в костре - за вашим садом? В ночное нас не пустили с колхозными конями, и мы расположились у речки... Вся радость наша тогда была дождаться кукурузы, будто её нам дома не давали... А теперь вся радость - вспомнить ту ночь...
Костер, сложенный Петром, наконец разгорелся. Пламя то поднималось шумя, то падало, затихая, то огонь чуть клонило в сторону слабым ветерком. А выше, над головами сидящих, искры и мелкие язычки пламени отрывались от костра, но их быстро поглощала синяя темь. Рукам и лицу то становилось жарко и приходилось отодвигаться, то прохладный ночной ветер обдавал холодком и снова тянуло поближе к огню.
С болотца, что было впереди, тянуло сыростью. Над лугом висела тишина, её тяжесть ощущалась. Легкое потрескивание костра лишь заставляло думать об этой тяжелой, но успокоительной тишине. Говорить было как-то неловко и трудно, и Петр замолчал. Теперь навсегда. В это поверить Андрей никак не мог.
4
На другой день Макар, через Ларису, вызвал Федора к себе на дачу. Федор увидел бледного осунувшегося брата. Уши Макара, мочкам которых недоставало женских сережек, - казались теперь очень большими. Он предупредил Федора, что поедет в Ясеневку Лариса. "Не нужна она там", пробурчал Федор. - Нет, - сказал Макар, - пусть Лариса помогает. А меня, врачи не пускают.
Федор не стал спорить, хотя подумал, что Макар просто струсил, свое здоровье он всегда берег больше братьев, - всю войну на брони в Москве просидел. В начальство пробился. Федор плотник, Макар кремлевский работник, - шутил часто Петр. Кажется, в первый раз в Москве они так ладно и быстро договариваются и нислова о главном, о смерти Петра, потому что главное только то и есть, чему не нужно слов. Макар всех обогнал в карьере, и Федор по глупости, наверно, больше боялся брата, чем любил. "Жизнь - рулетка" опять смеялся над братьями Петр.
* * *
Три дня шли траурные приготовления в дальнюю дорогу. Оформили документы, чтоб забрать из морга обработанное для перевозки тело покойного. Так завещал Петр - хоронить в Ясеневке. Отправили в деревню, поездом Люду с детьми.
И вот к моргу прибыл наконец автобус. Собрались сослуживцы Петра. В зале для прощания прошел митинг. Говорили много, но скорбью были отмечены лица молчавших, а не выступающих. Только эти люди знали, что значит потерять в общем-то незаменимого руководителя.
Когда через задний люк гроб ставили на площадку, голова Петра качнулась, он будто прощался с друзьями. В автобусе гроб накрыли крышкой. Федор приколотил её гвоздями, чтоб не сползла дорогой. И автобус поехал. В нем остались только Андрей и Федор. Жизнь в эти дни, после смерти Петра, казалась Андрею остановившейся, не меняющейся в привычном своем круговороте. А выходило - живущим не было дела до чьей-то смерти. Люди женились, устраивали свои судьбы, меняли жилища, работу. Мимо смерти, как мимо воронки омута в реке, бежала, снова сомкнувшись в течении вода - все дальше и дальше, неудержимая на своем бесконечном пути.
Думалось об этом с обидой за покойного, - равнодушна к смерти жизнь, но, пожалуй, дума эта приносила и облегчение, так как возвращала Андрея обратно к земным делам.
В заднее стекло автобуса он увидел, как Волоков, стоя у ворот морга впереди всех провожающих, махал на прощанье рукой. Теперь он начальник.
* * *
Дорога до Ясеневки дальняя. Ох, какая дальняя.
Откуда-то появился ещё один пассажир, - рыжебородый, с тяжелой палкой?..
Едут, останавливаются. Опять едут, едут.
Рыжебородого звали Савелием, представился Андрею. Старик нет, нет да и уставится на гроб испуганными глазами. А Федор подремывал. Андрей думал о том, как сложится у Федора дальнейшая жизнь. Не вернется ли в Ясеневку. Вот встретил, кажется, земляка. Но главным в эти мгновения для Андрея была мысль, что он жив, видит небо в облаках, зеленый лес за окном автобуса или деревню вдали, огороды, мост, речку в низине, стайку выпорхнувших из осоковых зарослей диких уток - все то, чем не только не восхищаются люди, но что они и не замечают - иначе откуда столько обгоняющих машин проносится мимо всего того, что есть в мире истинно прекрасного? Петр бы его понял, они были спаяны дружбой.
Проехали уже много. Савелий что-то шепнул Федору и затем медленно отодвинулся, повздыхал и лег на лавку, свернувшись калачиком. Густые длинные волосы сползли ему на лицо.
Немного посидев после того, как лег Савелий, громыхнув ботинками, растянулся на лавке и Федор, положив голову на ладонь.
