Номер сто семьдесят восемь.
«Нет, это – слабаки. У них даже нет оружия. Живут не по понятиям, это видно по лицам, воруют, пьянствуют. Я встречался с такими; некоторые желали их смерти, забавно, что сейчас эта роль выпала мне.»
Три девицы не самого тяжёлого поведения сидели молча, смотрели на действо.
Он взглянул на стоящих пареньков, улыбнулся, и кинул одному из них, левому, автомат. Тот замешкался, стал ловить, перехватывать поудобнее. Но он его всё равно выронил. Легион раздробил ему височную часть кастетом. Номер сто семьдесят девять.
Левой рукой он перехватил автомат за курок, не глядя, стрельнул в сидящих особей женского пола. Попал в самую правую, дальнюю. Пуля вошла ей чуть повыше сердца, почти в плечо. Отдачей её развернуло и отбросило назад. Она лежала на животе, из раны сочилась кровь. Мучительная смерть через пару минут. Номер сто восемьдесят.
«Не надо недооценивать важность крови для человека. Это только в фильмах герои теряют кровь литрами, сохраняя при этом всю свою мощь. На самом деле при потере всего лишь ста миллилитров крови (шприц) они бы начали терять равновесие, ухудшилась бы координация, их бы потянуло блевать. И чем дальше, тем более бы эти симптомы возрастали бы до полной смерти.»
В момент выстрела, потакая отдаче, он перевёл автомат назад, нанося не прицельный удар по противнику сзади. Он был прав – даже когда он стоял спиной, нападения не было. Даже со спины они его боялись.
Удар в грудь, за ним в лоб. Он падает. Наносим серию ударов прикладом по голове. Цельтесь в голову! Если не убьёте, так хоть вырубите. Номер сто восемьдесят один.
Оставались две девушки. Они сидели в обнимку, закрыв глаза. С удивлением он обнаружил их сходство, видать, сёстры. Вообще они были какие-то нерусские, узкоглазые немного, было в них что-то отдалённо напоминающее Кайли Миног. Наверное, рост.
Ему вдруг стало их жалко. Они были явно не из этой тусовки, ну или их только недавно затащили в неё. Лица у них были совершенно отрешённые, тела какие-то хрупкие, лица немного наивные, но проскакивала очкастость.
– Вы здесь случайно? – они мелко закивали.
Перед ним был выбор: убить или отпустить.
– Вы понимаете, что я не могу отпустить свидетелей? – они снова закивали, но так и не открыли глаз. – Одна из вас останется здесь навсегда, другая уйдёт и будет помнить этот день и молчать обо всём. Я посчитаю считалочку, выберу, кто из вас умрёт.
Закончив говорить, он выстрелил в ту, что была справа. Номер сто восемьдесят два. Её голова разорвалась от двух влетевших в неё пуль, забрызгала вторую девушку кровью вперемежку с мозгами. А она сидела и продолжала обнимать труп своей сестры.
– У тебя пять секунд и я стреляю. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
Она даже не шелохнулась от его слов, она ничего не слышала. Она спокойно умерла, когда пуля вошла ей в шею. Номер сто восемьдесят три.
Выстрелы гулко отдавались эхом в пустых стенах. Здесь были цеха когда-то давно, потом их переоборудовали под офисы, а потом всё это разорилось, пришли бомжи, и всё пришло в упадок.
Он отошёл на полкилометра. Тут были жилые дома старых построек, магазины, а вдалеке кинотеатр. Дальше было футбольное поле, а сразу за ним шли спальные районы. Здесь всегда было тихо и безлюдно.
«Детский сад, штаны на лямках.»
На входе в детский сад под листвой деревьев спрятались от дождя два уже порядочно промокших паренька на великах. Трусцой он добежал до них и встал рядом с ними. Они, казалось, не обращают на него внимания.
Одна рукой он схватил того, что был ближе, за голову, вырвал его из седла и уронил на асфальт. Тот охнул при приземлении, когда ударился согнутой спиной о твёрдый пол. Второй ногой он повалил велосипеды и пырнул второго паренька ножом в майку в районе груди. А потом ещё раз и провернул. Номер сто восемьдесят четыре.
Первый кадр до сих пор валялся на полу. Дождь его немного приободрил. Легион склонился над ним.
– Ты знаешь, надо обновлять ассортимент. Пожалуй, выброшу трубу.
Левой рукой он прижал его руку к полу, а правой размахнулся и раздробил ему пальцы. Дикий вопль озарил спальный район. Этого нельзя было допускать. Одним ударом он переломил ему позвоночник, вторым прикончил. Номер сто восемьдесят пять. Труба торчала у него из глазницы, как выхлопная труба у машин. Капли затекали туда, потихоньку наполняя.
«Итак, прекрасная Брунгильда, молилась ли ты на ночь? Зараза, сука, сволочь! Пауза, ха-ха три раза.»
Он застыл около двери в подъезд. Он решал, бежать или остаться.
