А то ведь до тех пор партизаны воевали чуть ли не голыми руками.
Три кучи хвороста уже наготове. Ночь. Проходят часы. Нервничают люди. Глаза рыщут по огромному, чуть синеватому полотнищу неба. Полотнище усеяно звездами. Пустота, тишина. Напряжен слух. Никому не хочется даже перешептываться. И вдруг шум мотора врезается в эту тишину. Еле слышное вначале рокотанье пронзает каждого.
Рокот все громче. Все вскакивают на ноги, мгновенно вспыхивают три костра, пламя взметывается вверх, как жадные ждущие руки. Самолет разворачивается, кружит, взмывает, опускается, снова удаляется, заставляет ахнуть, потом возвращается. И все эти секунды в людях то вспыхивает радость, то разочарование и отчаяние. Внезапно сразу среди тихой ночи в синеющем небе раскрываются светлые купола парашютов. Они летят к лесу вместе со своим бесценным грузом. Люди не выдерживают, радостно кричат, приветствуют небесные дары.
Отправляются на поиски огромных шелковых узлов, повиснувших на деревьях. Один, два, три... десять... пятнадцать... Обрезаны стропы, контейнеры осторожно спущены на руках и тут же, на месте, вскрыты, потому что людям не терпится посмотреть, какое богатство попало к ним в руки. Достаточно ли они теперь снаряжены для битв? Командиры понимают их нетерпение и не мешают.
- Этот автомат - мне!
- А эта винтовка мне как раз по руке!
- Пулеметом займется Дюдюль - это у него хорошо выходит!
- Довольно, довольно! Насмотрелись - дайте теперь взглянуть и другим, - говорят командиры, точь-в-точь как детям, когда они рассматривают рождественские игрушки.
Парашюты и их содержимое грузят бережно на тачки и везут в лагерь, на "летние квартиры" партизан.
А в лагере какое торжество, какой восторг! Люди проснулись, выскочили кто из палаток, кто из шалашей, сгрудились возле тачек, пересчитывают, ощупывают каждый автомат, каждый пистолет. Подумать только - два пулемета, тридцать автоматов, три ручных миномета, двадцать пистолетов, гранаты, толовые шашки, много взрывчатки, патронов... О, это был такой праздник для всех в отряде! Дане тогда же дали, правда временно, пистолет - первое в его жизни оружие. "Сначала пусть научится по-настоящему стрелять, - сказал снайпер Жюль Охотник, - а уж потом можно будет дать ему оружие насовсем". У самого Жюля "магали" с оптическим прицелом, подаренный ему каким-то другом-охотником, глубоким стариком, для которого маки - уже несбыточная мечта. Вот сначала из своего "магали", а потом и из пистолета Жюль учил Даню стрелять. И настал наконец день, когда Жюль доложил командиру Байяру, что "новенький Русский" обучен и можно доверить ему оружие.
Вот он, пистолет, тяжелый, в приятно пахнущей и скрипучей кожаной кобуре, висит на поясе Дани. Можно в любую минуту его потрогать, ощутить его тяжесть. Даня потихоньку дотрагивается до кобуры.
- Ты что? - спрашивает сидящий рядом Марсель.
- Ничего.
В их палатку набились все соседи. Пришел даже командир Байяр. В углу, откинувшись к парусиновой стенке, сидел со своей гитарой д'Артаньян. Глубокий, мягкий аккорд...
До вчера я тебя не знал.
Как зовут тебя, я не знал,
А увидел, за руку взял,
За собою тебя позвал.
Хочешь, землю тебе подарю,
Хочешь, звезды или зарю?
На заре на тебя посмотрю,
Что захочешь, тебе подарю
Мой кораблик по пруду плывет,
Нас с тобой он на борт берет.
Он бумажный, но он плывет
В ту страну, где любовь живет...
У д'Артаньяна был приятный глуховатый тенор. И откуда только он брал эти грустно-насмешливые песенки и нежные мелодии? У каждого в душе его песни будоражили что-то свое, далекое и томительное.
Снаружи уже начинало смеркаться, и в мутном зеленоватом свете, проникавшем сквозь парусину, у всех были таинственные, смугло-зеленые лица. Костров и огней не зажигали: разведка доносила, что кругом бродят крупные отряды немцев, прочесывают леса, обыскивают фермы и селения. После партизанского налета на тюрьму в Альби нацисты усилили свою охоту за франтирерами. Поэтому в отряде ввели дополнительные посты охранения и было приказано соблюдать величайшую осторожность - ничем не выдавать свое присутствие.
- Спой еще что-нибудь, - попросил Байяр. - Хорошая песня...
- Да, да, спой! - подхватило несколько голосов.
Д'Артаньян низко нагнулся над гитарой, задумчиво пощипывал струны. Вот-вот пробьется какая-то полузабытая мелодия...
- Знает кто-нибудь "Сильный ветер"? - спросил он. - Эту песню поют в моих местах крестьянские девушки.
- "Сильный ветер"? - переспросил Вино. - Кажется, я знаю... Начинается так... - Он прочистил горло, приготовляясь петь.
