Мясников Виктор
Водка
Виктор Мясников
ВОДКА
Автор предупреждает, что почти все события в романе подлинные. По понятным причинам географические названия и имена героев изменены до неузнаваемости.
НОЧНОЙ ПРОРЫВ
Красная струйка трассирующих пуль резко чиркнула над самой кабиной КАМАЗа, врезалась далеко впереди в асфальт дорожного полотна. Срикошетировала вверх недружным веером, рассыпалась замедляющимися алыми огоньками на фоне звездной черноты южного неба.
- Вай, Аллах!
Вахид наддал газу. Мамед рядом с ним вжался в сиденье, проклиная все на свете и тоже взывая к Аллаху. За ревом двигателя совсем пропал треск автоматных очередей. Но от этого сделалось только страшней, потому что цепочки трассеров возникали словно ниоткуда, сами по себе, стлались по ущелью, пересекая дорогу, огненными струями проносились рядом с кабиной; пули выбивали из придорожных скал целые вороха белых искр; осветительные ракеты, снижаясь и угасая, бросали колеблющиеся блики, а шевелящиеся, ползучие тени пятнали и полосатили пространство, не давая глазу зацепиться, разобрать, где дорога, а где пропасть.
В мертвенном свете ракеты Мамед увидел перекошенное и застывшее, как у покойника, лицо напарника. Оскалив зубы, Вахид выпученными глазами уставился вперед, где в лучах фар металась дорога, резко бросаясь то вправо, то влево, и тогда перед КАМАЗом вдруг возникала то бугристая каменная стена, то чахлый куст, прилепившийся к полосатому ограничительному столбику на краю обрыва. Но руки Вахида оставались живыми, безостановочно вращали руль, и дорога с полустертой разметкой так же резко возвращалась в лучи фар.
Они едва не врезались во впереди идущий наливник. Пришлось сбросить скорость, и Мамед чуть не ударился лбом о стекло. Это были кацо, грузины. На торце их облезлой цистерны причудливо гнулись красные буквы, похожие на растительный орнамент. Ниже на всякий случай было повторено по-русски: "Огнеопасно".
Освещенную фарами машину грузин, идущую к тому же не слишком шустро, тут же обстреляли. Пули ковыряли асфальт и искрили. Лопнула простреленная правая покрышка, метнув пыльное облачко. Слегка повело тяжелую цистерну. Но второе колесо в паре держалось нормально.
Сначала Мамед хотел дать команду немного приотстать. Но тут же сообразил, что тогда они сами попадут в свет фар идущей сзади машины. И тогда весь огонь снова сосредоточится на них. Им это надо? Ну, и хрен с ними, с грузинами! Лучше пусть скорость прибавят.
Словно услышав его мысли, Вахид принялся сигналить. Но кацо никак не отреагировали на требовательный вой клаксона. Ни скорости не прибавили, ни к стенке не прижались, чтобы дать место для обгона хотя бы со стороны пропасти. Продолжали тащиться по осевой, помахивая четырнадцатикубовым полуприцепом. Похоже, их "Колхида" и так волокла на пределе сил свой чудовищный прицеп.
И тут грузинам влепили очередь прямо в задницу. Видимо, из пулемета, потому что от заставы отъехали уже изрядно, из автомата так кучно не достать. Магазин пулеметчика был снаряжен для ночного боя: два обычных патрона, один трассирующий - таким порядком. Сейчас легкий трассер сидел в выпуклом металлическом торце цистерны и брызгал струей красных пороховых искр. А тремя десятками сантиметров выше, почти под верхней кромкой, из пулевого отверстия хлестал белый султан пара и брызг, подсвеченный снизу розовым светом догорающего трассера. Что такое для пули со стальным сердечником какая-то жестянка, ежели она железнодорожный рельс насквозь пробивает? Томпаковая оболочка и свинцовый кончик вокруг дырки размазываются, а каленый сердечник вперед уходит. Ручной пулемет Калашникова, калибр семь и шестьдесят две сотых миллиметра, - прошу любить и опасаться...
Мамед выругаться от испуга не успел, как белый султанчик пара вспыхнул, превратившись в тугую струю голубого газового пламени. А дорога резко пошла вниз. Проклятые кацо! Нет бы прибавить ходу минуту назад. Каких-то двадцати секунд не хватило дуракам, чтобы выйти из сектора обстрела. Сейчас можно хоть на первой скорости идти, с заставы уже не увидеть - горка сзади заслоняет. Да только лупит в ночь яростная струя голубого огня. За день раскалилась цистерна на солнце, сейчас сбрасывает давление...
Заорал Вахид, начал притормаживать потихоньку. Резко нельзя - занесет тяжело груженную машину, свалишься в ущелье и костей не соберешь. А у кацо во второй покрышке справа баллон лопнул. Точно, не их сегодня день. Зажамкало резину, полетели лохмотья и обрывки. Потащило к обочине тяжелый полуприцеп-цистерну.
А синее пламя из пулевого отверстия уже не такое острое, уже языком кверху заворачивается. Сбросилось, стало быть, давление внутри цистерны. Теперь не пар и брызги, а чистая спиртовая струя. Побежала вниз по торцу волна бело-голубого пламени, посыпались огнистые капли. Нарисовалась на асфальте цепочка гаснущих огоньков. Несколько секунд - и весь зад цистерны охватило пламя. Видно, имелись ещё пробоины.
Горящая цистерна ударила тяжелым задом по полосатому столбику, наполовину выворотила его. Заскрежетала колесными дисками с остатками резины по каменной кромке. Убавила скорость ещё больше. Зато стащило её с осевой к обрыву. Хотя, какой тут уже обрыв? Откос к реке. Хоть и крутой, да высоты в нем от силы метров семь-восемь. А через сотню метров и того меньше будет. Там уже речная долина.
- Обгоняй! - закричал Мамед, а сам зажмурился.
Вахид уже и сам все понял. Открылась дорога. Хоть и перекосило грузинский наливник чуть не поперек трассы, а есть проход между скальной стенкой и тягачом. Пролетел КАМАЗ в эту щель, только левым боком слегка о камни скрежетнул. Мамед ещё сильней зажмурился и в комок сжался. Все взрыва ждал. Как почувствовал - проскочили, высунулся в боковое, замахал рукой, закричал:
- Горишь, кацо! Машина горит!
В темной кабине "Колхиды" прочертил огненный зигзаг огонек сигареты. Это, наверное, Михо, - тоже рукой помахал. У него вечно сигарета в зубах. Только понял ли он? Услышал ли? Ни хрена он не услышал. Привык себя одного слушать, князь кахетинский. Баболюб винолюбивый, винолюб бабое...
Подпрыгнула машина. Мамед язык прикусил. Свалился обратно на сиденье. Схватился за рот. А Вахид уже с трассы сворачивает. Слышно, как мелкий речной галечник под колесами хрустит.
И тут полыхнуло сзади!
Белый колеблющийся свет высветил всю долину до последнего камушка. Почти как днем. Растворился, исчез свет фар. Слева по шоссе удирают три головных цистерны. Справа лежат речные отмели из гладких голышей между огромных глыб. Вырвавшись из узкого каньона на дне ущелья, ослабла речка, расползлась мелкими ручейками, встала лужами. Из-под колес КАМАЗа хлещут водяные веера, сыплют мерцающими брызгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110