А если так, то там было никак не меньше сотни.
– Здесь еще полсоверена, чтобы убедить надзирателя послать за твоим другом, доктором Ленгдоном, – сказал мистер Сэбин.
Я смотрела во все глаза на шесть золотых монет в его руке.
– Но вы не можете! – прошептала я трясущимися губами. – Я… я не знаю, почему вы в тюрьме, мистер Сэбин, но, если вы нанесли оскорбление мандарину, это очень серьезно, и вам самому будут нужны все ваши деньги.
– Даже если бы у меня было в десять раз больше, этого было бы недостаточно, чтобы переубедить Хуанг Кунга. – Он вдруг улыбнулся. – У него на меня свои виды. Он так сказал, когда меня привели к нему пару дней назад. Давай, Люси. Зови надзирателя и начинай торговаться.
Прежде чем я успела ответить, раздался звук шагов по каменному полу коридора и кружок желтого света прорезал темноту и стал теснить ее в угол. Бряцанье ключей возвестило о приближении надзирателя. Мистер Сэбин вложил один из соверенов мне в руку и тихо сказал:
– Это – для начала. Остальные пока останутся у меня на тот случай, если он захочет тебя обыскать.
Звук шагов стал громче, и появился надзиратель с масляной лампой в руке. Он был не один. За ним шел доктор Ленгдон. Доктор был очень встревожен. Надзиратель повесил лампу на крюк и сказал:
– Здесь она. Можете поговорить несколько минут. – Он подбросил монетку, поймал ее, презрительно сплюнул и ушел, устало передвигая ногами.
Доктор Ленгдон подошел к зарешеченной двери. Он задыхался, как будто всю дорогу бежал.
– О боже! Значит, это правда! – воскликнул он, голос его прервался. – Я пошел тебя искать, когда ты не пришла за лекарством… – Он вытер пот со лба. – Кто-то мне сказал, что на улице ювелиров поймали девушку-иностранку, которая пыталась что-то украсть. Ах, Люси… что ты наделала, дитя мое?
Мне было так стыдно, что я не смогла ничего ответить. Он прислонил голову к решетке, закрыл глаза и снова произнес:
– О господи! – Это был крик отчаяния. Я поняла, что он думает о том, что может со мной случиться.
Из соседней камеры раздался голос мистера Сэбина:
– Мы сэкономили полсоверена и много времени, Люси. Представь меня своему другу.
Думаю, что доктор Ленгдон так волновался за меня, что не удивился, обнаружив в соседней камере англичанина. Но я навсегда запомню выражение лица доктора, когда мистер Сэбин вложил в его руку соверены. Впереди меня ждала новая жизнь, о которой я даже не мечтала. Большинство людей назвали бы то, что произошло со мной в ближайшем будущем, чудом или невероятной удачей. Для меня же новая жизнь была трудной и пугала меня гораздо больше, чем неприятности, которые мне пришлось до этого пережить. Впоследствии мне часто приходилось вспоминать доктора Ленгдона и это мгновение, когда его усталое взволнованное лицо вдруг просветлело, потому что ему дали золото, которое меня спасло.
Он взглянул на англичанина и сказал:
– Не знаю, как вас отблагодарить.
– К черту вашу благодарность! – голос мистера Сэбина звучал тихо и грубо. – Она считает вас своим другом. Почему вы ей не помогли? Почему допустили, чтобы она воровала? А что другие европейцы? А ваш посол, или мой? Тощая обезьянка, одна во всем мире, с кучей ребятишек и умирающей женщиной, полностью зависящими от нее! Она рискует лишиться руки… руки, черт бы вас побрал, чтобы прокормить их еще несколько дней, и всем наплевать!
– Мне не наплевать, мистер Сэбин, – сказал устало доктор Ленгдон, в его голосе не было обиды. – К своему стыду, я не знал, что дела настолько плохи. Но мне совсем не все равно.
– Если вам не все равно, почему же вы не знали, что дела настолько плохи?
Я быстро сказала:
– Я не говорила доктору Ленгдону. Я никому не говорила, сэр.
Доктор Ленгдон покачал головой и криво улыбнулся.
– Не защищай меня, Люси. – Он посмотрел на мистера Сэбина: – Вы молоды и не знаете Китая. Вы не знаете, что делает эта страна с людьми. Когда каждый год миллион человек умирает от голода, ваши чувства притупляются. Не должны, но это так. Что касается Люси, это моя вина. Но это – в прошлом. Я собираюсь вытащить ее из этой страны и отправить домой в Англию. Я пока не знаю как. Но я сделаю, даже если это будет последним делом в моей жизни.
– Сначала вытащите ее из этой тюрьмы, – оборвал его мистер Сэбин. – Она говорит, что если вы пойдете к ювелиру…
Доктор Ленгдон нетерпеливо поднял руку, призывая мистера Сэбина замолчать.
– Мне не нужно ничего объяснять, молодой человек. Я здесь поселился задолго до того, как родилась Люси. И я знаю, кого нужно подмаслить.