Однако запеть ему не пришлось. Раздался топот бегущих ног, голос Жюля Охотника торопливо спросил кого-то снаружи:
- Где командир? Он срочно нужен!
- Я здесь. - Байяр поспешно выбрался из палатки, и за ним повалили остальные. - В чем дело?
- Тревога, командир. Прибежали ребята - соседи Дюшенов. К ним явились немцы, вытащили наружу матушку и ее мужа, мужа тут же поставили к стенке и расстреляли, а матушку Дюшен начали спрашивать о нас, выкручивали ей руки, били прикладами... Ребята говорят, когда они побежали сюда, немцы собирались поджигать ферму.
- Немцев много? - отрывисто спросил Байяр.
- Ребята сказали - сотня, если не больше.
- Может, это им со страху показалось?
- Нет, это храбрые мальчишки, я их давно знаю, они не перепутают, возразил Жюль.
- Едем! - скомандовал Байяр. - В лагере останутся двадцать новеньких, десять стрелков и Лидор. Остальные - со мной. Взять три пулемета, один станковый и два ручных, минометы. Охотнику проследить, чтоб не было никакого шума при отправке и в пути. Очень возможно, что боши устроили засаду. Наблюдать за дорогой поручаю Марселю и Русскому.
- Есть, командир!
- Есть наблюдать! - послышалось в ответ.
Все делалось быстро и в тишине. На небе уже бледнел закат.
10. ГИБЕЛЬ ДРУЗЕЙ
Грузовики, полные вооруженными людьми, мчались по крутым и извилистым горным дорогам, не зажигая фар и стараясь не очень шуметь моторами. Тото нажимал на газ: он тоже знал и любил матушку Дюшен, которая и его, несмотря на его седые виски, звала "мальчиком" и "малышом". Тото просто думать не мог без отчаяния, что она попала-таки в лапы бошей! Вырвать матушку, во что бы то ни стало вырвать!
За грузовиком Тото почти вплотную ехал его приятель и напарник Жаку, с виду тщедушный, похожий на заводную обезьянку, но лихой и отважный парень из Лиона. В кабине Тото сидели командир Байяр и Даня - наблюдатель. У Жаку наблюдателем ехал Марсель. Оба не сводили напряженных глаз с дороги - знали по опыту, что боши могут, например, перегородить шоссе стальным канатом или поваленным деревом. Остановят грузовики, обстреляют из пулеметов или забросают гранатами, и тогда вряд ли кто из отряда уцелеет.
Все быстрее стелется под колеса дорога, все ближе знакомые места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Три кучи хвороста уже наготове. Ночь. Проходят часы. Нервничают люди. Глаза рыщут по огромному, чуть синеватому полотнищу неба. Полотнище усеяно звездами. Пустота, тишина. Напряжен слух. Никому не хочется даже перешептываться. И вдруг шум мотора врезается в эту тишину. Еле слышное вначале рокотанье пронзает каждого.
Рокот все громче. Все вскакивают на ноги, мгновенно вспыхивают три костра, пламя взметывается вверх, как жадные ждущие руки. Самолет разворачивается, кружит, взмывает, опускается, снова удаляется, заставляет ахнуть, потом возвращается. И все эти секунды в людях то вспыхивает радость, то разочарование и отчаяние. Внезапно сразу среди тихой ночи в синеющем небе раскрываются светлые купола парашютов. Они летят к лесу вместе со своим бесценным грузом. Люди не выдерживают, радостно кричат, приветствуют небесные дары.
Отправляются на поиски огромных шелковых узлов, повиснувших на деревьях. Один, два, три... десять... пятнадцать... Обрезаны стропы, контейнеры осторожно спущены на руках и тут же, на месте, вскрыты, потому что людям не терпится посмотреть, какое богатство попало к ним в руки. Достаточно ли они теперь снаряжены для битв? Командиры понимают их нетерпение и не мешают.
- Этот автомат - мне!
- А эта винтовка мне как раз по руке!
- Пулеметом займется Дюдюль - это у него хорошо выходит!
- Довольно, довольно! Насмотрелись - дайте теперь взглянуть и другим, - говорят командиры, точь-в-точь как детям, когда они рассматривают рождественские игрушки.
Парашюты и их содержимое грузят бережно на тачки и везут в лагерь, на "летние квартиры" партизан.
А в лагере какое торжество, какой восторг! Люди проснулись, выскочили кто из палаток, кто из шалашей, сгрудились возле тачек, пересчитывают, ощупывают каждый автомат, каждый пистолет. Подумать только - два пулемета, тридцать автоматов, три ручных миномета, двадцать пистолетов, гранаты, толовые шашки, много взрывчатки, патронов... О, это был такой праздник для всех в отряде! Дане тогда же дали, правда временно, пистолет - первое в его жизни оружие. "Сначала пусть научится по-настоящему стрелять, - сказал снайпер Жюль Охотник, - а уж потом можно будет дать ему оружие насовсем". У самого Жюля "магали" с оптическим прицелом, подаренный ему каким-то другом-охотником, глубоким стариком, для которого маки - уже несбыточная мечта. Вот сначала из своего "магали", а потом и из пистолета Жюль учил Даню стрелять. И настал наконец день, когда Жюль доложил командиру Байяру, что "новенький Русский" обучен и можно доверить ему оружие.