– Помогите! Человек ранен! – застучал он в стекло к консьержке. Женщина лет пятидесяти с заспанным лицом оторвалась от просмотра чёрно-белого телевизора и чуть не свалилась.
– Что?!
Порывшись где-то под кроватью, она выудила аптечку, что-то сказала в трубку и выскочила наружу. Тяжёлая металлическая дверь запищала, она открывала её с трудом. Кто-то ударил ей по ногам больно, она упала. При этом что-то стало сдавливать её шею, нечем дышать. Она кашляла, что-то резало шею. Пошла кровь, повсюду стало темно.
Номер сто восемьдесят шесть.
Через минуту или две из соседнего подъезда вышла её ровесница с седым мужчиной. На них были жёлтые плащи из какой-то блестящей дряни, в руках открытые зонты. Они сразу увидели два трупа, из одного торчала металлическая труба. А потом они увидели убийцу.
Он стоял рядом с ними, буквально в трёх метрах, молча и неподвижно.
– Ты что... – старик было попытался испугать его, но каким-то неуловимым движением он очутился перед ними, и одним ударом кастета разломил старику челюсть.
«При борьбе с толпой нужно вырубить самого сильного. Никто из этой толпы не ожидает агрессии от единого человека, поэтому неожиданное вырубание самого сильного очень поколебёт их мораль.»
Без особой изобретательности он раздробил челюсть и ей. Вот, теперь они с травмами, но живы; живы, но дезориентированы и совершенно не могут продолжать бой.
Тут рядом была полуметровая ограда с заострёнными концами. Ещё один удар кастетом в живот, забираем старика.
«Нет, всё это противно и скучно, нужно торопиться.»
Преданный взгляд в глаза, и резко двумя руками вдавливаем его головой на штырь. Номер сто восемьдесят семь. Прошла секунда или две. Его тело дёргалось в конвульсиях, но мозг уже умер. Ему было больно только в самом начале; смерть была приятной.
Нож мелькнул на свету, такой блестящий из благородного металла. Из металла, на счету которого добрая половина всех насильственных смертей в мире. Это – железо. Нож вошёл ей точно между глазом и глазницей, рывок и глаз вывалился наружу. Что-то просвистело в воздухе, нож вернулся и вошёл ей в шею сзади около позвоночника.
Номер сто восемьдесят восемь.
На спине у старика он вырезал ножом свастику. Это был ложный след для тех, кто будет пытаться его искать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
«Нет, это – слабаки. У них даже нет оружия. Живут не по понятиям, это видно по лицам, воруют, пьянствуют. Я встречался с такими; некоторые желали их смерти, забавно, что сейчас эта роль выпала мне.»
Три девицы не самого тяжёлого поведения сидели молча, смотрели на действо.
Он взглянул на стоящих пареньков, улыбнулся, и кинул одному из них, левому, автомат. Тот замешкался, стал ловить, перехватывать поудобнее. Но он его всё равно выронил. Легион раздробил ему височную часть кастетом. Номер сто семьдесят девять.
Левой рукой он перехватил автомат за курок, не глядя, стрельнул в сидящих особей женского пола. Попал в самую правую, дальнюю. Пуля вошла ей чуть повыше сердца, почти в плечо. Отдачей её развернуло и отбросило назад. Она лежала на животе, из раны сочилась кровь. Мучительная смерть через пару минут. Номер сто восемьдесят.
«Не надо недооценивать важность крови для человека. Это только в фильмах герои теряют кровь литрами, сохраняя при этом всю свою мощь. На самом деле при потере всего лишь ста миллилитров крови (шприц) они бы начали терять равновесие, ухудшилась бы координация, их бы потянуло блевать. И чем дальше, тем более бы эти симптомы возрастали бы до полной смерти.»
В момент выстрела, потакая отдаче, он перевёл автомат назад, нанося не прицельный удар по противнику сзади. Он был прав – даже когда он стоял спиной, нападения не было. Даже со спины они его боялись.
Удар в грудь, за ним в лоб. Он падает. Наносим серию ударов прикладом по голове. Цельтесь в голову! Если не убьёте, так хоть вырубите. Номер сто восемьдесят один.
Оставались две девушки. Они сидели в обнимку, закрыв глаза. С удивлением он обнаружил их сходство, видать, сёстры. Вообще они были какие-то нерусские, узкоглазые немного, было в них что-то отдалённо напоминающее Кайли Миног. Наверное, рост.
Ему вдруг стало их жалко. Они были явно не из этой тусовки, ну или их только недавно затащили в неё. Лица у них были совершенно отрешённые, тела какие-то хрупкие, лица немного наивные, но проскакивала очкастость.
– Вы здесь случайно? – они мелко закивали.
Перед ним был выбор: убить или отпустить.
