Поднимаясь по дороге, осознавал красоту земли и очертаний крутых холмов на фоне вечернего неба, массивной скалистой горы, с её ледником и широким снежным полем, множества цветов на лугах. Это был вечер величайшей красоты и покоя. Поток, такой буйный, от недавнего сильного дождя стал грязным; он утратил эту особую яркую прозрачность горной воды, но через несколько часов он снова станет прозрачным.
Когда смотрел на массивные скалы, с их изгибами и формами, и на сверкающий снег, в полудрёме, без всяких мыслей в уме, вдруг возникло огромное, беспредельное достоинство силы и благословения. Оно мгновенно наполнило долину, и ум не имел для него меры; оно было далеко за пределами слова. Снова пришла невинность.
При пробуждении рано утром оно было здесь, и медитация стала несущественной, и все мысли умерли, и все чувства прекратились; мозг был полностью спокоен. В его описании нет реальности. Оно было здесь, неприкосновенное и непознаваемое. Оно никогда не бывает тем, что было; в нём нескончаемая красота.
Это было необыкновенное утро. Так происходило целых четыре месяца, невзирая на окружение, невзирая на состояние тела. Никогда оно не то же самое, и всё же оно всегда то же самое; оно — разрушение и никогда не прекращающееся творение. Его мощь и сила — вне всяких слов и сравнений. И оно никогда не продолжается; оно — смерть и жизнь.
Процесс шёл довольно остро, однако всё это представляется достаточно несущественным.
11 августа
(Здесь начинается записная книжка большего размера). Когда сидел в автомобиле, около бурного горного потока, среди зелёных, обильных лугов, под темнеющим небом, эта неуязвимая невинность, чья строгость — красота, была здесь. Мозг был совершенно спокоен, и она коснулась его.
Мозг питается реакцией и опытом; он живёт опытом. Но опыт всегда ограничивает и обусловливает; память — механизм действия. Без опыта, знания и памяти действие невозможно, но такое действие фрагментарно, ограниченно. Рассудок, организованная мысль, — всегда неполон; идея, отклик памяти, — бесплодна, а вера — убежище мысли. Всякое переживание только усиливает мысль, негативно или позитивно.
Переживание обусловлено опытом, прошлым. Свобода — опустошение ума, освобождение его от опыта. Когда мозг перестаёт питать себя через опыт, память и мысль, когда он умирает для переживания, тогда деятельность его перестаёт быть эгоистичной. Тогда он получает своё питание из чего-то другого. И именно такое питание делает ум религиозным.
При пробуждении сегодня утром, независимо от всякой медитации, от мысли или заблуждений, вызываемых чувствами, был интенсивно яркий свет в самом центре мозга и за пределами мозга, в самом центре сознания, в центре всего существа. То был свет, не имеющий тени; он не входил ни в какое измерение. Он был здесь без всякого движения. С этим светом присутствовала та невообразимая сила и красота, запредельная мысли и чувству.
Процесс шёл довольно остро во второй половине дня.
12 августа
Вчера, во время прогулки по долине, среди гор, закрытых тучами, и у потока, казавшегося более шумным, чем когда-либо, было ощущение поразительной красоты. Не то чтобы луга, холмы и тёмные сосны изменились, только свет был другой, более мягким, и с ясностью, которая, казалось, пронизывала всё, не оставляя никакой тени. Поднявшись по идущей вверх дороге, мы могли смотреть вниз, на ферму, с зелёными пастбищами вокруг неё. Это был зелёный луг с невиданно яркой зеленью, но та маленькая ферма с тем зелёным пастбищем содержали в себе всю землю и всё человечество. В этом была абсолютная законченность; это была законченность красоты, не терзаемой мыслью и чувством. Красота картины, песни, здания создана человеком, её можно сравнивать, критиковать, дополнять, но эта красота не была делом рук человеческих. Всё, сделанное руками человека, нужно полностью отвергнуть, чтобы присутствовала эта красота. Ибо она требует полной невинности, абсолютной строгости; не той невинности, которая изобретена мыслью, или строгости и самоограничения жертвы. Только когда мозг свободен от времени, когда реакции его полностью утихли, эта строгая невинность, чистота имеет место.
