Вдали ревет тукус. Дрожь пробирает при мысли, что этот кошмарный
зверь может оказаться в круге света, который бросает моя лампа. Мохнатый
загребущий хобот, два острых, как кинжалы, рога, торчащих во лбуна этот
лоб с силой шмякается захваченная хоботом жертва, -и, наконец, желтые
клыки! Но тукус боится приблизиться. Огни на сторожевых башнях и моно-
тонные крики легионеров отпугивают его.
Мы не беззащитны. Оптим Тавр уже убил трех таких хищников, да и дру-
гие охотники время от времени их убивают... Мне кажется, бестии начинают
нас избегать.
Весна в этом году поздняя, но вот уже несколько дней дует ласковый
южный ветерок, приносящий пряный запах кустов цисталлы. Цветы их, огром-
ные, темно-голубые и чужие, почему-то напоминают мне родину, сады и
фруктовые рощи Испании. Наверно, потому, что весна. Наступает седьмое
лето...
Страх остался позади, погребен в наших душах, вытеснен любопытс-
твом-жизнь берет свое. Давно уже все вернулось на круги своя, все при-
вычно, все как раньше. Днем вряд ли кто думает о случившемся, а вот
ночью... Я, Сабин Юлий, вольноотпущенник и бывший врач великого Юлия Це-
заря, знаю, что эта весна-последняя в моей жизни. Кассия пытается переу-
бедить меня, другие ничего не замечают. Но я-врач, а врач должен знать,
когда пробьет его последний час; иначе он не врач, а шарлатан. Я доста-
точно долго учился в Пергаме.
Слабость заполняет мои вены свинцом, парализует сухожилия, лишает
воли. От чего это-от болезни, от старости, от отравления ядовитым расте-
нием, проглоченным ненароком? Какая разница! И если я хочу сказать об
этом перед смертью, то надо говорить сейчас. Убежден: молчать больше
нельзя. Семи лет молчания более чем достаточно.
Я выхожу на террасу, жадно вдыхаю запахи ночи. Мой взор обращен в
небо, на красный серп луны. Что нас ждет в будущем? Возможно ли возвра-
щение? Может быть, надо было всем сказать об этом раньше? Вопросы без
ответа.
Ужасно, что нельзя ни с кем об этом поговорить: теперь-то я знаю,
почему он советовал мне забыть обо всем. Но даже если я нарушу свое обе-
щание и расскажу всемкто найдет выход? Никто. Безнадежность только уси-
лится. Лучше, если никто об этом ничего не узнает. Иногда полезно о
чем-то не знать. Каждому врачу известно это правило. Но тогда и внуки, и
правнуки тоже ничего не будут знать? Что есть сие правило перед судом
истории? Не назовут ли меня потомки трусом?
Есть и третий путь. Я заведую архивом храма Юпитера. Можно, напри-
мер, описать свои злоключения и запрятать эти воспоминания среди бумаг.
Когда-нибудь их прочитают и... посчитают выдумкой. Сегодня мне бы пове-
рили, но те, кто придет после, не знают меня. Есть ли смысл? Надо все
продумать.
Снова слышится рычание тукуса в ущелье Белых гор. Мне кажется, что
он удаляется (хотя, по неопытности, я могу и ошибаться); наверное, хищ-
ник убедился: здесь легкой добычи не будет. Утром охотники отправятся
искать его следы. Отварное мясо тукуса-лучший из деликатесов, но зверь
опасен, как целая стая германских волков.
Усталость во мне и сильна, и слаба одновременнопротивоборствуют ин-
терес к жизни и бремя прожитых лет. Лечь спать? Но когда я лежу без сна.
Кассия просыпается. Пусть хоть она отдохнет. Малыши Юлий и Атилия дос-
тавляют ей кучу хлопот. А утром наш дом снова будут осаждать больные.
Пока она единственная моя по-
мощница-Кесонию еще долго учиться. Он, однако, не глуп... Было бы
лучше, если бы сын унаследовал мои знания, но чувствую-время не ждет.
Пусть моим преемником будет этот вольноотпущенник. Ведь и я когда-то был
рабом.
Всю правду я не могу сказать Кесонию, как не могу сказать ее своему
другу Марку Веру или моей Кассии. Пусть живут спокойно.
То, что Марк Вер до сих пор не докопался до объяснения случившегося,
меня не удивляет. Всю жизнь он был только солдатом-хорошим солдатом, ко-
торый дослужился до трибуна и коменданта гарнизона Талтезы, - но никогда
не был он искателем истины. Я во всех отношениях его антипод, У греков я
учился логике.
Как раз логика здесь и нужна. Я верю лишь в то, что сам видел, бога
я не видел. Если бы боги существовали, они должны были бы... были бы
другими. Не как те. Да и могут ли вообще существовать законы божьей во-
лей? Личный библиотекарь Цезаря сказал как-то, что с такими мыслями мне
место в войске Спартака. Наверное, он прав.
Нет, тогда мы не умерли, как думает Марк Вер, как думает большинс-
тво. Здесь не царство теней. С той поры некоторым из нас не повезло, и
они действительно умерли. А разве может еще раз умереть уже умерший? И
чувствуем мы себя как прежде. Прощупывается пульс, я дышу, думаю, роди-
лись дети... Разве это смерть? Об этом, к счастью, никто не задумывает-
ся. Некоторые считают это волшебством, проделкой демонов. Может быть, и
я думал бы так же.
Но я знаю, что произошло на самом деле. Если бы я посчитал себя
вправе, то рассказал бы невероятную историю. Но чем будет эта история
без доказательствтак, сказкой. Правда, пугающе правдоподобной.
Предположим, я решусь описать эту историю - с чего же начать...
В то время легионеры сражались с последними рассеянными отрядами
восставших галисийцев. Хотя война на Пиренеях давно завершилась, и ус-
пешно для нас, управление провинции, которое находилось в далеком Тарра-
ко, назначило в поселок Талтезу военного коменданта. После умиротворения
региона снова будет установлено гражданское правление. Но этого можно
было ждать годы и годы.
Все это было для меня очень кстати. Хотя я старательно заметал следы
и, конечно, никто не стал бы искать меня, личного врача Цезаря, именно в
отдаленной Испании, но в момент, когда я, закончив скитания, сделался бы
оседлым жителем, местные чиновники стали бы спрашивать, кто я, откуда. А
покажись им мои ответы невнятными, они стали бы наводить справки. Тогда
как писаря, работающего с военным комендантом, никто не станет прове-
рять. Он, так сказать, служебный инвентарь.
К счастью, трибун Марк Вер почти ни о чем не спрашивал, когда я стал
хлопотать о вакантной должности. Он поверил, что я прибыл из Пергама.
Ссора с начальством показалась понятной причиной ухода, а то, что я осо-
бенно не распространялся на этот счет, в глазах старого солдата придава-
ло мне вес. К тому же я облегчил его физические страдания - от германс-
кого ревматизма и от плохо залеченных ран, чем завоевал его расположе-
ние. Мои познания в медицине никогда не удивляли его - он думал, я нау-
чился некоторым приемам у пергамских врачей.
И у меня был хлеб и дом.
Как-то ранним летом мы сидели с Марком Вером за кувшином вина и
вспоминали прошлое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9