Мужчина лет семидесяти, высокий и чрезвычайно худой, с орлиным профилем, мог бы выглядеть очень красивым, если бы не отсутствующее выражение лица. На голове - пышная шапка седых волос. Казалось, его внимание приковано к чему-то, чего здесь не было, но чрезвычайно важному, и требовавшему всего его внимания, так что лишь часть его он мог уделять тем, с кем разговаривал.
Он взглянул на Стенхоупа, потом на Люси, а затем снова на Стенхоупа, и кротко улыбнулся.
Врач представил гостью:
- Это Люси Штурм, Титус, она будет вашей новой сиделкой. Вы должны хорошо себя вести и слушаться. Она постарается сделать все как можно лучше, чтобы вы снова могли выходить в сад.
Титуса трогательно послушно кивнул.
- Мисс Штурм... Как поживаете, мисс Штурм? - он протянул тонкую костлявую руку и поздоровался с ней. - Чувствуйте себя как дома. Вскоре придет моя жена. Она где-то задерживается. Не знаю почему, во всяком случае телеграмма об этом лежит в холле, вы же наверное её видели, когда проходили, не так ли, доктор?
В этом и состояло помешательство Титуса Фэрчайлда. Он считал, что жена по-прежнему жива, что дверь в любой момент может открыться и она войдет в комнату. Иногда он думал, что она больна и лежит в больнице, иногда - что она уехала навестить друзей, иногда считал, что она путешествует по Европе. В остальном же он различал людей, временами мог вести вполне разумный разговор, но мог на середине беседы потерять её нить и забыть, где он находится или с кем разговаривает.
В тот вечер у него было одно из просветлений. Спальня, которую предстояло занять Люси, располагалась позади спальни Титуса и сообщалась с ней через ванную комнату. Девушка распаковала чемодан, надела белый халат, шапочку и белые тапочки на резиновой подошве. Когда она вернулась к Титусу, миссис Карр уже ушла, а возле постели сидела Найрн Инглиш, держа Титуса за руку.
Доктор Стенхоуп уже все объяснил. Найрн спросила:
- Вы мисс Люси Штурм, не так ли?
Люси улыбнулась и кивнула, но про себя отметила: предупредить миссис Карр насчет того, чтобы она не оставляла пациента ни с с кем, не предупредив её.
Девушка с волосами червонного золота выглядела бледной и усталой. Со стариком она вела себя нежно и ласково. Казалось, она очень к нему привязана.
Люси Штурм взяла стул, села в дальнем конце комнаты и достала свое вязание.
Одним из качеств, которое Макки считал наиболее ценным в некрасивой и довольно флегматичной медицинской сестре, была её наблюдательность. Она была внимательной, аккуратной и совершенно лишенной стремления комментировать и редактировать свои наблюдения. У неё не было никаких пристрастий. Она отметила, что мистер и миссис Инглиш, Хью Бэрон и Джордан Фэрчайлд приходили и оставались со старым джентльменом по нескольку минут; казалось, все его очень любят.
В десять часов вечера Титусу полагалось лечь спать. Люси разбинтовала больные опухшие ноги, протерла их скипидаром, убрала пузырек, забинтовала снова, обтерла его спиртом, дала стакан воды и поправила одеяло.
Потом она заперла дверь в небольшую прихожую, и дверь в основной коридор. Окна были заделаны решетками - единственный признак, выдававший состояние Титуса. Их скрывали тонкие муслиновые занавеси, той же ткани и того же покроя, как те, что больше двадцати лет назад своими руками сделала и повесила Люсиль Фэрчайлд. Для Титуса в этой комнате ничего не менялось.
Мебель была громоздкой, прочной и некрасивой: большой старомодный туалетный стол с огромным зеркалом, достигавшим высокого потолка, гигантское бюро с бесчисленным количеством полочек и шкафчиков, покрытых тонкой резьбой. Еще там стояло с полдюжины кресел с прямыми спинками под красными и зелеными чехлами, а также три стола с мраморными крышками и витыми ножками. По янтарно - желтому ковру были рассыпаны выцветшие гирлянды роз, а стены оклеены обоями, на лимонно-желтом поле которых было изображено нечто, похожее на цветную капусту. На стенах висела картина Уоттса "Надежда" и три-четыре больших гравюры по металлу в тяжелых рамах.
После грозы на улице похолодало. Люси открыла фрамугу одного из окон. Дождь ещё продолжался. Капли падали на стену зелени перед окнами, и плотная масса листьев шуршала под холодным ветром. Она решила, что если бы дом принадлежал ей, она велела бы срубить эти деревья.
Люси прошла в свою комнату, оставив соединяющие их двери открытыми, почитала немного, а потом в четверть двенадцатого спустилась на кухню, чтобы захватить с собой что-нибудь из еды, на случай, если ночью она проголодается.
Дверь её комнаты открывалась в широкий центральный коридор. Она воспользовалась главной лестницей, задержавшись ненадолго на промежуточной площадке. Мистер и миссис Инглиш, Найрн, Джоан Карлайл и Хью Бэрон отправились спать. Секретарша и Джордан Фэрчайлд ещё бодрствовали. Через открытую дверь гостиной внизу справа, было видно, что они сидят друг против друга за столом возле окна. На столе лежали карандаши, бумага, какие-то блокноты и небольшая пачка фотографий.
Мисс Дрейк что-то писала. Фэрчайлд откинулся в кресле и смотрел прямо перед собой, в одной руке у него был бокал с коктейлем, в другой сигарета. Не поднимая глаз от бумаги, мисс Дрейк сказала:
- Я не знаю... Джи Джи, думаю, нам следовало бы включить настенные панно работы Кеннеди и театральные декорации Джима Пейджа. Это потребует только двух врезок, и если не гнаться за цветом, то стоить будет только чуть дороже.
Когда Фэрчайлд не ответил, она подняла голову и удивленно спросила:
- Джордан! Что с тобой, что случилось?
Люси Штурм внимательно посмотрела на них. Мужчина действительно выглядел странно, каким-то окаменевшим и в то же время чем-то рассерженным. По его красивому лице блуждала легкая улыбка, которая не относилась ни к чему определенному.
Секретарша бросила на стол карандаш.
- Хватит на сегодня, Джордан, - фыркнула она. - Ты устал. Если мы подготовим материал к печати завтра к вечеру, то вовремя отправим все по телеграфу, и у нас ещё останется время в запасе. А сейчас тебе лучше пойти спать. Ты совершенно измотан.
Джордан Фэрчайлд не пошевелился. Но его улыбка стала глубже. Это была странная противоречивая улыбка, как-то не подходившая к его породистому лицу. Он покрутил в пальцах бокал, посмотрел сквозь него на Норму Дрейк и сказал едва слышно:
- Я не устал, дорогая. Мне просто интересно. - А потом совершенно другим тоном, кипевшим от злобы. - Норма, разве ты не видишь, что происходит. Неужели не видишь? Боже мой! - Он поднял бокал и так резко швырнул его на стол, что тот треснул и жидкость потекла на бумаги. Норма... Ты выйдешь за меня замуж? - требовательно спросил он.
Она беспомощно и испуганно взглянула на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54