Да, папа сегодня волшебный и удивительный, но для него, Итана, ничего не изменилось. Его просто отсылают из комнаты, словно маленького мальчика. И о каких самостоятельных решениях может идти речь?!
– Хорошо. Конечно. Я понимаю. Хит… Дженна… увидимся на банкете? Я пошел.
Заберу Рози и эмигрирую, тоскливо думал Итан. Возьму мамину фамилию, уедем с Рози в Шотландию, к тетке. Заберем ее из дома престарелых, чего уж там. Все лучше, чем с папой.
Дженна проводила Итана взглядом, полным смущения и жалости, а потом повернулась к Тонбриджу.
– Зря вы так, мистер Тонбридж. Итан хороший человек. Не его вина, что он так и не смог стать таким, как вы.
– Не защищай его, девочка. На самом деле никаких особых подвигов от него не требовалось. Элементарно – уметь принимать решения, хотя бы за себя самого. Но ведь и этого он не может! Хоть бы раз он мне возразил! Хоть бы раз стукнул кулаком по столу и сказал: папа, иди к черту, я мужчина и буду делать так, как считаю нужным! Клянусь – я бы ему в этот миг все простил, все отдал бы и ушел на покой. Ладно, не о нем речь. Значит, насчет Калма твой парень в курсе? – Да.
– Тогда слушайте. Есть мнение – среди учредителей, – что тебе, девочка, вполне по силам перейти на следующую ступень. Главный редактор – это для барышень, для взрослой и умной девочки по силам быть генеральным. Как ты на это смотришь?
– Но ведь…
– Правильно. Мэтью Калм занимает эту должность. Пока – занимает.
– Он тоже пойдет на повышение?
– В том-то все и дело. Мне он никогда не нравился, а теперь не нравится еще и совету учредителей в полном составе. Причина в том, что о нем поползли разные нехорошие слухи. Грязные, прямо скажем, слухи. Слухи, в которых фигурируют малолетние проститутки и статья о распространении порнографии.
Дженна снова побледнела. Хит закаменел лицом и устремил взор в окно. Тонбридж продолжал.
– Почему я об этом говорю – спросишь ты. Почему говорю тебе – спросит, положим, твой Бартон. Отвечаю: ты мне не чужая. Я переживаю за тебя и хочу если не оградить от неприятностей, то хотя бы предостеречь.
Раз твой мужик все знает, то знает и то, что вас с Мэтью Калмом некоторое время связывали некоторые отношения. Которые потом закончились, причем расстались вы, мягко говоря, не друзьями. Калм – мерзавец, будем называть вещи своими именами. Когда он узнает, что его увольняют, а на его место берут тебя, он начнет мстить. Без всякого стыда и соблюдения приличий. Я ни на что не намекаю, девочка, но я старый стреляный волк, я видел в своей жизни столько компромата, мнимого и подлинного, да и сам его использовал, что задаю тебе прямой и простой, как оглобля, вопрос: есть ли у Мэтью Калма компромат на тебя?
Дженна молчала, опустив голову. Ощущение было такое, словно ее неожиданно огрели по голове. И тут вдруг перед ее мысленным взором встало Решение…
Вообще всех проблем. Простое, совершенное в своей простоте и красоте, устраивающее всех, необходимое и естественное, как воздух. Дженна Фарроуз подняла голову и устало улыбнулась мистеру Тонбриджу, а потом Хиту.
Как ты говорил, любимый? Удариться в стену лжи всем телом?
– Компромат есть, мистер Тонбридж. Думаю, что есть. Но это не имеет значения.
– Ошибаешься. Есть такие вещи, что…
– Послушайте меня. И не обижайтесь, ладно? Я не трусиха, вы знаете. Я не бегу. Я просто только сейчас поняла, чего хочу на самом деле.
Дженна Фарроуз посмотрела на обоих мужчин – старого и молодого – и начала говорить.
О деревянном крылечке, босых ногах, большом животе, рассветах, собаках, детях и поцелуях.
О том, что самое главное – быть вместе, засыпать и просыпаться с улыбкой, вытирать носы, выгуливать пса, мыть посуду, ездить в луна-парк, прислушиваться к сопению маленьких носиков, ждать с работы всю жизнь одного и того же мужчину, гордиться его успехами и не бояться ничего и никогда – потому что он есть, он рядом, он любит, и с ним не страшно. А если не будет его – то не будет ни рассветов, ни сопения носиков, ни большого живота, ни теплого дерева крыльца под ногами, ни счастливого лая, ни каруселей. И вот тогда будет страшно по-настоящему…
– …И я все решила, мистер Тонбридж. Я ухожу из журнала. Я буду работать вместе с Хитом, в его клинике. А потом… не буду работать. Буду просто жить. С ним. Всегда.
