С лапок елей срываются набухшие комья, с голых веток сеются бусины вчерашней наледи.
Ночь была вот такая - с оттепелью. Ноги вязли к снегу. С темного неба сыпалось что-то непонятное: то ли морось, то ли иней. А под утро пошел настоящий дождь, да такой шустрый, такой бойкий, что все звуки потонули в сплошном шелесте воды и снега.
Хлопцы промокли до нитки, одежда неприятно липла к телу. Шли они втроем: Рыгор, Малюжиц и Толя. Шли к связному в деревню Малая Сливка взять сведения о местном гарнизоне.
Близился рассвет, и стало ясно, что к назначенному времени они не поспеют и встреча не состоится. Надо было где-то передохнуть и, если удастся, обсушиться.
Вспомнили про блиндаж вблизи заброшенного хутора. Блиндаж вырыл кто-то с осени, чтобы спрятаться всей семьей, если в деревцо станет небезопасно. Перекрытие было сделано из бревен, а поверх положен дерн. Над самым лазом рос густой куст шиповника. Если не знать, можно было ходить по блиндажу и не догадаться, что у тебя под ногами.
Спустились в укрытие, посветили вокруг карманными фонариками. В одном углу лежала старая попона, а под нею немного щепок, коры.
Решили разложить костерок. Подгребли щепки ближе к лазу, принялись разжигать. Они отсырели, не хотели гореть. Дым лез в глаза, саднил в горле, расползался по блиндажу и ни за что не шел в лаз. В укрытии оказалось хуже, чем под открытым небом.
- Нет, хлопцы, так дело не пойдет, - сказал Рыгор.
Он затоптал огонь, снял с себя стеганку, кое-как выгнал дым в лаз, встряхнул попону и приказал:
- Толя, ложись на мою стеганку, укройся попоной, отдохни. Ты, Вася, повернулся он к Малюжицу, - наверх! Подежуришь. А я бегом к связному. Приказ должен быть выполнен.
Толе было неловко от такой заботы, но опять же: приказ есть приказ.
В белом молоке тумана вот-вот должно было выкатиться солнце. До железки оставалось совсем немного. После Таничей, за небольшим перелеском, Некрашевичи, а в Некрашевичах уже железнодорожный разъезд, через который шли поезда на Слуцк и из Слуцка.
Командир отряда Ружев решил устроить дневку в Таничах. Поодаль от деревни были пустующие колхозные хлева, длинное, без ворот, гумно, а в нем старая, слежавшаяся и почерневшая солома.
В гумне разместили подрывников. Им предстояло рвать рельсы на следующую ночь, и потому было приказано как следует выспаться.
Антон и еще один партизан из группы прикрытия пошли в конец деревни, который был ближе к гравийке. Взяли пулемет Дегтярева. Двое, тоже с "дегтярем", залегли на кладбище, прикрывая деревню со стороны Некрашевичей. Остальные партизаны - из группы прикрытия и разведчики - были, как любил говорить командир, у него под рукой.
- Спать! Всем спать, кроме караульных!
И тут к Ружеву подошел Петро Стежка.
- Товарищ командир, боец Иванович хочет отлучиться домой. По личному делу. До вечера. Обещает по возможности возвратиться и раньше.
Толя и Даликатный стояли в сторонке. О чем-то разговаривали. Поглядывали в сторону Березовки. Можно было подумать, что им нет никакого дела до того, о чем говорят командир разведки с командиром отряда. Как бы не так! То один, то другой косили глазом на Стежку и Ружева.
- Толя? - переспросил Ружев, хотя и знал, что речь идет именно о нем. Спросил, чтобы выиграть время на размышление: отпускать или нет?
- Толя, - подтвердил Стежка. - Да во-он его деревня видна.
- Сам ты уже решил отпустить. Мое разрешение требуется, не так ли?
- Так точно, товарищ командир.
- Ну что ж, отпускай. Да лучше пусть вдвоем идут. С Даликатным. И чтоб одна нога здесь, другая там.
От Таничей до Березовки было километра три. Таничи приткнулись почти к опушке Грядок и лежали в низине, а Березовка раскинулась на холме. Ее единственная улица тянулась параллельно Грядкам, и лес закрывал собою большую половину деревни. Просматривался только правый ее конец, если смотреть из Таничей. Тот, где было березовское кладбище.
Со стороны Таничей своей деревни Толя еще никогда не видел. на востоке взошло солнце и стало взбираться в небо, но туман все не хотел отрываться от земли. Вдали проступали только макушки деревьев да шапка пустующего здания школы под белой черепицей.
- Айда, - сказал Толя Даликатному, и они пошли.
У обоих были автоматы: у Даликатного - ППШ с круглым диском, а у Толи с рожком. Были гранаты. У Толи на ремне поверх пиджака - лимонка, а у Даликатного из-под ремня гимнастерки торчали две немецкие, с длинными ручками. За голенищем сапога была спрятана финка.
