Вся его мужская мощь при этом упиралась в ее промежность.
Затем он погладил ее по голове, млея от ее чувственных вздохов, провел пальцами по спине, расстегнул бюстгальтер и обнял ее за талию. Теперь обе его ладони ощущали ее плоский животик, и это было дьявольски приятно им обоим. Калли сильнее прогнулась, ища более тесного соприкосновения с его могучим инструментом. Доминик захрипел, чувствуя, что вот-вот кончит, и запинаясь произнес:
– Стой так! Не шевелись!
Она напряглась и затаила дыхание. Он сделал глубокий вздох и отступил, чтобы расстегнуть застежку на брюках. Огорченная, Калли нетерпеливо взвизгнула, но громкий треск расстегиваемой молнии ее успокоил. Когда же своим чутким слухом она уловила и звук падающей на пол одежды, из груди у нее вырвался громкий ликующий вопль.
Доминик ухватил ее за круглые бедра, и она, интуитивно почувствовав всю серьезность его намерения, подпрыгнула. Его пальцы проскользнули в ее узкую огнедышащую расселину, и стоны ее сменились отрывистым визгом.
– Доминик! Возьми меня скорее! – прошептала она, истекая соками лона.
– Да простит Господь мне этот грех, – прохрипел он, изготовившись для проникновения в ее волшебную пещеру, но в последний миг оцепенел, сообразив, что совершенно забыл о средстве защиты от нежелательных последствий соития. Его пальцы не хотели разжиматься, а тело Калли готово было принять его целиком. Она нетерпеливо поводила бедрами, умоляя его скорее войти в нее и прекратить эту пытку. Инстинкт толкал его вперед, призывал отбросить все сомнения и страх и взять свое и наплевать на возможные осложнения. Он прижался шершавой щекой к ее голой попке и зажмурился, сдерживая слезы.
Сжав ягодицы, Калли пролепетала:
– Доминик! В чем же дело?
В ее голосе ощущались изумление и упрек. Истерзанная сомнениями, душа Доминика разрывалась от противоречивых желаний. Осознавая всю меру своего вожделения и чувствуя нестерпимую боль в чреслах, он тем не менее медлил, страшась непредсказуемых результатов своего сумасбродства. Чтобы чуточку успокоиться, он сжал одной рукой ее полную грудь, а другой – горячую и мокрую киску. Изданный ею надрывный стон заставил его вздрогнуть. Калли стиснула его ладонь бедрами и начала лихорадочно дергаться. Доминик едва не откусил себе язык, пытаясь удержать рвущуюся наружу струю семени, и в отчаянии ущипнул ее за твердый сосок. Она взвыла в полный голос, и он стал отрешенно теребить оба ее соска, глухо приговаривая:
– Похоже, ты вполне созрела для меня.
– Уже давно, – грудным голосом ответила она.
– Как там скользко и горячо! – мечтательно промолвил он. – А ты сможешь испытать оргазм от пальцев?
– Элементарно, – хохотнув, ответила Калли. – Действуй!
Окрыленный таким ответом, он ущипнул ее за ягодицу и ввел ей в лоно еще один палец. В следующую секунду Калли затряслась от сладчайших ощущений и завизжала так, что у Доминика чуть не лопнули барабанные перепонки. Но ни боль в ушах, ни опасность лишиться пальцев, сжатых стенками лона словно тисками, не заставили его прекратить манипуляции с ее интимными местами. Наконец, утомленная многократным оргазмом, Калли стала оседать на пол, шепча:
– Хватит, я больше не могу…
С шумом вытянув из ее росистого лона пальцы, он припечатал Калли спиной к стенке лифта и принялся ее с жадностью лобзать. Аромат ее нектара исподволь одурманивал его, порождая причудливые фантазии в мозгу. Одна из этих картинок окончательно затмила ему рассудок, и, позабыв о правилах приличия, он порывисто стянул с Калли через голову влажное помятое платье, рухнул на колени и впился ртом в ее заветный трепетный бутон.
Звериный стон, исторгнутый Калли, сотряс кабину. Во всяком случае, именно так ему и показалось, когда она в экстазе вдавила своим лоном его в пол. Однако желание полнее ощутить ее неповторимые потайные прелести было столь велико, что Доминик с завидным аппетитом продолжал вкушать сочный запретный плод, чем ублажал не только себя, но и свою партнершу. Возносясь к неведомым ей доселе высотам блаженства, Калли визжала, рычала, выла, пищала и скулила от восторга, утратив ощущение реальности происходящего. В конце концов она повалилась на Доминика, он упал на спину и, опасаясь задохнуться, с трудом перевалился вместе с Калли на бок.