Была та пора, когда солнце, спрятавшись за лес, уже не светило, но небо ещё оставалось ярко-голубым и высоким. До вечера - далеко и, значит, ехать ещё им было долго.
Андрей посмотрел на водителя, на то, как уверенно держит его рука баранку. Перевел взгляд на плотно закрытую дверь, затем на дорогу, которая вновь была ровной и широкой, и решил в конце концов, что тоже приляжет на полчасика, чтоб в Ясеневку прибыть с силами и относительно хотя бы уравновешенным...
Он не думал, что заснет... Но едва закрыл глаза и вот уже он совсем пацан, школьник, и Петро рядом. Они бегут из школы. У Петра за плечами знаменитый среди пацанов фанерный ранец, его смастерил сам Петр, с открывающейся крышкой и с ремнями. Такого ранца нет больше ни у кого в Ясеневке. Петро хохоча и подпрыгивая, рассказывает что-то Андрею. Андрей между тем слышит слова, но не понимает фраз, смысла. Да и Петр, пожалуй, рассказывая о новостях, все их в кучу собирает и сам не очень-то следит что к чему. Зачем смысл, когда так много фактов и детской радости? Им сейчас не нужен смысл. Важно, что они свободны и бегут... Андрей смотрит на дорогу. Впереди уж нет ничего - ни столбов, ни улицы, - одна гладкая бесконечная дорога. Куда она ведет? Ни Андрей, ни Петр не знают этого, но им весело как раз от того, что дорога впереди такая долгая. Дорога всегда куда-то ведет. И куда-то зовет - смелых и решительных... Да, именно об этом думает Андрей. Четко и ясно: "Дорога зовет... дорога зовет... Все, что впереди - узнаешь, одолев дорогу... Это твоя надежда".
Вдруг свет исчезает в его глазах. И тут же он понимает, что плачет и не спит уже, а проснулся. В автобусе темно. Не поднимаясь, Андрей смахивает слезы со щек и с глаз, но слезы упрямо появляются снова. Сон зовет его обратно. Туда, где Петр жив...
... Девушка в белом останавливается возле зеленой урны. Протягивает ладонь. Из урны летят к ладони, как лепестки белой розы, клочки бумаги. Они прилипают к её ладони. И вот она держит несколько восстановившихся из лепестков страниц и протягивает их Андрею:
- Это ваша тетрадь. Больше не рвите.
Андрей кивком головы благодарит девушку. Начинает читать и удивляется, - знакомые мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Он долго стоял возле дверей, прислонившись к косяку.
Ты помнишь, Петр, как мы пекли кукурузу в костре - за вашим садом? В ночное нас не пустили с колхозными конями, и мы расположились у речки... Вся радость наша тогда была дождаться кукурузы, будто её нам дома не давали... А теперь вся радость - вспомнить ту ночь...
Костер, сложенный Петром, наконец разгорелся. Пламя то поднималось шумя, то падало, затихая, то огонь чуть клонило в сторону слабым ветерком. А выше, над головами сидящих, искры и мелкие язычки пламени отрывались от костра, но их быстро поглощала синяя темь. Рукам и лицу то становилось жарко и приходилось отодвигаться, то прохладный ночной ветер обдавал холодком и снова тянуло поближе к огню.
С болотца, что было впереди, тянуло сыростью. Над лугом висела тишина, её тяжесть ощущалась. Легкое потрескивание костра лишь заставляло думать об этой тяжелой, но успокоительной тишине. Говорить было как-то неловко и трудно, и Петр замолчал. Теперь навсегда. В это поверить Андрей никак не мог.
4
На другой день Макар, через Ларису, вызвал Федора к себе на дачу. Федор увидел бледного осунувшегося брата. Уши Макара, мочкам которых недоставало женских сережек, - казались теперь очень большими. Он предупредил Федора, что поедет в Ясеневку Лариса. "Не нужна она там", пробурчал Федор. - Нет, - сказал Макар, - пусть Лариса помогает. А меня, врачи не пускают.
Федор не стал спорить, хотя подумал, что Макар просто струсил, свое здоровье он всегда берег больше братьев, - всю войну на брони в Москве просидел. В начальство пробился. Федор плотник, Макар кремлевский работник, - шутил часто Петр. Кажется, в первый раз в Москве они так ладно и быстро договариваются и нислова о главном, о смерти Петра, потому что главное только то и есть, чему не нужно слов. Макар всех обогнал в карьере, и Федор по глупости, наверно, больше боялся брата, чем любил. "Жизнь - рулетка" опять смеялся над братьями Петр.
* * *
Три дня шли траурные приготовления в дальнюю дорогу. Оформили документы, чтоб забрать из морга обработанное для перевозки тело покойного. Так завещал Петр - хоронить в Ясеневке. Отправили в деревню, поездом Люду с детьми.
И вот к моргу прибыл наконец автобус. Собрались сослуживцы Петра. В зале для прощания прошел митинг. Говорили много, но скорбью были отмечены лица молчавших, а не выступающих. Только эти люди знали, что значит потерять в общем-то незаменимого руководителя.
