Так Хит Бартон стал солдатом.
Он никогда не жалел, что стал причиной смерти человека. Потому что никогда не считал того человека – человеком. Он убил нелюдь, некое существо, но никак не подобного себе.
Однако такие вещи никогда не проходят бесследно. Вместе с безымянным бандитом на залитом кровью доктора Хокинса полу маленькой ветеринарной аптеки умер еще один человек – юный Хит Бартон. На его место встал другой, взрослый и жесткий, разом постаревший на десять лет мужчина.
Впрочем, это обстоятельство было совершенно неизвестно курсантам тренировочного лагеря Чек-Пойнт, младшего брата знаменитого Форт-Браггс, этой колыбели будущих зеленых беретов. Для трех десятков молодых и по большей части безбашенных парней, уже обжившихся в казармах, Хит Бартон был зеленым новичком, салагой, мальчиком на побегушках. В первую же ночь ему устроили «прописку» – и были страшно разочарованы результатом.
Хит Бартон умело и по-медицински четко вывихнул пару суставов, расквасил с десяток носов и утихомирился только после внушительного удара табуретом по голове. Потом был карцер, а потом – вторая попытка старослужащих расставить все авторитеты по местам. Столь же неудачная, надо сказать, как и первая.
Через два месяца службы Хит Бартон окончательно обрел независимость, стал спокойно спать по ночам, не ожидая нападения из темноты, – и армейская жизнь покатилась по накатанным рельсам.
Он был силен и крепок, как молодой бычок, армейские нагрузки воспринимал, как силовую гимнастику, показатели у него были одни из лучших, и в будущем Хиту светили сержантские нашивки, не меньше. Однако сам он к этому не стремился, да и вообще вел себя довольно безразлично. Что-то важное в нем застыло, покрылось коркой льда, а возможно – и умерло навсегда. Он редко улыбался и еще реже злился всерьез. Четко отвечал на заданные вопросы и никогда не задавал встречных. Не сходился ни с кем близко, но и врагов не имел. Его уважали за силу и сторонились из-за нелюдимости.
Потом в казарме появился новичок. Джимми Спенсер, вот как его звали, и похож он был на апрельское солнышко. Рыжий, веснушчатый и улыбчивый. Немудрено, что казарменные мерзавцы – а они всегда заводятся в любой казарме, это нечто вроде тараканов, только вреда от них куда больше – немедленно окрестили его «барышней» и в одну из ночей попытались изнасиловать.
Хит уже спал. Во сне он видел почему-то зайца, который отчаянно удирал от охотников. Это была сцена из детства, Хит не любил ее вспоминать.
Один из ковбоев свесился с седла и ловко подхватил зайца в скользкую петлю. Заяц судорожно задергался над землей, задыхаясь и затягивая петлю все туже. И вот тогда и произошло то, что потом преследовало Хита в кошмарах. Заяц закричал человеческим голосом. Отчаянным тонким криком ребенка, полным предсмертного ужаса такой силы, что вынести невозможно. Хит тогда зашелся плачем, и ковбои, ошарашенные ничуть не меньше зареванного пацана, отпустили несчастного зверя, все закончилось хорошо, но во сне дело обстояло куда хуже. Заяц все кричал, и жить стало совсем уж невозможно, и тогда Хит Бартон приказал себе проснуться. Он сел рывком, еще сонный, но уже не спящий, и понял, что крик не прекратился. Более того, кричит не заяц. Человек.
Босой, в одних подштанниках, Хит ногой выбил дверь в солдатский сортир, заложенную для верности бейсбольной битой. Боли в босой ступне он не чувствовал (потом выяснилось, что он сломал все пальцы на правой ноге). Знакомый красный туман наплывал медленно и неотвратимо.
В углу на кафеле скорчился рыжий паренек с залитым слезами лицом. Он был почти голый, исполосованные ножом подштанники практически не прикрывали тело. Вокруг толпились… Нет, все-таки не люди. Гиены. Шакалы.
Нелюди.
Дальше были вихрь и танец, буря и ужас. Хита учили лучшие армейские инструкторы, об искусстве убивать он знал уже почти все. И именно поэтому теперь точно рассчитывал свои силы.
Двое насильников уже никогда не станут отцами. Еще на нескольких никогда не взглянут без отвращения и страха. Пальцы одного молодого садиста до конца его дней не смогут удержать даже ложку…
Кафель белый, кровь красная, сопли по кафелю тоже красные, зубы – в крошево, больно руку… Пах, солнечное сплетение, переносица – вполсилы, чтобы не убить, кость может треснуть и войти в мозг. Вывернуться из-под руки, ударить ребрами ладоней коротко и резко – почки, болевой шок. Снова пах, потом коленом, несильно. Челюсть, прямой слева, открылся, теперь солнечное сплетение. И с разворота ногой – «бабочка», классика ближнего боя…
Он очнулся внезапно, когда понял, что на ногах стоит только он один. И сидит на полу тоже только один. Джим Спенсер, рыжий перепуганный пацан. Остальные – лежат.
Вместе с рассудком вернулась боль. Хит поморщился, растирая окровавленные кулаки, мимоходом проверяя, не сломал ли себе еще что-нибудь. Испытывая непонятное смущение и досаду при виде страха в синих глазах рыжего паренька, глухо буркнул:
– Вставай. Пойдем отсюда.
– Да. Я сейчас. Ох…
Джим скривился и осел на пол, держась за плечо. Рука безвольно повисла, и Хит почти равнодушно констатировал: вывих плечевого сустава, крайне болезненно, но неопасно, если быстро вправить обратно.
– Сейчас будет больно. Очень. Потерпи уж. Возьмись за что-нибудь.
Опухшие после драки пальцы не слушались, но всего пару секунд. Потом тело само вспомнило, что делать. Одна рука – на грудину, другой – захват чуть пониже вывиха. Упереться ногой… черт, больно! Ладно, это потом…
Он рванул, Джим взвыл, но уже через секунду с удивлением поднял руку и пошевелил пальцами.
– Совсем прошло, надо же! Ты врач?
– Нет. Я убийца.
Хит сам не знал, почему это у него вырвалось. Возможно, потому, что именно это и было его самым страшным кошмаром. Врач – убийца…
Даже карцера не было. Джима Спенсера вызвали на допрос в военную комендатуру, после чего все до единого участники ночной драки, кроме Хита, были уволены из армии и отправлены в федеральную тюрьму. Оказалось, что папаша Джима – сенатор, поэтому так и получилось.
Джим стал тенью своего спасителя. Ходил за ним хвостиком, болтал без умолку, и наконец Хит понял, что его совсем не раздражает этот смешной парнишка. Собственно, парнишка вообще был старше Хита на пару лет, но этому никто и никогда не поверил бы.
Они подружились, и именно Джим стал первым, кому Хит смог рассказать свою историю от начала и до конца. Первым – и единственным.
Через год Джима комиссовали по здоровью, а Хита отправили в действующие части. Он воевал в тропиках и пустыне, прыгал с парашютом в открытое море, минировал скалы, выводил из-под огня неведомых повстанцев неведомой страны, заслужил несколько медалей и два ордена и в двадцать два года получил возможность вернуться на гражданку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35