Его мужское естество онемело, мозг ослеп, и лишь где-то в глубинах подсознания проклевывался коварный вопрос: коль скоро его плоть изнемогает от боли, то почему же на сердце у него так приятно и легко? Уж не от того ли, что он доставил женщине своими ласками сказочное удовольствие? Не это ли и есть та самая светлая, чистая радость, о которой говорила Калли? Не ее ли ему всегда недоставало?
Потрясенный таким умозаключением, Доминик едва не выплеснул охвативший его восторг наружу фонтаном молочных брызг, что погубило бы его прекрасный дорогой костюм и репутацию джентльмена. Достаточно было уже и того, что пот, струившийся по его лицу, просачивался между веками и разъедал ему глаза. Доминик обтер лоб рукавом, Калли слегка отодвинулась, решив, что он устал. Однако он вновь обнял ее и прижал к своей груди. Их тела сплелись, она залепетала что-то невнятное и стала гладить ладонью его живот. Доминик трепетно поцеловал ее в носик, щечку и, наконец-то, в рот.
И лишь только их губы слились в жарком поцелуе, он в полной мере почувствовал абсолютно новый для себя трепет, настолько сильный и волнующий, что от него Доминику стало жутко. Он попытался было внушить себе, что это всего лишь следствие неудовлетворенного вожделения, результат интенсивных взаимных ласк. Но внутренний голос ему шепнул, что ощущение это куда более серьезное.
Доминик прервал поцелуй, встревоженный странным чувством, что отныне Калли принадлежит ему одному, а потому он обязан ее лелеять, холить и вообще всячески о ней заботиться. Иначе светлая радость, снизошедшая на него, безвозвратно исчезнет. Более того, ему самому хотелось постоянно доставлять ей удовольствие и удовлетворять все ее нужды. Он был не робкого десятка, однако от таких мыслей его неосознанная тревога трансформировалась в ужас. Ему страшно было подумать, что он разрушит хрустальный замок ее грез, не оправдает ее искренних надежд.
И вновь темноту кабины лифта наполнило странное, тревожное напряжение. Доминик обнаружил, что не знает, какие слова ему следует произнести и что еще предпринять. И поделиться своими смутными предчувствиями и поразительными выводами с Калли он тоже не решался, боясь, что она подумает, что он сошел с ума.
Вероятно, легче было бы снять эту напряженность изысканной шуткой либо заумной фразой, которая помогла бы им обоим отряхнуть чары наваждения и взглянуть на ситуацию иначе – как на милое забавное приключение в лифте, застрявшем ночью между этажами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Затем он погладил ее по голове, млея от ее чувственных вздохов, провел пальцами по спине, расстегнул бюстгальтер и обнял ее за талию. Теперь обе его ладони ощущали ее плоский животик, и это было дьявольски приятно им обоим. Калли сильнее прогнулась, ища более тесного соприкосновения с его могучим инструментом. Доминик захрипел, чувствуя, что вот-вот кончит, и запинаясь произнес:
– Стой так! Не шевелись!
Она напряглась и затаила дыхание. Он сделал глубокий вздох и отступил, чтобы расстегнуть застежку на брюках. Огорченная, Калли нетерпеливо взвизгнула, но громкий треск расстегиваемой молнии ее успокоил. Когда же своим чутким слухом она уловила и звук падающей на пол одежды, из груди у нее вырвался громкий ликующий вопль.
Доминик ухватил ее за круглые бедра, и она, интуитивно почувствовав всю серьезность его намерения, подпрыгнула. Его пальцы проскользнули в ее узкую огнедышащую расселину, и стоны ее сменились отрывистым визгом.
– Доминик! Возьми меня скорее! – прошептала она, истекая соками лона.
– Да простит Господь мне этот грех, – прохрипел он, изготовившись для проникновения в ее волшебную пещеру, но в последний миг оцепенел, сообразив, что совершенно забыл о средстве защиты от нежелательных последствий соития. Его пальцы не хотели разжиматься, а тело Калли готово было принять его целиком. Она нетерпеливо поводила бедрами, умоляя его скорее войти в нее и прекратить эту пытку. Инстинкт толкал его вперед, призывал отбросить все сомнения и страх и взять свое и наплевать на возможные осложнения. Он прижался шершавой щекой к ее голой попке и зажмурился, сдерживая слезы.
Сжав ягодицы, Калли пролепетала:
– Доминик! В чем же дело?
В ее голосе ощущались изумление и упрек. Истерзанная сомнениями, душа Доминика разрывалась от противоречивых желаний. Осознавая всю меру своего вожделения и чувствуя нестерпимую боль в чреслах, он тем не менее медлил, страшась непредсказуемых результатов своего сумасбродства. Чтобы чуточку успокоиться, он сжал одной рукой ее полную грудь, а другой – горячую и мокрую киску. Изданный ею надрывный стон заставил его вздрогнуть. Калли стиснула его ладонь бедрами и начала лихорадочно дергаться. Доминик едва не откусил себе язык, пытаясь удержать рвущуюся наружу струю семени, и в отчаянии ущипнул ее за твердый сосок. Она взвыла в полный голос, и он стал отрешенно теребить оба ее соска, глухо приговаривая:
– Похоже, ты вполне созрела для меня.