– Вы понимаете, что я не могу отпустить свидетелей? – они снова закивали, но так и не открыли глаз. – Одна из вас останется здесь навсегда, другая уйдёт и будет помнить этот день и молчать обо всём. Я посчитаю считалочку, выберу, кто из вас умрёт.
Закончив говорить, он выстрелил в ту, что была справа. Номер сто восемьдесят два. Её голова разорвалась от двух влетевших в неё пуль, забрызгала вторую девушку кровью вперемежку с мозгами. А она сидела и продолжала обнимать труп своей сестры.
– У тебя пять секунд и я стреляю. Раз. Два. Три. Четыре. Пять.
Она даже не шелохнулась от его слов, она ничего не слышала. Она спокойно умерла, когда пуля вошла ей в шею. Номер сто восемьдесят три.
Выстрелы гулко отдавались эхом в пустых стенах. Здесь были цеха когда-то давно, потом их переоборудовали под офисы, а потом всё это разорилось, пришли бомжи, и всё пришло в упадок.
Он отошёл на полкилометра. Тут были жилые дома старых построек, магазины, а вдалеке кинотеатр. Дальше было футбольное поле, а сразу за ним шли спальные районы. Здесь всегда было тихо и безлюдно.
«Детский сад, штаны на лямках.»
На входе в детский сад под листвой деревьев спрятались от дождя два уже порядочно промокших паренька на великах. Трусцой он добежал до них и встал рядом с ними. Они, казалось, не обращают на него внимания.
Одна рукой он схватил того, что был ближе, за голову, вырвал его из седла и уронил на асфальт. Тот охнул при приземлении, когда ударился согнутой спиной о твёрдый пол. Второй ногой он повалил велосипеды и пырнул второго паренька ножом в майку в районе груди. А потом ещё раз и провернул. Номер сто восемьдесят четыре.
Первый кадр до сих пор валялся на полу. Дождь его немного приободрил. Легион склонился над ним.
– Ты знаешь, надо обновлять ассортимент. Пожалуй, выброшу трубу.
Левой рукой он прижал его руку к полу, а правой размахнулся и раздробил ему пальцы. Дикий вопль озарил спальный район. Этого нельзя было допускать. Одним ударом он переломил ему позвоночник, вторым прикончил. Номер сто восемьдесят пять. Труба торчала у него из глазницы, как выхлопная труба у машин. Капли затекали туда, потихоньку наполняя.
«Итак, прекрасная Брунгильда, молилась ли ты на ночь? Зараза, сука, сволочь! Пауза, ха-ха три раза.»
Он застыл около двери в подъезд. Он решал, бежать или остаться.
– Помогите! Человек ранен! – застучал он в стекло к консьержке. Женщина лет пятидесяти с заспанным лицом оторвалась от просмотра чёрно-белого телевизора и чуть не свалилась.
– Что?!
Порывшись где-то под кроватью, она выудила аптечку, что-то сказала в трубку и выскочила наружу. Тяжёлая металлическая дверь запищала, она открывала её с трудом. Кто-то ударил ей по ногам больно, она упала. При этом что-то стало сдавливать её шею, нечем дышать. Она кашляла, что-то резало шею. Пошла кровь, повсюду стало темно.
Номер сто восемьдесят шесть.
Через минуту или две из соседнего подъезда вышла её ровесница с седым мужчиной. На них были жёлтые плащи из какой-то блестящей дряни, в руках открытые зонты. Они сразу увидели два трупа, из одного торчала металлическая труба. А потом они увидели убийцу.
Он стоял рядом с ними, буквально в трёх метрах, молча и неподвижно.
– Ты что... – старик было попытался испугать его, но каким-то неуловимым движением он очутился перед ними, и одним ударом кастета разломил старику челюсть.
«При борьбе с толпой нужно вырубить самого сильного. Никто из этой толпы не ожидает агрессии от единого человека, поэтому неожиданное вырубание самого сильного очень поколебёт их мораль.»
Без особой изобретательности он раздробил челюсть и ей. Вот, теперь они с травмами, но живы; живы, но дезориентированы и совершенно не могут продолжать бой.
Тут рядом была полуметровая ограда с заострёнными концами. Ещё один удар кастетом в живот, забираем старика.
«Нет, всё это противно и скучно, нужно торопиться.»
Преданный взгляд в глаза, и резко двумя руками вдавливаем его головой на штырь. Номер сто восемьдесят семь. Прошла секунда или две. Его тело дёргалось в конвульсиях, но мозг уже умер. Ему было больно только в самом начале; смерть была приятной.
Нож мелькнул на свету, такой блестящий из благородного металла. Из металла, на счету которого добрая половина всех насильственных смертей в мире. Это – железо. Нож вошёл ей точно между глазом и глазницей, рывок и глаз вывалился наружу. Что-то просвистело в воздухе, нож вернулся и вошёл ей в шею сзади около позвоночника.
Номер сто восемьдесят восемь.
На спине у старика он вырезал ножом свастику. Это был ложный след для тех, кто будет пытаться его искать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37