Проснулся задолго до рассвета, когда воздух очень спокоен, а земля пребывает в ожидании солнца. Проснулся с какой-то особенной, странной ясностью, и с какой-то настоятельностью, требующей полного внимания. Тело было абсолютно неподвижно — неподвижностью, где нет никакого усилия, никакого напряжения. Внутри головы происходило что-то особенное, это было каким-то специфическим феноменом. Громадная широкая река текла с давлением огромной массы воды, текла между высоких гладких гранитных скал. По обе стороны этой громадной широкой реки был отполированный сверкающий гранит, на котором ничего не росло, ни одной травинки; не было ничего, кроме крутой и гладкой скалы, уходящей ввысь — за пределы, доступные глазу. Река совершала свой путь безмолвно, без какого-либо журчания, бесстрастная, величественная. Она действительно была; это не было сном, видением или символом, которые надлежит как-то истолковать. Она была здесь, вне всякого сомнения; и она не была продуктом воображения. Никакая мысль не смогла бы изобрести её; она была слишком огромной и реальной, чтобы мысль могла выдумать её.
Неподвижность тела и эта огромная река, текущая между гладких гранитных стен мозга, — это продолжалось полтора часа, по часам. Через открытое окно глаза могли видеть наступающий рассвет. Не было никаких сомнений в реальности происходящего. В течение полутора часов всё существо было внимательным, без усилия, без отвлечении. Совершенно внезапно это прекратилось, и начался день.
Этим утром благословение наполняло комнату. Шёл сильный дождь, однако позже небо прояснилось.
Процесс, с его давлением и его болью, идёт мягко.
13 августа
Беспредельное не есть слово — ведь тропинка, поднимающаяся в гору, не может вместить в себя всю эту гору. Но, тем не менее, при подъёме по склону горы с маленьким ручейком, бегущим у подножья, это невероятное безымянное беспредельное было здесь; и ум и сердце наполнились им; каждая капля воды на листке или на траве светилась им.
Всю ночь и всё утро шёл дождь, и облачность была густая, но сейчас показалось над высокими холмами солнце, и тени заиграли на зелёных умытых лугах, изобилующих цветами. Трава была очень сырая, и солнце освещало горы. Подъём по этой тропинке — само очарование, и случайный разговор, казалось, никак [слово утеряно] красоту этого света или простой мир, лежащий на этом поле. Благословение этой беспредельности было здесь, и здесь была радость.
При пробуждении сегодня утром опять была та непостижимая сила, чья мощь есть благословение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Когда смотрел на массивные скалы, с их изгибами и формами, и на сверкающий снег, в полудрёме, без всяких мыслей в уме, вдруг возникло огромное, беспредельное достоинство силы и благословения. Оно мгновенно наполнило долину, и ум не имел для него меры; оно было далеко за пределами слова. Снова пришла невинность.
При пробуждении рано утром оно было здесь, и медитация стала несущественной, и все мысли умерли, и все чувства прекратились; мозг был полностью спокоен. В его описании нет реальности. Оно было здесь, неприкосновенное и непознаваемое. Оно никогда не бывает тем, что было; в нём нескончаемая красота.
Это было необыкновенное утро. Так происходило целых четыре месяца, невзирая на окружение, невзирая на состояние тела. Никогда оно не то же самое, и всё же оно всегда то же самое; оно — разрушение и никогда не прекращающееся творение. Его мощь и сила — вне всяких слов и сравнений. И оно никогда не продолжается; оно — смерть и жизнь.
Процесс шёл довольно остро, однако всё это представляется достаточно несущественным.
11 августа
(Здесь начинается записная книжка большего размера). Когда сидел в автомобиле, около бурного горного потока, среди зелёных, обильных лугов, под темнеющим небом, эта неуязвимая невинность, чья строгость — красота, была здесь. Мозг был совершенно спокоен, и она коснулась его.
Мозг питается реакцией и опытом; он живёт опытом. Но опыт всегда ограничивает и обусловливает; память — механизм действия. Без опыта, знания и памяти действие невозможно, но такое действие фрагментарно, ограниченно. Рассудок, организованная мысль, — всегда неполон; идея, отклик памяти, — бесплодна, а вера — убежище мысли. Всякое переживание только усиливает мысль, негативно или позитивно.
Переживание обусловлено опытом, прошлым. Свобода — опустошение ума, освобождение его от опыта. Когда мозг перестаёт питать себя через опыт, память и мысль, когда он умирает для переживания, тогда деятельность его перестаёт быть эгоистичной. Тогда он получает своё питание из чего-то другого. И именно такое питание делает ум религиозным.
