В общем, настроение стихов соответствовало ее вчерашнему упадочному настроению.
"...И на серую, нерадостную землю падают и тают..."
Чепуха! Сентиментально. Старомодно. Сметь писать такие строчки, когда есть Блок! А рифмы? Обратите внимание на рифмы. Убожество.
Стоп!
Это Лина, также лежа на кровати, подзубривая записи лекций, уследила за Катиным чтением.
- Что там у тебя? Что за листок?
Лина подозревала объяснение в любви. А если, напротив, полный разрыв? Лина готова лететь на помощь, не дать разбиться едва пробудившемуся чувству. Что чувство пробудилось в Кате, Лина уверена, в этих делах она разбирается. Короче говоря, она успела выхватить у Кати неразорванный листок и, не веря глазам, восхищаясь, читала вслух:
С вышины несясь, резвяся и играя,
Грязной осени они не знают.
И, с далеких облаков слетая,
О земле мечтают.
- Катя, замечательно, как хорошо! - с чувством сказала Лина. Катины стихи растрогали и взволновали ее. Что до рифм, разве суть в рифмах? Грустные стихи. Катя, а хочется иногда погрустить. Бегаешь, бегаешь по всяким делам, а потом сядешь, раздумаешься - и так станет грустно. Отчего? Сама не знаю. Вспомнишь гармонику... У нас парни с гармоникой ходят, заведут старинную песню, за сердце хватает... Почему-то от музыки горестно как-то и хорошо. Катя, к тебе вернулся твой писательский талант, торжественно заключила она.
- Брось, какой там талант?
- Вернулся. И мы не дадим ему глохнуть. Учителей тысячи, а поэтов, советских я имею в виду, один-два и обчелся.
- Зато какие! Есенин! Блок...
- Ну, два. А еще?
- Маяковский. Демьян Бедный. Казин. Орешин.
- Все равно не хватает. Катя, твое стихотворение о снежинках мы поместим в первом номере нашего литхудожественного журнала "Красный педагог". Вот будет фурор! Пока материала немного, все больше статьи, публицистика воспитательного характера. Необходимо, кто спорит? Но без стихов и прозы журнал не журнал. Катя, напиши плюс к стихотворению прозу. Даю срок две недели. Вот что еще. Надо в конце концов общественную нагрузку для тебя подыскать. Доклад само собой. Журнал само собой. Подыщу тебе такую нагрузку, что ах! - на весь техникум гром. Идея. Организуем кружок декламации... Кружок декламации для будущих учителей ведет Катерина Бектышева. Звучит?
- Звучит, - засмеялась Катя.
Умора с Линой. Вечно бушует, неугасимый вулкан. Энергия так и плещет из нее, как во время извержения лавы из кратера.
В разгар пылкой Лининой речи, когда, наспех натягивая различные принадлежности туалета, она спешила мчаться к Коле Камушкину согласовать с ним уйму неотложных вопросов, вошла член кухонной комиссии Клава Пирожкова. На лице ее ясно читалось выражение утомленной ответственности. Дело в том, что, хотя сегодня воскресенье и другие вольны лишний часок поваляться в постели, она, Клава Пирожкова, даже в выходной день не может позволить себе этой вольности. Праздник не праздник - стой на посту! Но кроме привычного выражения: "Ах, с ног сбилась на общую пользу!" - кроме того, Лина и Катя заметили: что-то необычное написано сегодня на остреньком Клавином личике, многозначительность какая-то, тайна, которую хочет - хранит, захочет - откроет. Лина мигом сообразила: Клавка что-то проведала.
- Тоже узнала? От кого? - наугад спросила Лина.
Клава опешила. Наступление было слишком молниеносно, ударно, безошибочно в смысле стратегии.
- От кого? Все только и говорят.
- Не может быть, чтобы все говорили. О чем?
- О чистке. О чем же еще?
- Чего-чего? - не понимая, нахмурилась Лина.
Тут Клава догадалась, что ее провели, хитростью раньше времени выудили ей известное, а другим пока нет, не дали поважничать, подразнить.
А все Акулина. Лина-Акулина, солдат в юбке из деревни Серы Утки!
- Назначена чистка. Из центра приезжает комиссия. Будут проверять идеологию.
Все-таки она добилась эффекта. И, убедившись в этом, развязала платок, аккуратно повесила шубку на гвоздь, села на койку, вытянула руки между колен, помедлила и с интригующей улыбкой: - А еще...
- Что еще?
- Будут чуждый класс вычищать.
Молчание.
Обе поглядели на Катю. Светленькие Клавины бусинки скользнули с неясным смешком и убежали в сторону.
Лина глядела долго, внимательно, словно что-то впервые распознавая в ней.
- Итак, решено, Катя, - с новым приливом энергии заговорила она. - Ты ведешь с первым курсом кружок декламации. Очень важное для нас мероприятие. И ценно, что инициатива твоя. Пока!
Она накинула пальто и унеслась. Клава легла на койку, подложила под щеку ладонь и, прислонив к тумбочке раскрытый учебник, погрузилась в науку. Любопытство мешало ей сосредоточиться, прямо-таки распирало ее.
Она поглядывала поверх учебника на Катю, стоявшую возле своей койки вроде как в столбняке.
- Не очень переживай, - покровительственно сказала Клава. - Все-таки у тебя трудовой стаж, хоть недолгий, все-таки стаж.
- Да, правда, - засмеялась Катя, как смеются, тужась изобразить веселость, дебютантки самодеятельного, впервые открывающего сезон драмкружка.
И, боясь после театрального смеха не удержаться и всхлипнуть, скорее вышла на улицу. Та же слякоть, тот же чавкающий снег под ногами, мокрыми еще со вчерашнего вечера. В садике Чертогов каркала на ветке ворона. Хрипло, нахально.
Лина и Максим направлялись от Чертогов к крыльцу педагогического общежития.
Лина сумела пробраться в ВЭШ, разыскала Максима.
Оба были серьезны, и обида, непоправимая, безутешная, черная, как воронье крыло, вороньими когтями вонзилась в сердце.
- Бирюк мне Максима нашел, - сказала Лина, подходя.
- Зачем?
- Для переговоров. На нашу удачу воскресенье, увольнительный день. Интеллигентничать брось, - коротко кинула она Кате. - Где приютиться, вопрос. Дома Клавка. Идемте...
- На гульбище, - позвал Максим.
- Точно. Там хоть крыша над головой.
Какая-то парочка, курсант с девчонкой, прогуливалась по гульбищу, видимо довольная удобным для свиданий местом.
- Здесь постоим, - сказал Максим, останавливаясь возле одного из опорных столбов, перевитых лепными виноградными лозами.
Закурил. Пускал дым толстыми, густыми струями и говорил своим обычным, неколебимо уверенным тоном.
Неколебимо. Катя вдруг уловила особенность его тона, он ни в чем не сомневается, не колеблется, все знает, все-все знает, его ничто не мучает, он не умеет мучиться. Он уверен: в нашей жизни все правильно, превосходно, прекрасно. Неколебимо уверен.
- Вполне возможно, чистка будет. Даже скорее всего будет. Объяснимо. Пока Советская власть не окрепла, пока Антанта с белогвардейщиной перли на нас со всех сторон, пока мы не стали на ноги, все враги и вражишки наши кто прямо против нас воевал, кто шкодил, кто прятался - ждал, чья возьмет. Нынче всем видно: наша взяла. Какой выход вражишкам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70