– Возможно, тебе кажется, что сестра Мириэл не чувствует призвания свыше, однако я возлагаю большие надежды на нее в будущем, если только удастся воспитать в ней приверженность нашим традициям и порядкам. Она – волевой, энергичный человек, и наша обитель нуждается в ней, чтобы выжить. Мой долг – направить ее энергию в правильное русло, добиться, чтобы она служила благому делу, а не растрачивала себя на безрассудства.
Николас почтительно кивнул из уважения к возрасту и положению старой монахини, но не смог оставить ее слова без возражений.
– Но может случиться и так, что вы разрушите то, что пестуете, – сказал он, вспомнив ожесточенные слова Мириэл о том, что если она и смирится, то только тогда, когда отомрет лучшая часть ее существа.
Настоятельница вздохнула.
– Я вынуждена рисковать. Пойми, этой девушке некуда податься за стенами монастыря. Ее родные вверили ее нашим заботам. В силу разных причин у нее мало шансов сделать хорошую партию, если она вернется к мирской жизни. Насколько я могу судить, сегодняшний инцидент стал для нее еще одним жестоким уроком. – На лице монахини появилось упрямое выражение, – Она войдет в наши ряды. Я не позволю ей сбиться с пути истинного.
Настоятельница ледяным тоном пожелала ему спокойной ночи и удалилась. После ее ухода Николас лег на спину, подложив руки под голову, и стал размышлять о событиях дня. Тревога не покидала его, но, как и настоятельница, он был человек прагматичный. Жаль, конечно, думал он, что девушку против ее воли отправили в монастырь. Он ей глубоко сострадает, но ведь не ее одну постигла подобная участь. Так устроен мир. Вскоре, как сказала настоятельница, он уйдет. У него свой путь, свои заботы. Ему надо строить новую жизнь. И хотя он крайне признателен монахиням – сестре Мириэл в особенности – за то, что они выходили его, в его будущем им нет места.
Он закрыл глаза, повернулся на бок и стал грезить о богатстве, о том, что он стоит на палубе дивного корабля, подставляя лицо соленым брызгам.
Глава 6
Мириэл привыкла к наказаниям хлебом и водой. Со дня прибытия в монастырь Святой Екатерины она раз в месяц обязательно расплачивалась за какое-нибудь прегрешение. И теперь ее на два дня вновь заточили в одиночную келью, все убранство которой составляли тонкий тюфяк на утрамбованном земляном полу и распятие на беленной известью стене. Через закрытые ставни задувал ветер, и в келье было нестерпимо холодно. Обернув плечи грубым шерстяным одеялом, как плащом, она мерила шагами маленькую келью в тщетной попытке согреться. В какой-то момент у нее возникла мысль разодрать тюфяк в клочья и поджечь их крошечной лампадкой, служившей ей скудным источником света. Но приводить в исполнение свою задумку она не стала, понимая, что набивка из соломы быстро сгорит, а срок наказания увеличат вдвое. Она выдержит, поклялась себе девушка. Нужно потерпеть всего два дня.
Каждое утро сестра Адела приносила ей ломоть черствого черного хлеба и кувшин воды, но сестра Юфимия всегда была рядом, наблюдая за происходящим, и девушкам не удавалось поговорить.
– Как ты тут? – успела шепнуть Адела, входя в тюремную келью утром второго дня. На ее побледневшем лице застыл страх. Из послушниц она ближе всех сошлась с Мириэл, и потому ее в назидание сделали свидетельницей унижения и наказания согрешившей подруги.
Мириэл выдавила улыбку и коснулась рукой головы.
– Выживу, – сказала она. – А волосы со временем отрастут. – Под апостольником Мириэл прятался короткий ежик – все, что осталось от ее роскошных каштановых волос. Поскольку сестра Юфимия выдвинула против Мириэл воистину тяжкое обвинение, настоятельница решила посоветоваться с монастырским священником относительно того, как наказать провинившуюся послушницу. Преисполненный праведного гнева, отец Гандалф процитировал строки из Библии, в которых утверждалось, что женские волосы – это символ тщеславия и распутства, и заявил, что Мириэл следует остричь наголо, дабы она помнила, что является служанкой Господа.
Привести в исполнение приговор оказалось нелегко. На руках девушки багровели огромные синяки, оставленные руками сестры Юфимии, которой пришлось крепко держать Мириэл. Правда, сама Юфимия тоже теперь прихрамывала, поскольку Мириэл при попытке вырваться несколько раз лягнула монахиню. Ее волосы сожгли на огне, актом очищения изгнав из монастыря дух дьявола.
