Стоит овчарке в своем "секрете" зарычать, как тут же выходит старик с ружьем. Это, конечно, Кожемурат. Поэтому терзаемый голодом зверь был вынужден рыскать вокруг зимовья. Охотника-кабанятника ведь хищники не интересуют. Правда, тут тоже следует быть начеку. Охотничьи псы люты. Свернувшись клубками у трубы, они спят чутко, готовые в любой момент сорваться в погоню. Псы покорны человеку, они равнодушно смотрят на коз и овец. Но как они ненавидят своего дикого сородича!
Волку иногда снилось, будто собаки учуяли его и продираются к нему сквозь упругие и жесткие прутья жузгуна. Или как овчарки гонятся за ним по бархану. Волку всегда снилось что-нибудь такое, и при этом у него вставала дыбом шерсть на загривке. Он вскакивал и водил носом: не изменилось ли направление ветра? Хуже всего, если ветер подует с бархана на зимовье...
Но вот уже много дней вокруг землянки безлюдно, как и в глубине Муюнкума. Собак нигде не видно. Хищник осмелел, спустился в межбарханье и стал метить кустики. Затем и углы человеческого жилья. Меж тем он высматривал, где какие мослы лежат. Волк отощал и теперь не прочь поглодать и мослы.
Измученный голодом, зверь боязливо, но нагло преследовал маленького человечка, в руках которого не было черной блестящей палки, рыгающей огнем и причинившей ему однажды страшную боль...
Заметив волка, Егор остановился и принялся подзывать:
- Султан! Султан!
Он хныкал, вообразив, что волки напали на братку Володю. Его часто стращали волками - для того, чтобы он играл в межгрядье и не уходил далеко за бархан. В пустыне ведь даже взрослому человеку легко заблудиться.
Словом, волков Егор представлял чудищами вроде верблюдов и быков. Он не знал, что настоящие волки с виду не страшнее овчарок.
И нет ничего удивительного в том, что увидев настоящего хищника, голодного, значит, и самого опасного, он принял его за обычного пса охотничьей своры, удравшего домой. Бывали такие случаи, когда некоторые трусоватые собаки убегали с охотничьего стана.
Этот Лжесултан тощ и худ, как бродячая дворняжка, и шерсть на нем висит, свалялась клочьями. Он, как сказала бы Егорова мать, совсем захлял. И нет в том ничего удивительного, что Егор жалел хищного зверя.
Мальчик сделал шаг по направлению к волку, но тот отпрыгнул в сторону, забежал за куст жузгуна. Егор шагнул еще, но Лжесултан злобно оскалился, показав свои желтые клыки.
Зверя пугали запахи, которые сопровождали каждое движение мальчика. Ветер доносил запахи псины и пороховой гари, ведь мальчик водился с кутятами, а игрушками его были гильзы. Да и человек он ведь, только ростом мал. А зверь был, надо сказать, стреляный и пуганый, горький опыт подсказывал ему: "Беги прочь в безлюдные саксаульники, в тугай* непролазный!"
Но страшный голод - страшнее смерти...
Братка Володя вынужден был переждать у Кожемурата. Внезапный сильный буран задержал его на целых три дня. И теперь он спешил к зимовью.
В дырявые сапоги набивался мокрый снег. Приходилось то и дело разуваться и выколачивать обувь о саксауловый посох. Он готов был сбросить сапоги и бежать босиком - все равно ведь дырявые! А в голове стучало только одно: как там Егор в нетопленой землянке? И стыд томил его: он сыт, а малый братишка на зимовье голодает. У Кожемурата Володя хорошо подкрепился - ел мясо и пил чай с толстыми казахскими лепешками. С баландой разве сравнишь? Ему было стыдно, что он, старший брат, сыт, и он спешил как мог. Последние километры где шел, а где и бежал.
Опустившись с бархана, он замер. У входа в землянку чернели следы: большие волчьи и маленькие - человечьи.
Вытащив из-за голенища нож, братка Володя бросился к двери.
Услышав, что кто-то вошел, Егор поднял голову и вылез из-под стеганого одеяла. А старший брат погладил его дрожащей рукой и достал из мешка вареную заячью ногу, облепленную пшеницей. Но прежде чем дать ее Егору, он аккуратно обобрал все пшеничные зернышки и высыпал себе в рот.
Он крепко проголодался, пока шел. Брести по заснеженному бездорожью с грузом за плечами - тяжелая работа. Велико было желание отщипнуть от заячьей ноги хотя бы малую толику. Но братка Володя сглотнул слюну, одолел самого себя.
Егор съел заячью ногу и пожалел, что она такая маленькая, и обглодал косточку. На самом деле эта нога была большого, хорошо упитанного зайца.