Когда через задний люк гроб ставили на площадку, голова Петра качнулась, он будто прощался с друзьями. В автобусе гроб накрыли крышкой. Федор приколотил её гвоздями, чтоб не сползла дорогой. И автобус поехал. В нем остались только Андрей и Федор. Жизнь в эти дни, после смерти Петра, казалась Андрею остановившейся, не меняющейся в привычном своем круговороте. А выходило - живущим не было дела до чьей-то смерти. Люди женились, устраивали свои судьбы, меняли жилища, работу. Мимо смерти, как мимо воронки омута в реке, бежала, снова сомкнувшись в течении вода - все дальше и дальше, неудержимая на своем бесконечном пути.
Думалось об этом с обидой за покойного, - равнодушна к смерти жизнь, но, пожалуй, дума эта приносила и облегчение, так как возвращала Андрея обратно к земным делам.
В заднее стекло автобуса он увидел, как Волоков, стоя у ворот морга впереди всех провожающих, махал на прощанье рукой. Теперь он начальник.
* * *
Дорога до Ясеневки дальняя. Ох, какая дальняя.
Откуда-то появился ещё один пассажир, - рыжебородый, с тяжелой палкой?..
Едут, останавливаются. Опять едут, едут.
Рыжебородого звали Савелием, представился Андрею. Старик нет, нет да и уставится на гроб испуганными глазами. А Федор подремывал. Андрей думал о том, как сложится у Федора дальнейшая жизнь. Не вернется ли в Ясеневку. Вот встретил, кажется, земляка. Но главным в эти мгновения для Андрея была мысль, что он жив, видит небо в облаках, зеленый лес за окном автобуса или деревню вдали, огороды, мост, речку в низине, стайку выпорхнувших из осоковых зарослей диких уток - все то, чем не только не восхищаются люди, но что они и не замечают - иначе откуда столько обгоняющих машин проносится мимо всего того, что есть в мире истинно прекрасного? Петр бы его понял, они были спаяны дружбой.
Проехали уже много. Савелий что-то шепнул Федору и затем медленно отодвинулся, повздыхал и лег на лавку, свернувшись калачиком. Густые длинные волосы сползли ему на лицо.
Немного посидев после того, как лег Савелий, громыхнув ботинками, растянулся на лавке и Федор, положив голову на ладонь.
Была та пора, когда солнце, спрятавшись за лес, уже не светило, но небо ещё оставалось ярко-голубым и высоким. До вечера - далеко и, значит, ехать ещё им было долго.
Андрей посмотрел на водителя, на то, как уверенно держит его рука баранку. Перевел взгляд на плотно закрытую дверь, затем на дорогу, которая вновь была ровной и широкой, и решил в конце концов, что тоже приляжет на полчасика, чтоб в Ясеневку прибыть с силами и относительно хотя бы уравновешенным...
Он не думал, что заснет... Но едва закрыл глаза и вот уже он совсем пацан, школьник, и Петро рядом. Они бегут из школы. У Петра за плечами знаменитый среди пацанов фанерный ранец, его смастерил сам Петр, с открывающейся крышкой и с ремнями. Такого ранца нет больше ни у кого в Ясеневке. Петро хохоча и подпрыгивая, рассказывает что-то Андрею. Андрей между тем слышит слова, но не понимает фраз, смысла. Да и Петр, пожалуй, рассказывая о новостях, все их в кучу собирает и сам не очень-то следит что к чему. Зачем смысл, когда так много фактов и детской радости? Им сейчас не нужен смысл. Важно, что они свободны и бегут... Андрей смотрит на дорогу. Впереди уж нет ничего - ни столбов, ни улицы, - одна гладкая бесконечная дорога. Куда она ведет? Ни Андрей, ни Петр не знают этого, но им весело как раз от того, что дорога впереди такая долгая. Дорога всегда куда-то ведет. И куда-то зовет - смелых и решительных... Да, именно об этом думает Андрей. Четко и ясно: "Дорога зовет... дорога зовет... Все, что впереди - узнаешь, одолев дорогу... Это твоя надежда".
Вдруг свет исчезает в его глазах. И тут же он понимает, что плачет и не спит уже, а проснулся. В автобусе темно. Не поднимаясь, Андрей смахивает слезы со щек и с глаз, но слезы упрямо появляются снова. Сон зовет его обратно. Туда, где Петр жив...
... Девушка в белом останавливается возле зеленой урны. Протягивает ладонь. Из урны летят к ладони, как лепестки белой розы, клочки бумаги. Они прилипают к её ладони. И вот она держит несколько восстановившихся из лепестков страниц и протягивает их Андрею:
- Это ваша тетрадь. Больше не рвите.
Андрей кивком головы благодарит девушку. Начинает читать и удивляется, - знакомые мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38