При пробуждении сегодня утром, независимо от всякой медитации, от мысли или заблуждений, вызываемых чувствами, был интенсивно яркий свет в самом центре мозга и за пределами мозга, в самом центре сознания, в центре всего существа. То был свет, не имеющий тени; он не входил ни в какое измерение. Он был здесь без всякого движения. С этим светом присутствовала та невообразимая сила и красота, запредельная мысли и чувству.
Процесс шёл довольно остро во второй половине дня.
12 августа
Вчера, во время прогулки по долине, среди гор, закрытых тучами, и у потока, казавшегося более шумным, чем когда-либо, было ощущение поразительной красоты. Не то чтобы луга, холмы и тёмные сосны изменились, только свет был другой, более мягким, и с ясностью, которая, казалось, пронизывала всё, не оставляя никакой тени. Поднявшись по идущей вверх дороге, мы могли смотреть вниз, на ферму, с зелёными пастбищами вокруг неё. Это был зелёный луг с невиданно яркой зеленью, но та маленькая ферма с тем зелёным пастбищем содержали в себе всю землю и всё человечество. В этом была абсолютная законченность; это была законченность красоты, не терзаемой мыслью и чувством. Красота картины, песни, здания создана человеком, её можно сравнивать, критиковать, дополнять, но эта красота не была делом рук человеческих. Всё, сделанное руками человека, нужно полностью отвергнуть, чтобы присутствовала эта красота. Ибо она требует полной невинности, абсолютной строгости; не той невинности, которая изобретена мыслью, или строгости и самоограничения жертвы. Только когда мозг свободен от времени, когда реакции его полностью утихли, эта строгая невинность, чистота имеет место.
Проснулся задолго до рассвета, когда воздух очень спокоен, а земля пребывает в ожидании солнца. Проснулся с какой-то особенной, странной ясностью, и с какой-то настоятельностью, требующей полного внимания. Тело было абсолютно неподвижно — неподвижностью, где нет никакого усилия, никакого напряжения. Внутри головы происходило что-то особенное, это было каким-то специфическим феноменом. Громадная широкая река текла с давлением огромной массы воды, текла между высоких гладких гранитных скал. По обе стороны этой громадной широкой реки был отполированный сверкающий гранит, на котором ничего не росло, ни одной травинки; не было ничего, кроме крутой и гладкой скалы, уходящей ввысь — за пределы, доступные глазу. Река совершала свой путь безмолвно, без какого-либо журчания, бесстрастная, величественная. Она действительно была; это не было сном, видением или символом, которые надлежит как-то истолковать. Она была здесь, вне всякого сомнения; и она не была продуктом воображения. Никакая мысль не смогла бы изобрести её; она была слишком огромной и реальной, чтобы мысль могла выдумать её.
Неподвижность тела и эта огромная река, текущая между гладких гранитных стен мозга, — это продолжалось полтора часа, по часам. Через открытое окно глаза могли видеть наступающий рассвет. Не было никаких сомнений в реальности происходящего. В течение полутора часов всё существо было внимательным, без усилия, без отвлечении. Совершенно внезапно это прекратилось, и начался день.
Этим утром благословение наполняло комнату. Шёл сильный дождь, однако позже небо прояснилось.
Процесс, с его давлением и его болью, идёт мягко.
13 августа
Беспредельное не есть слово — ведь тропинка, поднимающаяся в гору, не может вместить в себя всю эту гору. Но, тем не менее, при подъёме по склону горы с маленьким ручейком, бегущим у подножья, это невероятное безымянное беспредельное было здесь; и ум и сердце наполнились им; каждая капля воды на листке или на траве светилась им.
Всю ночь и всё утро шёл дождь, и облачность была густая, но сейчас показалось над высокими холмами солнце, и тени заиграли на зелёных умытых лугах, изобилующих цветами. Трава была очень сырая, и солнце освещало горы. Подъём по этой тропинке — само очарование, и случайный разговор, казалось, никак [слово утеряно] красоту этого света или простой мир, лежащий на этом поле. Благословение этой беспредельности было здесь, и здесь была радость.
При пробуждении сегодня утром опять была та непостижимая сила, чья мощь есть благословение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74