Де Сериньи ведь был человеком де Беллема и занимал удобное положение, чтобы докладывать хозяину все, что делают Симон и Хью Лупус. Конечно, он пользовался большой свободой.
– Хочешь, я этим займусь?
Честер развел руками.
– У тебя выучка не только командира, но и разведчика. Если Сериньи захватили французы – невелика потеря… Де Беллем выкупит этого поганца, но с ним много людей, и я хотел бы знать, что случилось с ними. Если они ограбили деревню и напились, я собственноручно зажарю их на костре.
Симон мрачно кивнул.
– Пойду оденусь и возьму оружие. – Он обрадовался, что есть чем заняться. Это означало, что пока можно не думать о сложных домашних делах.
Перед отъездом он зашел на женскую половину. Его сын сосал внушительную грудь Алаиз, закрыв глаза от удовольствия.
– Наверное, матери нелегко было с таким расставаться, – заметила Алаиз, крепко прижимая к себе младенца. – Она в самом деле монахиня?
Симон понял, что теперь эта басня будет преследовать его всю жизнь, где-то улучшая его репутацию, где-то нанося вред.
– Тогда еще не была, – пытался пояснить он. – И монахиней она стала не во искупление этого греха. И в самом деле: ей было очень трудно с ним расставаться.
Он вышел и направился во двор, где Тюрстан уже держал под уздцы его лошадь. Сабина сделала то, что, по ее мнению, было лучше для ребенка. Теперь он должен сделать так, чтобы она оказалась права. Он надеялся, что ему это по силам.
Глава 40
Нортгемптон, март 1098 года
На солнечных часах сидела малиновка. Ее горлышко на фоне коричневых крылышек выделялось цветом раскаленного янтаря. Все в саду говорило о весеннем пробуждении. На яблоне уже показались зеленые почки.
Вокруг ствола бурно разрослись подснежники, которые Симон привез из Византии. Разглядывая коричневые луковицы, Матильда и подумать не могла, как пышно они зацветут, когда земля еще не окончательно простится с зимой. Они уже почти отцвели, осталось всего несколько цветков на более поздних всходах. Она пожалела, что Симона не было, когда они цвели.
– Ты готова? – спросила Джуди.
Она повернулась к сестре. Руки Джуди спрятала под плащ. Она всегда предпочитала прогулкам сидение у очага и вышивание. Темные волосы и карие глаза делали ее очень похожей на мать – это беспокоило Матильду, как укор.
– Да, – кивнула она, – я готова. – Потом нахмурилась. – Как ты думаешь, я правильно поступаю, что еду к Симону?
Джуди подумала и согласилась.
– Думаю, что да. Если бы наша мать следовала велениям своего сердца, она была бы гораздо счастливее.
Матильда улыбнулась, но она никак не могла избавиться от неуверенности. Желание поехать к Симону возникло из-за одиночества и тоски, ставших особенно острыми, когда она разбирала сундуки матери и раздавала их содержимое бедным. На дне одного из сундуков среди сухих лепестков роз она нашла вышивку, изображающую рыцаря с медного цвета волосами на гнедой лошади. За ним ехала на гнедой кобыле женщина с темными распущенными волосами. Глаза Матильды наполнились слезами. Это было подтверждением предсмертных слов ее матери. Она любила Уолтефа. Беда была в том, что она никогда не умела это показать, сдерживаемая своим долгом, нормандской кровью и разницей в характерах. Вот тогда Матильда и почувствовала неистребимое желание поехать к Симону. Забыть про различия в их характерах. Она боялась, но была настроена решительно. До ее возвращения за детьми согласилась присмотреть Джуди.
– Должна же ты увидеть Нормандию хотя бы раз, – говорила Джуди, когда они шли к садовой калитке. – Ведь мы же наполовину нормандки, и, я думаю, мать была бы довольна. – Джуди несколько раз пересекала пролив вместе с Ранульфом и была в восторге от аббатств и замков, какие ей довелось увидеть.
Матильда сомневалась. Хоть мать и гордилась своим происхождением, жить она предпочла в Англии и не выказывала ни малейшего желания вернуться в Нормандию. Но она ничего не сказала сестре, старающейся ее подбодрить и утешить.
Дети ждали во дворе с Сибиллой, чтобы попрощаться. Смахивая слезы, Матильда нежно обняла обоих и пообещала скоро вернуться. Уолтеф успокаивающе похлопал ее по плечу, что больше пристало сделать взрослому, а не девятилетнему мальчику. Его сестренка начала было хныкать, но быстро утешилась куском сот, который Сибилла всегда хранила про запас на такой случай.