– Мужчина перебрался в гостевой дом, – добавила Адела, быстро глянув через плечо. Шарканье Юфимии становилось громче. – Он просил передать тебе, что завтра уходит и желает тебе всего наилучшего.
– Уходит! – в панике вскричала Мириэл. – Но он же еще не поправился!
– Тсс, не кричи! – Адела взволнованно взмахнула рукой. – Мать Хиллари сказала, что он должен уйти как можно скорее. Это все, что я знаю. – Она пошла к выходу, где возле двери как раз появилась Юфимия.
Мириэл бросила на наставницу ледяной взгляд, потом повернулась к ней спиной и, преклонив колени перед распятием на голой белой стене, стала молиться. Юфимия пристально посмотрела на нее, выпихнула Аделу из кельи и, со стуком закрыв дверь, задвинула засов.
Мириэл выпустили из заключения уже за полночь, и она вместе с остальными монахинями сразу лее прошла в часовню на ночное богослужение. К этому времени она так замерзла, что не чувствовала ни рук, ни ног. Слова священника она пропускала мимо ушей, повторяя тексты псалмов по памяти. Ее дыхание клубилось в воздухе белым паром, и с каждым выдохом она отсчитывала время, оставшееся до завтрака. В трапезной она хоть поест горячей жидкой каши и погреется у очага, думала девушка. Николас уедет, а она так и будет гнить в этом постылом безрадостном мире.
Эта мысль не давала ей покоя на протяжении всех нескончаемых часов богослужения. Сестра Юфимия, заметив, что внимание Мириэл рассеянно, полоснула ее хлыстом по пальцам, но, скованная холодом, девушка даже не ощутила боли. Глядя на вздувающиеся рубцы, она подумала про свои отрезанные волосы и двухдневное заточение и приняла решение, которое уже давно зрело в ее голове.
Вскинув подбородок, она стала вторить священнику более твердым и звонким голосом, чем вызвала недоумение на лицах других послушниц, но, сосредоточенная на собственных мыслях, Мириэл не замечала обращенные к ней удивленные взгляды.
Ночная служба подошла к концу, и женщины, покинув часовню, отправились мыть руки и готовиться к завтраку. В трапезной Мириэл с трудом удержалась от того, чтобы с жадностью не наброситься на еду – жидкую овсяную кашу. Она вела себя чинно и скромно, с почтением внимая сестре, читавшей вслух поучение из Евангелия от Матфея. Мириэл знала, что остальные монахини строят домыслы относительно нее, задаются вопросом, неужели она и впрямь наконец-то образумилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Николас почтительно кивнул из уважения к возрасту и положению старой монахини, но не смог оставить ее слова без возражений.
– Но может случиться и так, что вы разрушите то, что пестуете, – сказал он, вспомнив ожесточенные слова Мириэл о том, что если она и смирится, то только тогда, когда отомрет лучшая часть ее существа.
Настоятельница вздохнула.
– Я вынуждена рисковать. Пойми, этой девушке некуда податься за стенами монастыря. Ее родные вверили ее нашим заботам. В силу разных причин у нее мало шансов сделать хорошую партию, если она вернется к мирской жизни. Насколько я могу судить, сегодняшний инцидент стал для нее еще одним жестоким уроком. – На лице монахини появилось упрямое выражение, – Она войдет в наши ряды. Я не позволю ей сбиться с пути истинного.
Настоятельница ледяным тоном пожелала ему спокойной ночи и удалилась. После ее ухода Николас лег на спину, подложив руки под голову, и стал размышлять о событиях дня. Тревога не покидала его, но, как и настоятельница, он был человек прагматичный. Жаль, конечно, думал он, что девушку против ее воли отправили в монастырь. Он ей глубоко сострадает, но ведь не ее одну постигла подобная участь. Так устроен мир. Вскоре, как сказала настоятельница, он уйдет. У него свой путь, свои заботы. Ему надо строить новую жизнь. И хотя он крайне признателен монахиням – сестре Мириэл в особенности – за то, что они выходили его, в его будущем им нет места.
Он закрыл глаза, повернулся на бок и стал грезить о богатстве, о том, что он стоит на палубе дивного корабля, подставляя лицо соленым брызгам.