Егор хотел рассказать о том, как его чуть не укусил Султан, сбежавший с охоты, и как он его прогнал, швырнув гильзу, которая угодила ему прямо в лоб. Султан смешно подпрыгнул и убежал за барханы, а он, Егор, вернулся в землянку.
Все это он хотел рассказать, но его вдруг сморил сон. Он крепко уснул, не выпуская руки старшего брата и бормоча уже во сне какие-то слова. Володя наклонился и услышал: "Кавкас"...
Пройдет много лет, и Егор поймет, что в дикой природе, даже в пустыне, где рыскают голодные волки, нет ничего враждебного человеку. При условии, конечно, что он сознаёт свое человеческое достоинство и заботится о ближнем: брат это, друг или случайный спутник.
КАМЫШОВЫЕ СТРАННИКИ
Куда ни посмотришь - камыш да вода, вода да камыш... В самом сердце поймы Чу, по Коянды-узеку плывет "душегубка" - верткая и узкая, как щука, лодка-плоскодонка. Почти бесшумно скользит под нависающими лохмами камыша. Заросли вдоль протоки непролазные, сумрачные, что-то наподобие джунглей. Как и в настоящих джунглях, слышны голоса птиц, доносится скрежетанье, плеск, шорохи.
В "душегубке" охотник Харитон и его малолетний сын Егор, повзрослевший за два послевоенных года. Короткую, но показавшуюся долгой зиму Егор, как обычно, просидел в четырех стенах на Кукуе, теперь здесь промысловики живут не в землянке, а в хате. Настоящая хата, из самана*. Все вместе строили. Родители и братья кирпичи делали, а Егор помогал: глину месил, навоз и солому разбрасывал. Славная получилась хата. Говорят, не хуже, чем у бабушки в Гуляевке.
Но в хате тоже скучно, как и в землянке. Особенно если сидеть целыми днями и смотреть в окошко. Правда, этой весной, когда снег стаял и прилетели удоды, мальчик не скучал - собирал на барханах пахучие желтые тюльпаны и жестяной косой косил сено для черепах. А на Коянды-узек рыбацкое становище - он с братьями приехал три дня назад.
...Сегодня утром встали рано, когда лиловые тени камышей еще лежали по всему аралу*. Харитон принялся собирать просохшие сетки, а полусонного Егора, размазывающего по лицу злых "утрешних" комаров, он послал вычерпывать из лодки застоявшуюся вонючую воду. И вот уже солнце высоко поднялось над зарослями, и уже путников начинала морить полуденная духота. А вокруг все то же: камыш да вода... Воды текут тут, текут не только по руслу узека, но и по всему окружающему пространству. Сотрясаются камышовые леса!
Егор, поудобнее устроившись на сетях, смотрел вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Волку иногда снилось, будто собаки учуяли его и продираются к нему сквозь упругие и жесткие прутья жузгуна. Или как овчарки гонятся за ним по бархану. Волку всегда снилось что-нибудь такое, и при этом у него вставала дыбом шерсть на загривке. Он вскакивал и водил носом: не изменилось ли направление ветра? Хуже всего, если ветер подует с бархана на зимовье...
Но вот уже много дней вокруг землянки безлюдно, как и в глубине Муюнкума. Собак нигде не видно. Хищник осмелел, спустился в межбарханье и стал метить кустики. Затем и углы человеческого жилья. Меж тем он высматривал, где какие мослы лежат. Волк отощал и теперь не прочь поглодать и мослы.
Измученный голодом, зверь боязливо, но нагло преследовал маленького человечка, в руках которого не было черной блестящей палки, рыгающей огнем и причинившей ему однажды страшную боль...
Заметив волка, Егор остановился и принялся подзывать:
- Султан! Султан!
Он хныкал, вообразив, что волки напали на братку Володю. Его часто стращали волками - для того, чтобы он играл в межгрядье и не уходил далеко за бархан. В пустыне ведь даже взрослому человеку легко заблудиться.
Словом, волков Егор представлял чудищами вроде верблюдов и быков. Он не знал, что настоящие волки с виду не страшнее овчарок.
И нет ничего удивительного в том, что увидев настоящего хищника, голодного, значит, и самого опасного, он принял его за обычного пса охотничьей своры, удравшего домой. Бывали такие случаи, когда некоторые трусоватые собаки убегали с охотничьего стана.
Этот Лжесултан тощ и худ, как бродячая дворняжка, и шерсть на нем висит, свалялась клочьями. Он, как сказала бы Егорова мать, совсем захлял. И нет в том ничего удивительного, что Егор жалел хищного зверя.
Мальчик сделал шаг по направлению к волку, но тот отпрыгнул в сторону, забежал за куст жузгуна. Егор шагнул еще, но Лжесултан злобно оскалился, показав свои желтые клыки.