Толя повел кратчайшим путем - через Грядки. Была та пора на исходе мая, когда все уже набрало силы и рвется в рост. Когда все поет. На опушке в кустах заходились соловьи. Веселилась лесная птичья рать и в самих Грядках.
Толя с Даликатным шли и негромко переговаривались. Когда поют птицы, отчего не перекинуться словом-другим.
Здорово досталось лесу. Много свежих пней. Валяется неубранный хворост. Эх, такая бы теплынь да столько влаги под осень, когда шастает по лесу грибной туман!
Но и сейчас хорошо в Грядках. Толя говорит об этом Даликатному. А тот усмехается. Он много повидал лесов, и Грядки ничуть не лучше других. Но он понимает своего младшего друга, которому эти Грядки, исхоженные вдоль и поперек, - свои, родные. И он хочет, чтоб они поправились ему, Даликатному.
Девять месяцев не был Толя дома. Что там, у них на подворье, какой стала Березовка?
Да, за девять месяцев ему так и не случилось побывать в родной деревне. Бывал Рыгор с хлопцами. Рассказывал. Есип, как выяснилось, хотел отправить Толю в Германию. И вот же черная душа! - все хитрил, чтоб это сделал дядька Кондрат, чтоб на него свалить. Хлопцы хотели было прибрать Есипа к рукам, да тот же Кондрат сказал, что не надо накликать на деревню беду, - придут наши, и люди сами разберутся, что с ним делать. У Есипа, рассказывал Рыгор, теперь и днем почти все окна заставлены изнутри щитами и прихвачены поперечинами. Знает кошка, чье сало крала!
Толино подворье, скорее всего, заросло травой. Замок на двери в сени висит по-прежнему. Окон никто не повыбивал, не выдрал с рамами. За хатой присматривает дед Денис, отец Рыгора. Только версту нарубленного Толей хвороста сжег у себя в печи старый Денис.
Если б мать была дома и знала, как близко ее сын, знала, что он идет домой на короткую побывку, - выбежала бы навстречу, вылетела птицей. Встретила бы на полпути, только бы побыть с ним подольше, прибавить к отведенному ему скупому сроку несколько лишних минут.
Нет матери. Не выбежит, не встретит.
Толя походит по двору. Все осмотрит. Под поветью в щели между бревнами найдет спрятанный им ключ, отопрет хату. Входя, пропустит вперед Даликатного. В деревне сразу узнают, что он пришел. Первым заглянет дед Денис и спросит про своего Рыгора. И они с Даликатным неторопливо, по порядку, как командиру на докладе, расскажут о Рыгоре все-все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Ночь была вот такая - с оттепелью. Ноги вязли к снегу. С темного неба сыпалось что-то непонятное: то ли морось, то ли иней. А под утро пошел настоящий дождь, да такой шустрый, такой бойкий, что все звуки потонули в сплошном шелесте воды и снега.
Хлопцы промокли до нитки, одежда неприятно липла к телу. Шли они втроем: Рыгор, Малюжиц и Толя. Шли к связному в деревню Малая Сливка взять сведения о местном гарнизоне.
Близился рассвет, и стало ясно, что к назначенному времени они не поспеют и встреча не состоится. Надо было где-то передохнуть и, если удастся, обсушиться.
Вспомнили про блиндаж вблизи заброшенного хутора. Блиндаж вырыл кто-то с осени, чтобы спрятаться всей семьей, если в деревцо станет небезопасно. Перекрытие было сделано из бревен, а поверх положен дерн. Над самым лазом рос густой куст шиповника. Если не знать, можно было ходить по блиндажу и не догадаться, что у тебя под ногами.
Спустились в укрытие, посветили вокруг карманными фонариками. В одном углу лежала старая попона, а под нею немного щепок, коры.
Решили разложить костерок. Подгребли щепки ближе к лазу, принялись разжигать. Они отсырели, не хотели гореть. Дым лез в глаза, саднил в горле, расползался по блиндажу и ни за что не шел в лаз. В укрытии оказалось хуже, чем под открытым небом.
- Нет, хлопцы, так дело не пойдет, - сказал Рыгор.
Он затоптал огонь, снял с себя стеганку, кое-как выгнал дым в лаз, встряхнул попону и приказал:
- Толя, ложись на мою стеганку, укройся попоной, отдохни. Ты, Вася, повернулся он к Малюжицу, - наверх! Подежуришь. А я бегом к связному. Приказ должен быть выполнен.
Толе было неловко от такой заботы, но опять же: приказ есть приказ.
В белом молоке тумана вот-вот должно было выкатиться солнце. До железки оставалось совсем немного. После Таничей, за небольшим перелеском, Некрашевичи, а в Некрашевичах уже железнодорожный разъезд, через который шли поезда на Слуцк и из Слуцка.
Командир отряда Ружев решил устроить дневку в Таничах. Поодаль от деревни были пустующие колхозные хлева, длинное, без ворот, гумно, а в нем старая, слежавшаяся и почерневшая солома.
