Едва он вышел на улицу, ведущую к привозу, как заметил у калитки одного дома кучку любопытных. Со двора слышался отчаянный хриплый рев. На всякий случай Гринька перемахнул через ближайший забор и присел в густых кустах крыжовника. В саду было тихо, окна небольшого дома еще прикрыты зелеными решетчатыми ставнями. Старательно прячась за кустами, Гринька отыскал в заборе щелку пошире и стал наблюдать за происходящим на улице. Плечистый казак с нависшим на глаза черным чубом волоком вытащил из калитки яростно отбивающегося, оборванного мальчишку. Беспризорник ревел, старался извернуться так, чтобы достать зубами крепкую волосатую руку казака. - Иди, иди! - прикрикнул казак и рывком поставил мальчонку на ноги. - Ишь, горластый! Сразу видать артиста! Мальчишка хотел было лечь на спину, но казак приподнял его и так поддал ногой в зад, что тот замер с раскрытым ртом и пошел, безвольно переставляя дрожащие, негнущиеся ноги. Гринька лег на редкую росистую травку. Слова казака "видать артиста" напомнили вчерашний вечер, гневного генерала, погоню на чердаке... "Не меня ли поминал казак? - подумал он. - Мне-то попадать белякам совсем не с руки". За спиной скрипнула калитка. Женщина в просторной домашней кофте, зевая, прошла в сад, приоткрыла один ставень. Так же не спеша, мягко ступая по земле босыми полными ногами, она вернулась в дом. Дела оборачивались неважно. На улице творилось что-то неладное. В доме проснулись... Отвлекло Гриньку стройное пение на улице. По мостовой с песней шли юнкера. Шли четко - шаг в шаг. Мальчуган невольно засмотрелся на стройную колонну. В четкой поступи, в рядах блестящих штыков было что-то грозное. Громкая команда оборвала песню. Юнкера с винтовками наперевес рассыпались по улице, окружая угловой горелый дом, где когда-то помещался полицейский участок. Скоро из дома стали выводить оборванных и грязных беспризорных мальчишек. На улице их строили по два. Часть юнкеров окружила задержанных и повела в сторону тюрьмы. Оставшиеся юнкера построились. Запевала снова затянул песню. Остальные подхватили. Колонна двинулась к базару. Гринька задумался. Уж если юнкера охотятся за беспризорными на улицах, идти на базар нечего и думать. К морю тоже... Там всегда людно. Спокойнее всего отсидеться в саду. А там видно будет. Лежа в кустах, Гринька следил за улицей. Городок просыпался быстро. По кирпичным тротуарам спешили на базар хозяйки. Стоит им увидеть перелезающего через забор оборванца - поднимут такой крик!.. А залитая солнцем улица - не чердак, далеко не убежишь. Лежать у забора скоро надоело. Хотелось есть. От скуки Гринька решил погадать. Если первый воробей, который сядет на дорогу, будет самец, надо удирать из сада, если самочка - лучше остаться здесь до темноты. Первый воробей сел далеко и притом хвостиком к забору. Какая у него грудка - серая или черная, - разобрать издали не удалось. Гаданье не состоялось. Тогда Гринька загадал иначе. Если из-за угла первым выйдет мужчина, это хорошо, если женщина - плохо. "Тут уже не запутаешься! - подумал он. - Сразу увижу". И все-таки запутался. Из-за угла вышли двое - видимо, муж и жена. "Ни хорошо, ни плохо! - решил Гринька. - Буду сидеть на месте". Потом появился толстый гимназистик с удочкой. Опять было непонятно: можно ли считать малыша-гимназиста мужчиной? Пока мальчуган решал, как быть, он заметил вдалеке пестрый от пятен рабочий халат Романа Петровича. Сразу вспомнил он разговор на железнодорожной насыпи и как Роман Петрович загородил его от фельдфебеля в кожевенном ряду. "Дядька хороший! - оживился Гринька. - Не продаст!"
ДРУЗЬЯ
Роман Петрович услышал рядом голос. Обернулся. Вблизи никого не было. И снова кто-то еле слышно окликнул его: - Дядь! А дядь! Лишь теперь Роман Петрович заметил широкую щель в заборе. Между досками проглядывали кончики тонких грязных пальцев. Он нагнулся, как бы поправляя шнурок ботинка, и увидел в щели знакомые серые глаза. - Тебя ищут по всему городу, - шепнул Роман Петрович. - Забирают всех бездомных ребят, без разбора. Подряд. - А мне хоть бы что! - ответил Гринька тоже шепотом, что совсем не подходило к его беззаботным словам. И уже менее задорно попросил: - Дай чего покушать... - Сиди тут, - строго сказал Роман Петрович. - Я вернусь минут через десять и уведу тебя в надежное место. - Вернешься! - недоверчиво протянул Гринька. Разговаривать на улице, поправляя шнурок, было неудобно. Роман Петрович решил быть откровенным: - Слушай меня, хлопчик. Вчера я был в Общественном собрании. Хорошо ты им пропел. Лучше, чем тогда, на базаре. Зато сейчас тебя ищут по всему городу. Понял? А теперь - сиди тихо и жди меня. Роман Петрович присмотрелся к забору, приметил на улице акацию с отпиленным толстым суком и зашагал к товарищу, у которого был сынишка одних лет с Гринькой. Спустя полчаса Роман Петрович вернулся и слегка постучал кулаком в знакомый забор. - Тише! - зашептал за досками Гринька. - Тут тетка какая-то. Три раза в сад выходила. Белье вешала. - Лови сверток, - так же шепотом ответил Роман Петрович. - Переоденешься и вылезай из сада. Сверток с одеждой перелетел через забор. За досками еле слышно зашуршали кусты. Роман Петрович прошелся по тротуару до угла. Прочитал на столбе старую афишу и объявление о пропавшей телке. Не спеша покурил. В полуденный зной улица опустела, а Гринька все не появлялся. Пришлось Роману Петровичу вернуться к забору. - Что ты возишься там? - строго спросил он. - Никак не перелезть, - все так же шепотом пожаловался Гринька. - Не перелезть? - удивился Роман Петрович. - Тебе? - Никак! - повторил Гринька. - Одежа мешает. - Какая одежа? - Моя. Френч. Штаны... - Бросай свой хлам. Лезь живее! - "Бросай"! Ты потом свою одежу заберешь, а как же я ходить стану? - Лезь быстро! Пока на улице никого нет! Гринька ловко спрыгнул с забора на кирпичный тротуар. Одет он был в старенькие, но чистые бумажные брюки, в коричневую косоворотку и тупоносые башмаки свиной кожи. Правда, серые в черную полоску брюки были на нем широковаты, а башмаки с надорванными носками - велики, однако после рваного френча новый наряд Гриньки был бы вовсе шикарным, если бы не досадный промах Романа Петровича. Впопыхах он забыл захватить кепку. Давно немытые волосы Гриньки воинственно торчали во все стороны над грязным лицом. - Ты, я вижу, год не мылся? - нахмурился Роман Петрович. - Го-од! - обиделся Гринька. - Только три месяца! Пришлось Роману Петровичу прикрыть волосы мальчугана своим картузом, а чумазую физиономию и шею он крепко, не жалея кожи, протер носовым платком. - Хорош! - довольно подмигнул Гринька. - Хоть в артисты! И они свернули в ближайший переулок, поросший цепкой, ползучей травой. Здесь было безопаснее идти.
* * *
Дверь открыла им хозяйка дома, Анастасия Григорьевна, женщина лет шестидесяти, с темным, строгим лицом и седыми волосами, собранными позади в тугой узел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23