Глава 6
Мириэл привыкла к наказаниям хлебом и водой. Со дня прибытия в монастырь Святой Екатерины она раз в месяц обязательно расплачивалась за какое-нибудь прегрешение. И теперь ее на два дня вновь заточили в одиночную келью, все убранство которой составляли тонкий тюфяк на утрамбованном земляном полу и распятие на беленной известью стене. Через закрытые ставни задувал ветер, и в келье было нестерпимо холодно. Обернув плечи грубым шерстяным одеялом, как плащом, она мерила шагами маленькую келью в тщетной попытке согреться. В какой-то момент у нее возникла мысль разодрать тюфяк в клочья и поджечь их крошечной лампадкой, служившей ей скудным источником света. Но приводить в исполнение свою задумку она не стала, понимая, что набивка из соломы быстро сгорит, а срок наказания увеличат вдвое. Она выдержит, поклялась себе девушка. Нужно потерпеть всего два дня.
Каждое утро сестра Адела приносила ей ломоть черствого черного хлеба и кувшин воды, но сестра Юфимия всегда была рядом, наблюдая за происходящим, и девушкам не удавалось поговорить.
– Как ты тут? – успела шепнуть Адела, входя в тюремную келью утром второго дня. На ее побледневшем лице застыл страх. Из послушниц она ближе всех сошлась с Мириэл, и потому ее в назидание сделали свидетельницей унижения и наказания согрешившей подруги.
Мириэл выдавила улыбку и коснулась рукой головы.
– Выживу, – сказала она. – А волосы со временем отрастут. – Под апостольником Мириэл прятался короткий ежик – все, что осталось от ее роскошных каштановых волос. Поскольку сестра Юфимия выдвинула против Мириэл воистину тяжкое обвинение, настоятельница решила посоветоваться с монастырским священником относительно того, как наказать провинившуюся послушницу. Преисполненный праведного гнева, отец Гандалф процитировал строки из Библии, в которых утверждалось, что женские волосы – это символ тщеславия и распутства, и заявил, что Мириэл следует остричь наголо, дабы она помнила, что является служанкой Господа.
Привести в исполнение приговор оказалось нелегко. На руках девушки багровели огромные синяки, оставленные руками сестры Юфимии, которой пришлось крепко держать Мириэл. Правда, сама Юфимия тоже теперь прихрамывала, поскольку Мириэл при попытке вырваться несколько раз лягнула монахиню. Ее волосы сожгли на огне, актом очищения изгнав из монастыря дух дьявола.
– Мужчина перебрался в гостевой дом, – добавила Адела, быстро глянув через плечо. Шарканье Юфимии становилось громче. – Он просил передать тебе, что завтра уходит и желает тебе всего наилучшего.
– Уходит! – в панике вскричала Мириэл. – Но он же еще не поправился!
– Тсс, не кричи! – Адела взволнованно взмахнула рукой. – Мать Хиллари сказала, что он должен уйти как можно скорее. Это все, что я знаю. – Она пошла к выходу, где возле двери как раз появилась Юфимия.
Мириэл бросила на наставницу ледяной взгляд, потом повернулась к ней спиной и, преклонив колени перед распятием на голой белой стене, стала молиться. Юфимия пристально посмотрела на нее, выпихнула Аделу из кельи и, со стуком закрыв дверь, задвинула засов.
Мириэл выпустили из заключения уже за полночь, и она вместе с остальными монахинями сразу лее прошла в часовню на ночное богослужение. К этому времени она так замерзла, что не чувствовала ни рук, ни ног. Слова священника она пропускала мимо ушей, повторяя тексты псалмов по памяти. Ее дыхание клубилось в воздухе белым паром, и с каждым выдохом она отсчитывала время, оставшееся до завтрака. В трапезной она хоть поест горячей жидкой каши и погреется у очага, думала девушка. Николас уедет, а она так и будет гнить в этом постылом безрадостном мире.
Эта мысль не давала ей покоя на протяжении всех нескончаемых часов богослужения. Сестра Юфимия, заметив, что внимание Мириэл рассеянно, полоснула ее хлыстом по пальцам, но, скованная холодом, девушка даже не ощутила боли. Глядя на вздувающиеся рубцы, она подумала про свои отрезанные волосы и двухдневное заточение и приняла решение, которое уже давно зрело в ее голове.
Вскинув подбородок, она стала вторить священнику более твердым и звонким голосом, чем вызвала недоумение на лицах других послушниц, но, сосредоточенная на собственных мыслях, Мириэл не замечала обращенные к ней удивленные взгляды.
Ночная служба подошла к концу, и женщины, покинув часовню, отправились мыть руки и готовиться к завтраку. В трапезной Мириэл с трудом удержалась от того, чтобы с жадностью не наброситься на еду – жидкую овсяную кашу. Она вела себя чинно и скромно, с почтением внимая сестре, читавшей вслух поучение из Евангелия от Матфея. Мириэл знала, что остальные монахини строят домыслы относительно нее, задаются вопросом, неужели она и впрямь наконец-то образумилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120