И снова, в который уже раз, наступила тишина. Старый Тонбридж смотрел на Дженну и сопел. Хит смотрел на Дженну и страдал. Дженна смотрела на Хита и умирала от счастья. Потому что совершенно точно знала, от чего он страдает: от невозможности поцеловать ее прямо сейчас. Для женщины очень важно – совершенно точно знать, что ее мужчина еле сдерживается…
Тонбридж крякнул и налил себе виски.
– Твое здоровье, девочка. И твое, диверсант. Считай, что ты собрал все ордена разом. Желаю вам обоим счастья. А о Калме я позабочусь, потому что эта гнида все равно наверняка начнет гадить.
Через несколько минут после ухода Итана Тонбриджа Дженна Фарроуз, старый Тонбридж и загадочный громила вышли из дверей апартаментов. Приунывший в кустах азалии Мэтью Калм встрепенулся. Подслушать удалось немногое, только то, что Дженна выходит не за Итана, но старый змей на нее за это не в обиде. Вон, как за руку держит! Стало быть, с одной стороны можно смело ее припугнуть, а с другой – рассчитывать на ее слово перед Тон-бриджем…
Парень с непомерными плечами вдруг что-то негромко сказал Дженне и Тонбриджу, те недоуменно переглянулись и дружно уставились прямо на Мэтью Калма, неосторожно высунувшегося из азалии. Калм замер, подобострастно улыбаясь.
Широкоплечий опять что-то произнес, Дженна и Тонбридж кивнули и направились к лифту, а широкоплечий на удивление быстро пересек холл и оказался прямо перед Мэтью Калмом. Смуглая рука каким-то змеиным, молниеносным движением метнулась вперед – и Мэтью Калм с изумлением и ужасом почувствовал, как ноги его оторвались от земли. Парень с бесстрастным лицом и саженными плечами держал Мэтью Калма на весу ОДНОЙ рукой, однако самым страшным оказалось не это и даже не начинающийся приступ удушья. Самым страшным оказался взгляд парня.
Горящие, словно адские угли, глаза оставались одновременно холодными, как у змеи. Бронзовые скулы так и просились на медаль.
Четко очерченные губы почти не двигались, но при этом все слова Калм расслышал очень отчетливо.
– Запомни, Мэтью. Если ты хоть раз в жизни, в бреду или под наркозом, на исповеди или под газом просто произнесешь имя моей женщины… ПРОСТО ПРОИЗНЕСЕШЬ ИМЯ – ты понял? Так вот, я найду тебя и убью. Веришь?
Мэтью Калм хотел неистово закивать – но удушье не позволило, и он ограничился тем, что страшно выпучил глаза и захрипел. Страшный парень удовлетворенно кивнул и разжал стальные пальцы. Повернулся и ушел, как ни в чем не бывало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Хорошо. Конечно. Я понимаю. Хит… Дженна… увидимся на банкете? Я пошел.
Заберу Рози и эмигрирую, тоскливо думал Итан. Возьму мамину фамилию, уедем с Рози в Шотландию, к тетке. Заберем ее из дома престарелых, чего уж там. Все лучше, чем с папой.
Дженна проводила Итана взглядом, полным смущения и жалости, а потом повернулась к Тонбриджу.
– Зря вы так, мистер Тонбридж. Итан хороший человек. Не его вина, что он так и не смог стать таким, как вы.
– Не защищай его, девочка. На самом деле никаких особых подвигов от него не требовалось. Элементарно – уметь принимать решения, хотя бы за себя самого. Но ведь и этого он не может! Хоть бы раз он мне возразил! Хоть бы раз стукнул кулаком по столу и сказал: папа, иди к черту, я мужчина и буду делать так, как считаю нужным! Клянусь – я бы ему в этот миг все простил, все отдал бы и ушел на покой. Ладно, не о нем речь. Значит, насчет Калма твой парень в курсе? – Да.
– Тогда слушайте. Есть мнение – среди учредителей, – что тебе, девочка, вполне по силам перейти на следующую ступень. Главный редактор – это для барышень, для взрослой и умной девочки по силам быть генеральным. Как ты на это смотришь?
– Но ведь…
– Правильно. Мэтью Калм занимает эту должность. Пока – занимает.
– Он тоже пойдет на повышение?
– В том-то все и дело. Мне он никогда не нравился, а теперь не нравится еще и совету учредителей в полном составе. Причина в том, что о нем поползли разные нехорошие слухи. Грязные, прямо скажем, слухи. Слухи, в которых фигурируют малолетние проститутки и статья о распространении порнографии.
Дженна снова побледнела. Хит закаменел лицом и устремил взор в окно. Тонбридж продолжал.
– Почему я об этом говорю – спросишь ты. Почему говорю тебе – спросит, положим, твой Бартон. Отвечаю: ты мне не чужая. Я переживаю за тебя и хочу если не оградить от неприятностей, то хотя бы предостеречь.