– Хорошо. – Мистер Сэбин повернулся к крошечному окошку. На клочке неба, заглядывавшего к нам из оконца, появились первые звезды. – Уже темнеет, – сказал он. – За вечер успеете?
– Не волнуйтесь, – доктор Ленгдон погладил карман, в котором лежали соверены. – Когда говорят деньги, китайцы не спят. – Он собрался уходить, затем остановился, оглянулся и посмотрел на меня и мистера Сэбина, стоящих у дверей своих камер. – Я уверен, что Люси поблагодарит вас сама. Но я хочу сказать вам спасибо от себя, мистер Сэбин. Я отдал последние полдоллара надзирателю, чтобы он меня сюда пустил. И если бы не ваша щедрость, мне бы самому пришлось заняться воровством. Сомневаюсь, чтобы у меня хорошо получилось.
Он ушел энергичной походкой, и я слышала, как он разговаривал с надзирателем тоном человека, который может себе позволить заплатить за все, что он хочет. Я подошла к решетке, разделявшей наши камеры, и сказала:
– Как же мне благодарить вас, мистер Сэбин? Мне кажется, что и слов таких хороших на свете нет.
Я заплакала. Я кусала губы, чтобы он не услышал, но он все-таки услышал, потому что подошел к решетке и взял мою руку в свою.
– Как правило, барышни плачут, когда им плохо, – сказал он. – Ты же ревешь сейчас, когда знаешь, что все будет хорошо.
– Из… из-вините меня, пожалуйста, мистер Сэбин, – заикаясь, сказала я. – Вообще-то, я никогда не плачу.
– Ничего удивительного, если только ты не бережешь слезы до лучших времен, – сухо сказал он, – которые, похоже, для тебя пока не наступили. Вот, возьми мой платок, он больше твоего, у меня есть еще.
– Спасибо, мистер Сэбин. – Я взяла квадратик ткани, который он протянул мне через прутья. – Вы… вы, правда считаете, что я похожа на тощую обезьяну?
Он не ответил и вдруг посмотрел на меня широко открытыми глазами.
– На кого?
– На тощую обезьяну.
– Кто тебе это сказал?
– Вы, сэр. Только что.
– Я? Господи! С чего это вдруг мне пришла в голову такая глупость?
– Не знаю, сэр.
– Ну, я, наверное, что-то перепутал. Я думал о… о Хуанг Кунге. Вот тебе и тощая обезьяна. Как будто я их когда-нибудь видел! Я надеюсь, ты не из-за этого плачешь, а, Люси?
– О, нет, мистер Сэбин. По крайней мере, я так не думаю… но сейчас, когда вы спросили, я уже не уверена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Здесь еще полсоверена, чтобы убедить надзирателя послать за твоим другом, доктором Ленгдоном, – сказал мистер Сэбин.
Я смотрела во все глаза на шесть золотых монет в его руке.
– Но вы не можете! – прошептала я трясущимися губами. – Я… я не знаю, почему вы в тюрьме, мистер Сэбин, но, если вы нанесли оскорбление мандарину, это очень серьезно, и вам самому будут нужны все ваши деньги.
– Даже если бы у меня было в десять раз больше, этого было бы недостаточно, чтобы переубедить Хуанг Кунга. – Он вдруг улыбнулся. – У него на меня свои виды. Он так сказал, когда меня привели к нему пару дней назад. Давай, Люси. Зови надзирателя и начинай торговаться.
Прежде чем я успела ответить, раздался звук шагов по каменному полу коридора и кружок желтого света прорезал темноту и стал теснить ее в угол. Бряцанье ключей возвестило о приближении надзирателя. Мистер Сэбин вложил один из соверенов мне в руку и тихо сказал:
– Это – для начала. Остальные пока останутся у меня на тот случай, если он захочет тебя обыскать.
Звук шагов стал громче, и появился надзиратель с масляной лампой в руке. Он был не один. За ним шел доктор Ленгдон. Доктор был очень встревожен. Надзиратель повесил лампу на крюк и сказал:
– Здесь она. Можете поговорить несколько минут. – Он подбросил монетку, поймал ее, презрительно сплюнул и ушел, устало передвигая ногами.
Доктор Ленгдон подошел к зарешеченной двери. Он задыхался, как будто всю дорогу бежал.
– О боже! Значит, это правда! – воскликнул он, голос его прервался. – Я пошел тебя искать, когда ты не пришла за лекарством… – Он вытер пот со лба. – Кто-то мне сказал, что на улице ювелиров поймали девушку-иностранку, которая пыталась что-то украсть. Ах, Люси… что ты наделала, дитя мое?
Мне было так стыдно, что я не смогла ничего ответить. Он прислонил голову к решетке, закрыл глаза и снова произнес:
– О господи! – Это был крик отчаяния. Я поняла, что он думает о том, что может со мной случиться.
Из соседней камеры раздался голос мистера Сэбина:
– Мы сэкономили полсоверена и много времени, Люси. Представь меня своему другу.