Вот он, пистолет, тяжелый, в приятно пахнущей и скрипучей кожаной кобуре, висит на поясе Дани. Можно в любую минуту его потрогать, ощутить его тяжесть. Даня потихоньку дотрагивается до кобуры.
- Ты что? - спрашивает сидящий рядом Марсель.
- Ничего.
В их палатку набились все соседи. Пришел даже командир Байяр. В углу, откинувшись к парусиновой стенке, сидел со своей гитарой д'Артаньян. Глубокий, мягкий аккорд...
До вчера я тебя не знал.
Как зовут тебя, я не знал,
А увидел, за руку взял,
За собою тебя позвал.
Хочешь, землю тебе подарю,
Хочешь, звезды или зарю?
На заре на тебя посмотрю,
Что захочешь, тебе подарю
Мой кораблик по пруду плывет,
Нас с тобой он на борт берет.
Он бумажный, но он плывет
В ту страну, где любовь живет...
У д'Артаньяна был приятный глуховатый тенор. И откуда только он брал эти грустно-насмешливые песенки и нежные мелодии? У каждого в душе его песни будоражили что-то свое, далекое и томительное.
Снаружи уже начинало смеркаться, и в мутном зеленоватом свете, проникавшем сквозь парусину, у всех были таинственные, смугло-зеленые лица. Костров и огней не зажигали: разведка доносила, что кругом бродят крупные отряды немцев, прочесывают леса, обыскивают фермы и селения. После партизанского налета на тюрьму в Альби нацисты усилили свою охоту за франтирерами. Поэтому в отряде ввели дополнительные посты охранения и было приказано соблюдать величайшую осторожность - ничем не выдавать свое присутствие.
- Спой еще что-нибудь, - попросил Байяр. - Хорошая песня...
- Да, да, спой! - подхватило несколько голосов.
Д'Артаньян низко нагнулся над гитарой, задумчиво пощипывал струны. Вот-вот пробьется какая-то полузабытая мелодия...
- Знает кто-нибудь "Сильный ветер"? - спросил он. - Эту песню поют в моих местах крестьянские девушки.
- "Сильный ветер"? - переспросил Вино. - Кажется, я знаю... Начинается так... - Он прочистил горло, приготовляясь петь.
Однако запеть ему не пришлось. Раздался топот бегущих ног, голос Жюля Охотника торопливо спросил кого-то снаружи:
- Где командир? Он срочно нужен!
- Я здесь. - Байяр поспешно выбрался из палатки, и за ним повалили остальные. - В чем дело?
- Тревога, командир. Прибежали ребята - соседи Дюшенов. К ним явились немцы, вытащили наружу матушку и ее мужа, мужа тут же поставили к стенке и расстреляли, а матушку Дюшен начали спрашивать о нас, выкручивали ей руки, били прикладами... Ребята говорят, когда они побежали сюда, немцы собирались поджигать ферму.
- Немцев много? - отрывисто спросил Байяр.
- Ребята сказали - сотня, если не больше.
- Может, это им со страху показалось?
- Нет, это храбрые мальчишки, я их давно знаю, они не перепутают, возразил Жюль.
- Едем! - скомандовал Байяр. - В лагере останутся двадцать новеньких, десять стрелков и Лидор. Остальные - со мной. Взять три пулемета, один станковый и два ручных, минометы. Охотнику проследить, чтоб не было никакого шума при отправке и в пути. Очень возможно, что боши устроили засаду. Наблюдать за дорогой поручаю Марселю и Русскому.
- Есть, командир!
- Есть наблюдать! - послышалось в ответ.
Все делалось быстро и в тишине. На небе уже бледнел закат.
10. ГИБЕЛЬ ДРУЗЕЙ
Грузовики, полные вооруженными людьми, мчались по крутым и извилистым горным дорогам, не зажигая фар и стараясь не очень шуметь моторами. Тото нажимал на газ: он тоже знал и любил матушку Дюшен, которая и его, несмотря на его седые виски, звала "мальчиком" и "малышом". Тото просто думать не мог без отчаяния, что она попала-таки в лапы бошей! Вырвать матушку, во что бы то ни стало вырвать!
За грузовиком Тото почти вплотную ехал его приятель и напарник Жаку, с виду тщедушный, похожий на заводную обезьянку, но лихой и отважный парень из Лиона. В кабине Тото сидели командир Байяр и Даня - наблюдатель. У Жаку наблюдателем ехал Марсель. Оба не сводили напряженных глаз с дороги - знали по опыту, что боши могут, например, перегородить шоссе стальным канатом или поваленным деревом. Остановят грузовики, обстреляют из пулеметов или забросают гранатами, и тогда вряд ли кто из отряда уцелеет.
Все быстрее стелется под колеса дорога, все ближе знакомые места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85