Раз твой мужик все знает, то знает и то, что вас с Мэтью Калмом некоторое время связывали некоторые отношения. Которые потом закончились, причем расстались вы, мягко говоря, не друзьями. Калм – мерзавец, будем называть вещи своими именами. Когда он узнает, что его увольняют, а на его место берут тебя, он начнет мстить. Без всякого стыда и соблюдения приличий. Я ни на что не намекаю, девочка, но я старый стреляный волк, я видел в своей жизни столько компромата, мнимого и подлинного, да и сам его использовал, что задаю тебе прямой и простой, как оглобля, вопрос: есть ли у Мэтью Калма компромат на тебя?
Дженна молчала, опустив голову. Ощущение было такое, словно ее неожиданно огрели по голове. И тут вдруг перед ее мысленным взором встало Решение…
Вообще всех проблем. Простое, совершенное в своей простоте и красоте, устраивающее всех, необходимое и естественное, как воздух. Дженна Фарроуз подняла голову и устало улыбнулась мистеру Тонбриджу, а потом Хиту.
Как ты говорил, любимый? Удариться в стену лжи всем телом?
– Компромат есть, мистер Тонбридж. Думаю, что есть. Но это не имеет значения.
– Ошибаешься. Есть такие вещи, что…
– Послушайте меня. И не обижайтесь, ладно? Я не трусиха, вы знаете. Я не бегу. Я просто только сейчас поняла, чего хочу на самом деле.
Дженна Фарроуз посмотрела на обоих мужчин – старого и молодого – и начала говорить.
О деревянном крылечке, босых ногах, большом животе, рассветах, собаках, детях и поцелуях.
О том, что самое главное – быть вместе, засыпать и просыпаться с улыбкой, вытирать носы, выгуливать пса, мыть посуду, ездить в луна-парк, прислушиваться к сопению маленьких носиков, ждать с работы всю жизнь одного и того же мужчину, гордиться его успехами и не бояться ничего и никогда – потому что он есть, он рядом, он любит, и с ним не страшно. А если не будет его – то не будет ни рассветов, ни сопения носиков, ни большого живота, ни теплого дерева крыльца под ногами, ни счастливого лая, ни каруселей. И вот тогда будет страшно по-настоящему…
– …И я все решила, мистер Тонбридж. Я ухожу из журнала. Я буду работать вместе с Хитом, в его клинике. А потом… не буду работать. Буду просто жить. С ним. Всегда.
И снова, в который уже раз, наступила тишина. Старый Тонбридж смотрел на Дженну и сопел. Хит смотрел на Дженну и страдал. Дженна смотрела на Хита и умирала от счастья. Потому что совершенно точно знала, от чего он страдает: от невозможности поцеловать ее прямо сейчас. Для женщины очень важно – совершенно точно знать, что ее мужчина еле сдерживается…
Тонбридж крякнул и налил себе виски.
– Твое здоровье, девочка. И твое, диверсант. Считай, что ты собрал все ордена разом. Желаю вам обоим счастья. А о Калме я позабочусь, потому что эта гнида все равно наверняка начнет гадить.
Через несколько минут после ухода Итана Тонбриджа Дженна Фарроуз, старый Тонбридж и загадочный громила вышли из дверей апартаментов. Приунывший в кустах азалии Мэтью Калм встрепенулся. Подслушать удалось немногое, только то, что Дженна выходит не за Итана, но старый змей на нее за это не в обиде. Вон, как за руку держит! Стало быть, с одной стороны можно смело ее припугнуть, а с другой – рассчитывать на ее слово перед Тон-бриджем…
Парень с непомерными плечами вдруг что-то негромко сказал Дженне и Тонбриджу, те недоуменно переглянулись и дружно уставились прямо на Мэтью Калма, неосторожно высунувшегося из азалии. Калм замер, подобострастно улыбаясь.
Широкоплечий опять что-то произнес, Дженна и Тонбридж кивнули и направились к лифту, а широкоплечий на удивление быстро пересек холл и оказался прямо перед Мэтью Калмом. Смуглая рука каким-то змеиным, молниеносным движением метнулась вперед – и Мэтью Калм с изумлением и ужасом почувствовал, как ноги его оторвались от земли. Парень с бесстрастным лицом и саженными плечами держал Мэтью Калма на весу ОДНОЙ рукой, однако самым страшным оказалось не это и даже не начинающийся приступ удушья. Самым страшным оказался взгляд парня.
Горящие, словно адские угли, глаза оставались одновременно холодными, как у змеи. Бронзовые скулы так и просились на медаль.
Четко очерченные губы почти не двигались, но при этом все слова Калм расслышал очень отчетливо.
– Запомни, Мэтью. Если ты хоть раз в жизни, в бреду или под наркозом, на исповеди или под газом просто произнесешь имя моей женщины… ПРОСТО ПРОИЗНЕСЕШЬ ИМЯ – ты понял? Так вот, я найду тебя и убью. Веришь?
Мэтью Калм хотел неистово закивать – но удушье не позволило, и он ограничился тем, что страшно выпучил глаза и захрипел. Страшный парень удовлетворенно кивнул и разжал стальные пальцы. Повернулся и ушел, как ни в чем не бывало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35