В гумне разместили подрывников. Им предстояло рвать рельсы на следующую ночь, и потому было приказано как следует выспаться.
Антон и еще один партизан из группы прикрытия пошли в конец деревни, который был ближе к гравийке. Взяли пулемет Дегтярева. Двое, тоже с "дегтярем", залегли на кладбище, прикрывая деревню со стороны Некрашевичей. Остальные партизаны - из группы прикрытия и разведчики - были, как любил говорить командир, у него под рукой.
- Спать! Всем спать, кроме караульных!
И тут к Ружеву подошел Петро Стежка.
- Товарищ командир, боец Иванович хочет отлучиться домой. По личному делу. До вечера. Обещает по возможности возвратиться и раньше.
Толя и Даликатный стояли в сторонке. О чем-то разговаривали. Поглядывали в сторону Березовки. Можно было подумать, что им нет никакого дела до того, о чем говорят командир разведки с командиром отряда. Как бы не так! То один, то другой косили глазом на Стежку и Ружева.
- Толя? - переспросил Ружев, хотя и знал, что речь идет именно о нем. Спросил, чтобы выиграть время на размышление: отпускать или нет?
- Толя, - подтвердил Стежка. - Да во-он его деревня видна.
- Сам ты уже решил отпустить. Мое разрешение требуется, не так ли?
- Так точно, товарищ командир.
- Ну что ж, отпускай. Да лучше пусть вдвоем идут. С Даликатным. И чтоб одна нога здесь, другая там.
От Таничей до Березовки было километра три. Таничи приткнулись почти к опушке Грядок и лежали в низине, а Березовка раскинулась на холме. Ее единственная улица тянулась параллельно Грядкам, и лес закрывал собою большую половину деревни. Просматривался только правый ее конец, если смотреть из Таничей. Тот, где было березовское кладбище.
Со стороны Таничей своей деревни Толя еще никогда не видел. на востоке взошло солнце и стало взбираться в небо, но туман все не хотел отрываться от земли. Вдали проступали только макушки деревьев да шапка пустующего здания школы под белой черепицей.
- Айда, - сказал Толя Даликатному, и они пошли.
У обоих были автоматы: у Даликатного - ППШ с круглым диском, а у Толи с рожком. Были гранаты. У Толи на ремне поверх пиджака - лимонка, а у Даликатного из-под ремня гимнастерки торчали две немецкие, с длинными ручками. За голенищем сапога была спрятана финка.
Толя повел кратчайшим путем - через Грядки. Была та пора на исходе мая, когда все уже набрало силы и рвется в рост. Когда все поет. На опушке в кустах заходились соловьи. Веселилась лесная птичья рать и в самих Грядках.
Толя с Даликатным шли и негромко переговаривались. Когда поют птицы, отчего не перекинуться словом-другим.
Здорово досталось лесу. Много свежих пней. Валяется неубранный хворост. Эх, такая бы теплынь да столько влаги под осень, когда шастает по лесу грибной туман!
Но и сейчас хорошо в Грядках. Толя говорит об этом Даликатному. А тот усмехается. Он много повидал лесов, и Грядки ничуть не лучше других. Но он понимает своего младшего друга, которому эти Грядки, исхоженные вдоль и поперек, - свои, родные. И он хочет, чтоб они поправились ему, Даликатному.
Девять месяцев не был Толя дома. Что там, у них на подворье, какой стала Березовка?
Да, за девять месяцев ему так и не случилось побывать в родной деревне. Бывал Рыгор с хлопцами. Рассказывал. Есип, как выяснилось, хотел отправить Толю в Германию. И вот же черная душа! - все хитрил, чтоб это сделал дядька Кондрат, чтоб на него свалить. Хлопцы хотели было прибрать Есипа к рукам, да тот же Кондрат сказал, что не надо накликать на деревню беду, - придут наши, и люди сами разберутся, что с ним делать. У Есипа, рассказывал Рыгор, теперь и днем почти все окна заставлены изнутри щитами и прихвачены поперечинами. Знает кошка, чье сало крала!
Толино подворье, скорее всего, заросло травой. Замок на двери в сени висит по-прежнему. Окон никто не повыбивал, не выдрал с рамами. За хатой присматривает дед Денис, отец Рыгора. Только версту нарубленного Толей хвороста сжег у себя в печи старый Денис.
Если б мать была дома и знала, как близко ее сын, знала, что он идет домой на короткую побывку, - выбежала бы навстречу, вылетела птицей. Встретила бы на полпути, только бы побыть с ним подольше, прибавить к отведенному ему скупому сроку несколько лишних минут.
Нет матери. Не выбежит, не встретит.
Толя походит по двору. Все осмотрит. Под поветью в щели между бревнами найдет спрятанный им ключ, отопрет хату. Входя, пропустит вперед Даликатного. В деревне сразу узнают, что он пришел. Первым заглянет дед Денис и спросит про своего Рыгора. И они с Даликатным неторопливо, по порядку, как командиру на докладе, расскажут о Рыгоре все-все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19