Думаю, что доктор Ленгдон так волновался за меня, что не удивился, обнаружив в соседней камере англичанина. Но я навсегда запомню выражение лица доктора, когда мистер Сэбин вложил в его руку соверены. Впереди меня ждала новая жизнь, о которой я даже не мечтала. Большинство людей назвали бы то, что произошло со мной в ближайшем будущем, чудом или невероятной удачей. Для меня же новая жизнь была трудной и пугала меня гораздо больше, чем неприятности, которые мне пришлось до этого пережить. Впоследствии мне часто приходилось вспоминать доктора Ленгдона и это мгновение, когда его усталое взволнованное лицо вдруг просветлело, потому что ему дали золото, которое меня спасло.
Он взглянул на англичанина и сказал:
– Не знаю, как вас отблагодарить.
– К черту вашу благодарность! – голос мистера Сэбина звучал тихо и грубо. – Она считает вас своим другом. Почему вы ей не помогли? Почему допустили, чтобы она воровала? А что другие европейцы? А ваш посол, или мой? Тощая обезьянка, одна во всем мире, с кучей ребятишек и умирающей женщиной, полностью зависящими от нее! Она рискует лишиться руки… руки, черт бы вас побрал, чтобы прокормить их еще несколько дней, и всем наплевать!
– Мне не наплевать, мистер Сэбин, – сказал устало доктор Ленгдон, в его голосе не было обиды. – К своему стыду, я не знал, что дела настолько плохи. Но мне совсем не все равно.
– Если вам не все равно, почему же вы не знали, что дела настолько плохи?
Я быстро сказала:
– Я не говорила доктору Ленгдону. Я никому не говорила, сэр.
Доктор Ленгдон покачал головой и криво улыбнулся.
– Не защищай меня, Люси. – Он посмотрел на мистера Сэбина: – Вы молоды и не знаете Китая. Вы не знаете, что делает эта страна с людьми. Когда каждый год миллион человек умирает от голода, ваши чувства притупляются. Не должны, но это так. Что касается Люси, это моя вина. Но это – в прошлом. Я собираюсь вытащить ее из этой страны и отправить домой в Англию. Я пока не знаю как. Но я сделаю, даже если это будет последним делом в моей жизни.
– Сначала вытащите ее из этой тюрьмы, – оборвал его мистер Сэбин. – Она говорит, что если вы пойдете к ювелиру…
Доктор Ленгдон нетерпеливо поднял руку, призывая мистера Сэбина замолчать.
– Мне не нужно ничего объяснять, молодой человек. Я здесь поселился задолго до того, как родилась Люси. И я знаю, кого нужно подмаслить.
– Хорошо. – Мистер Сэбин повернулся к крошечному окошку. На клочке неба, заглядывавшего к нам из оконца, появились первые звезды. – Уже темнеет, – сказал он. – За вечер успеете?
– Не волнуйтесь, – доктор Ленгдон погладил карман, в котором лежали соверены. – Когда говорят деньги, китайцы не спят. – Он собрался уходить, затем остановился, оглянулся и посмотрел на меня и мистера Сэбина, стоящих у дверей своих камер. – Я уверен, что Люси поблагодарит вас сама. Но я хочу сказать вам спасибо от себя, мистер Сэбин. Я отдал последние полдоллара надзирателю, чтобы он меня сюда пустил. И если бы не ваша щедрость, мне бы самому пришлось заняться воровством. Сомневаюсь, чтобы у меня хорошо получилось.
Он ушел энергичной походкой, и я слышала, как он разговаривал с надзирателем тоном человека, который может себе позволить заплатить за все, что он хочет. Я подошла к решетке, разделявшей наши камеры, и сказала:
– Как же мне благодарить вас, мистер Сэбин? Мне кажется, что и слов таких хороших на свете нет.
Я заплакала. Я кусала губы, чтобы он не услышал, но он все-таки услышал, потому что подошел к решетке и взял мою руку в свою.
– Как правило, барышни плачут, когда им плохо, – сказал он. – Ты же ревешь сейчас, когда знаешь, что все будет хорошо.
– Из… из-вините меня, пожалуйста, мистер Сэбин, – заикаясь, сказала я. – Вообще-то, я никогда не плачу.
– Ничего удивительного, если только ты не бережешь слезы до лучших времен, – сухо сказал он, – которые, похоже, для тебя пока не наступили. Вот, возьми мой платок, он больше твоего, у меня есть еще.
– Спасибо, мистер Сэбин. – Я взяла квадратик ткани, который он протянул мне через прутья. – Вы… вы, правда считаете, что я похожа на тощую обезьяну?
Он не ответил и вдруг посмотрел на меня широко открытыми глазами.
– На кого?
– На тощую обезьяну.
– Кто тебе это сказал?
– Вы, сэр. Только что.
– Я? Господи! С чего это вдруг мне пришла в голову такая глупость?
– Не знаю, сэр.
– Ну, я, наверное, что-то перепутал. Я думал о… о Хуанг Кунге. Вот тебе и тощая обезьяна. Как будто я их когда-нибудь видел! Я надеюсь, ты не из-за этого плачешь, а, Люси?
– О, нет, мистер Сэбин. По крайней мере, я так не думаю… но сейчас, когда вы спросили, я уже не уверена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89