Росита. Угу, угу, угу.
Появляется Поэт и целует Роситу. Кристобаль просыпается.
Кристобаль. В чем дело, Росита?
Росита. Тут так темно, что тебе не видать. Это… это… коклюшки для плетения кружев. Слышишь, как они постукивают?
Звуки поцелуев.
Кристобаль. Что-то уж слишком сильно постукивают.
Росита.
Довольно, уходите, коклюшки!
Почему бы, Кристобаль-душка,
тебе еще не вздремнуть на подушке?
Кристобаль.
Повернусь-ка я на другой бок,
авось отдохнет мой голубок.
С другой стороны появляется Больной, и Росита его тоже целует.
Кристобаль. Это еще что такое?
Росита. Это солнце уже закатывается.
Кристобаль. Урррррр. Что это, я спрашиваю? Что здесь происходит?
Росита. Не лезь в бутылку. Это лягушки в пруду.
Кристобаль. Допустим. Но я это прекращу и распрекращу! Уррррр!
Росита. Что ты расшумелся! Это львы в цирке. Это рогатые мужья спорят на улице.
Мать. Росита-а-а-а-а! Лекарь пришел.
Росита. Ай, лекарь пришел! Ой, ой, ой, животик мой!
Мать. Ах, прохвост, сукин сын! Ты во всем виноват, придется тебе теперь выкладывать нам все свои деньги.
Росита. Все деньги! Ой, ой, ой!
Уходят.
Режиссер. Кристобаль.
Кристобаль. Ну?
Режиссер. Давайте сюда поскорей. Росита захворала.
Кристобаль. Что у нее?
Режиссер. Роды.
Кристобаль. Роодыыыы?
Режиссер. Уже четверых родила.
Кристобаль. Ах, Росита, ты мне за все заплатишь! Поганая баба! Сто дуро я отдал за нее. Бим, бам, урррррр!
Все это время Росита вопит за сценой.
Кристобаль. Чьи это дети?
Мать. Твои, твои, твои.
Кристобаль (колотит ее). Чьи дети?
Мать. Твои, твои, твои.
Снова затрещина. За сценой вопит Росита в родовых схватках.
Режиссер. Пятый ребенок полез.
Кристобаль. А пятый чей?
Мать. Твой.
Затрещина.
Кристобаль. Чей?
Мать. Твой, а то еще чей!
Затрещина.
Твой, твой, твой, твой. (Умирает и лежит, свешиваясь с балюстрады.)
Кристобаль. Каюк тебе, стерве, каюк. Я вам покажу, чьи это дети! (Собирается уходить.)
Мать (вскакивая). Твои, твои, твои, твои!
Кристобаль добивает ее, уходит и возвращается с Роситой.
Кристобаль. Вот тебе! Вот тебе! За то… за это…
Режиссер (показывая свою большую голову из-за перегородки). Стоп! (Берет кукол и показывает публике.) Дамы и господа! Андалузские крестьяне часто смотрят подобные комедии под серой листвой олив или в темноватых помещениях старинных сараев. Грубоватые слова и речения, которые мы не терпим в атмосфере города, тяжкой от хмеля и картежа, весело и с подкупающей непосредственностью взлетают рядом с глазами мулов, крепких, как удар кулака, среди кожаной в позументах кордовской сбруи, среди молодых влажных колосьев.
Давайте же украсим сцену свежими колосьями, и пусть звучат рядом с ними ядреные словечки, что поспорили бы с пошлостью и скукой, на которые мы обрекли нашу сцену, и поприветствуем нынче в «Ла Тарумба» андалузца дона Кристобаля, двоюродного брата галисийского Булулу, одного из кумовьев тетушки Норики из Кадиса, братца парижского мосье Гиньоля и Арлекина из Бергамо – одного из тех персонажей, в которых живет в нетронутой чистоте истинная душа театра.
Конец «Балаганчика дона Кристобаля»

1 2 3