Зверя пугали запахи, которые сопровождали каждое движение мальчика. Ветер доносил запахи псины и пороховой гари, ведь мальчик водился с кутятами, а игрушками его были гильзы. Да и человек он ведь, только ростом мал. А зверь был, надо сказать, стреляный и пуганый, горький опыт подсказывал ему: "Беги прочь в безлюдные саксаульники, в тугай* непролазный!"
Но страшный голод - страшнее смерти...
Братка Володя вынужден был переждать у Кожемурата. Внезапный сильный буран задержал его на целых три дня. И теперь он спешил к зимовью.
В дырявые сапоги набивался мокрый снег. Приходилось то и дело разуваться и выколачивать обувь о саксауловый посох. Он готов был сбросить сапоги и бежать босиком - все равно ведь дырявые! А в голове стучало только одно: как там Егор в нетопленой землянке? И стыд томил его: он сыт, а малый братишка на зимовье голодает. У Кожемурата Володя хорошо подкрепился - ел мясо и пил чай с толстыми казахскими лепешками. С баландой разве сравнишь? Ему было стыдно, что он, старший брат, сыт, и он спешил как мог. Последние километры где шел, а где и бежал.
Опустившись с бархана, он замер. У входа в землянку чернели следы: большие волчьи и маленькие - человечьи.
Вытащив из-за голенища нож, братка Володя бросился к двери.
Услышав, что кто-то вошел, Егор поднял голову и вылез из-под стеганого одеяла. А старший брат погладил его дрожащей рукой и достал из мешка вареную заячью ногу, облепленную пшеницей. Но прежде чем дать ее Егору, он аккуратно обобрал все пшеничные зернышки и высыпал себе в рот.
Он крепко проголодался, пока шел. Брести по заснеженному бездорожью с грузом за плечами - тяжелая работа. Велико было желание отщипнуть от заячьей ноги хотя бы малую толику. Но братка Володя сглотнул слюну, одолел самого себя.
Егор съел заячью ногу и пожалел, что она такая маленькая, и обглодал косточку. На самом деле эта нога была большого, хорошо упитанного зайца.
Егор хотел рассказать о том, как его чуть не укусил Султан, сбежавший с охоты, и как он его прогнал, швырнув гильзу, которая угодила ему прямо в лоб. Султан смешно подпрыгнул и убежал за барханы, а он, Егор, вернулся в землянку.
Все это он хотел рассказать, но его вдруг сморил сон. Он крепко уснул, не выпуская руки старшего брата и бормоча уже во сне какие-то слова. Володя наклонился и услышал: "Кавкас"...
Пройдет много лет, и Егор поймет, что в дикой природе, даже в пустыне, где рыскают голодные волки, нет ничего враждебного человеку. При условии, конечно, что он сознаёт свое человеческое достоинство и заботится о ближнем: брат это, друг или случайный спутник.
КАМЫШОВЫЕ СТРАННИКИ
Куда ни посмотришь - камыш да вода, вода да камыш... В самом сердце поймы Чу, по Коянды-узеку плывет "душегубка" - верткая и узкая, как щука, лодка-плоскодонка. Почти бесшумно скользит под нависающими лохмами камыша. Заросли вдоль протоки непролазные, сумрачные, что-то наподобие джунглей. Как и в настоящих джунглях, слышны голоса птиц, доносится скрежетанье, плеск, шорохи.
В "душегубке" охотник Харитон и его малолетний сын Егор, повзрослевший за два послевоенных года. Короткую, но показавшуюся долгой зиму Егор, как обычно, просидел в четырех стенах на Кукуе, теперь здесь промысловики живут не в землянке, а в хате. Настоящая хата, из самана*. Все вместе строили. Родители и братья кирпичи делали, а Егор помогал: глину месил, навоз и солому разбрасывал. Славная получилась хата. Говорят, не хуже, чем у бабушки в Гуляевке.
Но в хате тоже скучно, как и в землянке. Особенно если сидеть целыми днями и смотреть в окошко. Правда, этой весной, когда снег стаял и прилетели удоды, мальчик не скучал - собирал на барханах пахучие желтые тюльпаны и жестяной косой косил сено для черепах. А на Коянды-узек рыбацкое становище - он с братьями приехал три дня назад.
...Сегодня утром встали рано, когда лиловые тени камышей еще лежали по всему аралу*. Харитон принялся собирать просохшие сетки, а полусонного Егора, размазывающего по лицу злых "утрешних" комаров, он послал вычерпывать из лодки застоявшуюся вонючую воду. И вот уже солнце высоко поднялось над зарослями, и уже путников начинала морить полуденная духота. А вокруг все то же: камыш да вода... Воды текут тут, текут не только по руслу узека, но и по всему окружающему пространству. Сотрясаются камышовые леса!
Егор, поудобнее устроившись на сетях, смотрел вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19