Я решил, что тайное прикосновение к Улите, почти попытка овладеть ею, вольет в меня новые силы, а то и совершит чудо моего воплощения. На этот раз я очень кстати возник ночью. Улита, скоро потеряв меня из виду, преспокойно улеглась спать. Лунный свет заливал спальню. Мне было нехорошо оттого, что Улита теперь воспринимала мои появления и исчезновения невозмутимо, можно сказать, с полным равнодушием. Во сне она разметалась по кровати, сбросила с себя простыню, обнажив прекрасное сильное тело. Несколько минут я в оцепенении любовался ее величественной красотой и как бы плакал от зависти. Моей целью было приникнуть к ее губам и в последний раз попытать счастья на фантастическом поприще моего восстановления из ущербности.
В самой красоте Улиты заключалась великая тайна, так что я, пожалуй, избрал верный путь. Я не боялся разбудить ее своими прикосновениями, слишком для этого бесплотными, но на всякий случай решил начать восхождение с ее ног, которые представлялись мне наименее чувствительными. Я продвигался, сознавая себя бесконечно маленьким. Ее лоно дышало. Оно, нежно прикрытое золотистыми волосками, разверзлось предо мной с какой-то чрезмерностью, и это было уже слишком, оно не могло быть таким огромным, черным и бездонным, - положим, женская недоступность для меня нынешнего очевидна, но зачем же тут такая карикатурность в изображении, в чем ее смысл? Меня манила эта дышащая гора. Золотистая чернота втягивала меня в неизвестную глубину. Я мог исчезнуть в ней, не достигнув цели. Но мог ли я рассчитывать на возрождение после такого спуска на дно, где солнце, дающее силу чадородия, роняет свои лучи в прах земной, добровольно гасит их тьмой смерти? Некогда во мне, и ныне соображающем, была совсем другая жизнь, проницая которую пытливым взглядом, я видел пустоту, беспредметность и бесцельность человеческой сущности. Теперь я сам стал пустотой. Воздушно балансируя на краю женственности, уводившей к истокам и во мрак веков, я Бог знает зачем, но мучительно старался припомнить все запахи, которые источает этот бесконечный тоннель, многое дающий жизни и многое у нее отнимающий, но все мои догадки о былом лишь подтверждали, что мне уже никогда не спрятаться в этой тьме и не вернуться из нее обновленным.
Я медленно продвигался вперед. Мерно вздымающаяся грудь женщины несколько раз подбросила меня в моей невесомости, я парил, но я и возвращался, пока мне не удалось краешком моего облака более или менее прочно уцепиться за ее торчащий сосок. Я посмотрел на губы Улиты, улыбавшиеся во сне. Они были велики в сравнении со мной, по крайней мере с оставшимся мне существованием, и изгибались, как змеи, а между ними луной блестел зуб. И вдруг Улита, не открывая глаз, глухо, может быть, с затаенной нежностью проговорила:
- Я знаю, ты здесь, Женя, не знаю только, чего ты ищешь... Но уже поздно, былого не вернешь. Постарайся понять меня, милый, я люблю твоего брата, и тебе нельзя больше здесь бывать... Я не продлю контракт, Женя. Прости, если это тебе не по душе.
Неужели и впрямь любит? И в этом вся разгадка?
Я подумал о контракте, о ее отказе продлевать его, о том, что она лишала меня всякого будущего. Ее нежелание впредь иметь со мной дело было законным, решение справедливым, конечно, прежде всего с ее точки зрения, но если принять во внимание мою абсолютную бесправность, то в каком-то смысле и с моей тоже. Прошлого действительно не вернуть. Когда-то у меня была жизнь, которую я не слишком ценил, а ведь ничего другого у меня быть не могло и никогда не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
В самой красоте Улиты заключалась великая тайна, так что я, пожалуй, избрал верный путь. Я не боялся разбудить ее своими прикосновениями, слишком для этого бесплотными, но на всякий случай решил начать восхождение с ее ног, которые представлялись мне наименее чувствительными. Я продвигался, сознавая себя бесконечно маленьким. Ее лоно дышало. Оно, нежно прикрытое золотистыми волосками, разверзлось предо мной с какой-то чрезмерностью, и это было уже слишком, оно не могло быть таким огромным, черным и бездонным, - положим, женская недоступность для меня нынешнего очевидна, но зачем же тут такая карикатурность в изображении, в чем ее смысл? Меня манила эта дышащая гора. Золотистая чернота втягивала меня в неизвестную глубину. Я мог исчезнуть в ней, не достигнув цели. Но мог ли я рассчитывать на возрождение после такого спуска на дно, где солнце, дающее силу чадородия, роняет свои лучи в прах земной, добровольно гасит их тьмой смерти? Некогда во мне, и ныне соображающем, была совсем другая жизнь, проницая которую пытливым взглядом, я видел пустоту, беспредметность и бесцельность человеческой сущности. Теперь я сам стал пустотой. Воздушно балансируя на краю женственности, уводившей к истокам и во мрак веков, я Бог знает зачем, но мучительно старался припомнить все запахи, которые источает этот бесконечный тоннель, многое дающий жизни и многое у нее отнимающий, но все мои догадки о былом лишь подтверждали, что мне уже никогда не спрятаться в этой тьме и не вернуться из нее обновленным.
Я медленно продвигался вперед. Мерно вздымающаяся грудь женщины несколько раз подбросила меня в моей невесомости, я парил, но я и возвращался, пока мне не удалось краешком моего облака более или менее прочно уцепиться за ее торчащий сосок. Я посмотрел на губы Улиты, улыбавшиеся во сне. Они были велики в сравнении со мной, по крайней мере с оставшимся мне существованием, и изгибались, как змеи, а между ними луной блестел зуб. И вдруг Улита, не открывая глаз, глухо, может быть, с затаенной нежностью проговорила:
- Я знаю, ты здесь, Женя, не знаю только, чего ты ищешь... Но уже поздно, былого не вернешь. Постарайся понять меня, милый, я люблю твоего брата, и тебе нельзя больше здесь бывать... Я не продлю контракт, Женя. Прости, если это тебе не по душе.
Неужели и впрямь любит? И в этом вся разгадка?
Я подумал о контракте, о ее отказе продлевать его, о том, что она лишала меня всякого будущего. Ее нежелание впредь иметь со мной дело было законным, решение справедливым, конечно, прежде всего с ее точки зрения, но если принять во внимание мою абсолютную бесправность, то в каком-то смысле и с моей тоже. Прошлого действительно не вернуть. Когда-то у меня была жизнь, которую я не слишком ценил, а ведь ничего другого у меня быть не могло и никогда не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12