– Уже давно, – грудным голосом ответила она.
– Как там скользко и горячо! – мечтательно промолвил он. – А ты сможешь испытать оргазм от пальцев?
– Элементарно, – хохотнув, ответила Калли. – Действуй!
Окрыленный таким ответом, он ущипнул ее за ягодицу и ввел ей в лоно еще один палец. В следующую секунду Калли затряслась от сладчайших ощущений и завизжала так, что у Доминика чуть не лопнули барабанные перепонки. Но ни боль в ушах, ни опасность лишиться пальцев, сжатых стенками лона словно тисками, не заставили его прекратить манипуляции с ее интимными местами. Наконец, утомленная многократным оргазмом, Калли стала оседать на пол, шепча:
– Хватит, я больше не могу…
С шумом вытянув из ее росистого лона пальцы, он припечатал Калли спиной к стенке лифта и принялся ее с жадностью лобзать. Аромат ее нектара исподволь одурманивал его, порождая причудливые фантазии в мозгу. Одна из этих картинок окончательно затмила ему рассудок, и, позабыв о правилах приличия, он порывисто стянул с Калли через голову влажное помятое платье, рухнул на колени и впился ртом в ее заветный трепетный бутон.
Звериный стон, исторгнутый Калли, сотряс кабину. Во всяком случае, именно так ему и показалось, когда она в экстазе вдавила своим лоном его в пол. Однако желание полнее ощутить ее неповторимые потайные прелести было столь велико, что Доминик с завидным аппетитом продолжал вкушать сочный запретный плод, чем ублажал не только себя, но и свою партнершу. Возносясь к неведомым ей доселе высотам блаженства, Калли визжала, рычала, выла, пищала и скулила от восторга, утратив ощущение реальности происходящего. В конце концов она повалилась на Доминика, он упал на спину и, опасаясь задохнуться, с трудом перевалился вместе с Калли на бок.
Его мужское естество онемело, мозг ослеп, и лишь где-то в глубинах подсознания проклевывался коварный вопрос: коль скоро его плоть изнемогает от боли, то почему же на сердце у него так приятно и легко? Уж не от того ли, что он доставил женщине своими ласками сказочное удовольствие? Не это ли и есть та самая светлая, чистая радость, о которой говорила Калли? Не ее ли ему всегда недоставало?
Потрясенный таким умозаключением, Доминик едва не выплеснул охвативший его восторг наружу фонтаном молочных брызг, что погубило бы его прекрасный дорогой костюм и репутацию джентльмена. Достаточно было уже и того, что пот, струившийся по его лицу, просачивался между веками и разъедал ему глаза. Доминик обтер лоб рукавом, Калли слегка отодвинулась, решив, что он устал. Однако он вновь обнял ее и прижал к своей груди. Их тела сплелись, она залепетала что-то невнятное и стала гладить ладонью его живот. Доминик трепетно поцеловал ее в носик, щечку и, наконец-то, в рот.
И лишь только их губы слились в жарком поцелуе, он в полной мере почувствовал абсолютно новый для себя трепет, настолько сильный и волнующий, что от него Доминику стало жутко. Он попытался было внушить себе, что это всего лишь следствие неудовлетворенного вожделения, результат интенсивных взаимных ласк. Но внутренний голос ему шепнул, что ощущение это куда более серьезное.
Доминик прервал поцелуй, встревоженный странным чувством, что отныне Калли принадлежит ему одному, а потому он обязан ее лелеять, холить и вообще всячески о ней заботиться. Иначе светлая радость, снизошедшая на него, безвозвратно исчезнет. Более того, ему самому хотелось постоянно доставлять ей удовольствие и удовлетворять все ее нужды. Он был не робкого десятка, однако от таких мыслей его неосознанная тревога трансформировалась в ужас. Ему страшно было подумать, что он разрушит хрустальный замок ее грез, не оправдает ее искренних надежд.
И вновь темноту кабины лифта наполнило странное, тревожное напряжение. Доминик обнаружил, что не знает, какие слова ему следует произнести и что еще предпринять. И поделиться своими смутными предчувствиями и поразительными выводами с Калли он тоже не решался, боясь, что она подумает, что он сошел с ума.
Вероятно, легче было бы снять эту напряженность изысканной шуткой либо заумной фразой, которая помогла бы им обоим отряхнуть чары наваждения и взглянуть на ситуацию иначе – как на милое забавное приключение в лифте, застрявшем ночью между этажами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26