Матильде помогли сесть в седло. Она потянула поводья и повернула лошадь к воротам. Ее охватило странное ощущение страха и свободы – вот так взять и уехать. Часть ее хотела повернуть назад, но то была меньшая ее часть, и она пустила лошадь рысью.
Новый замок Жизор представлял собой скопление каменных и деревянных строений среди поваленных деревьев и голой земли – коричнево-серую рану посреди весенней зелени. На стенах работали каменщики и строители, каждой новой плитой закрепляя власть Вильгельма Руфуса над этой территорией.
За милю до замка Матильда отправила посыльного с сообщением о своем приезде. Прищурившись, она оглядела мужчин у ворот, но никого не узнала. Нет ни Тюрстана, ни Токи… ни яркого синего с белым плаща.
Пришпорив коня, она въехала в ворота недостроенного замка. И наконец, увидела того, кого и ожидала здесь увидеть. Хью Лупуса, графа Честерского, который вышел поприветствовать ее. Огромный, как медведь, но походка легкая, темные волосы зачесаны назад.
– Леди Матильда, добро пожаловать, – приветствовал он, помогая ей спешиться.
В латах и плаще он казался еще больше, чем обычно. К двум подбородкам прибавился третий, на животе чуть не лопалась кольчуга.
– Лорд Хью, – ответила она с вежливой улыбкой. – Приятно снова вас видеть. – Она умела быть приветливой, смазанные оси колес всегда крутятся легче, чем сухие.
Он провел ее во двор. Для жителей замка были построены временные деревянные дома, пока вокруг возводились каменные стены. Кругом, подобно грибам, белели палатки. Она пробежала взглядом по флагам, развевающимся над ними, и, хотя некоторые из них узнала, флага Симона не обнаружила.
Хью, будто догадавшись, о чем она думала, объявил:
– Симон с отрядом вернется вечером или завтра утром.
В глазах Честера промелькнули раздумье, сочувствие и скрытое любопытство. У нее мурашки побежали по коже.
– Вы чего-то недоговариваете, верно?
Он молча провел ее к деревянному строению и, отмахнувшись от часового, толкнул дверь.
– Здесь обосновался ваш муж. Нам тут не до роскоши, но, надеюсь, вы будете удовлетворены.
Матильда пожала плечами.
– Я не из тех, кто жалуется на отсутствие комфорта, – возразила она. – Крестьяне выживают в значительно более суровых условиях. – Она посмотрела ему в глаза. – Надеюсь, вы мне скажете, если что-то неладно.
Он сложил руки на груди и уставился на толстый слой соломы, покрывающей пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Хочешь, я этим займусь?
Честер развел руками.
– У тебя выучка не только командира, но и разведчика. Если Сериньи захватили французы – невелика потеря… Де Беллем выкупит этого поганца, но с ним много людей, и я хотел бы знать, что случилось с ними. Если они ограбили деревню и напились, я собственноручно зажарю их на костре.
Симон мрачно кивнул.
– Пойду оденусь и возьму оружие. – Он обрадовался, что есть чем заняться. Это означало, что пока можно не думать о сложных домашних делах.
Перед отъездом он зашел на женскую половину. Его сын сосал внушительную грудь Алаиз, закрыв глаза от удовольствия.
– Наверное, матери нелегко было с таким расставаться, – заметила Алаиз, крепко прижимая к себе младенца. – Она в самом деле монахиня?
Симон понял, что теперь эта басня будет преследовать его всю жизнь, где-то улучшая его репутацию, где-то нанося вред.
– Тогда еще не была, – пытался пояснить он. – И монахиней она стала не во искупление этого греха. И в самом деле: ей было очень трудно с ним расставаться.
Он вышел и направился во двор, где Тюрстан уже держал под уздцы его лошадь. Сабина сделала то, что, по ее мнению, было лучше для ребенка. Теперь он должен сделать так, чтобы она оказалась права. Он надеялся, что ему это по силам.
Глава 40
Нортгемптон, март 1098 года
На солнечных часах сидела малиновка. Ее горлышко на фоне коричневых крылышек выделялось цветом раскаленного янтаря. Все в саду говорило о весеннем пробуждении. На яблоне уже показались зеленые почки.
Вокруг ствола бурно разрослись подснежники, которые Симон привез из Византии. Разглядывая коричневые луковицы, Матильда и подумать не могла, как пышно они зацветут, когда земля еще не окончательно простится с зимой. Они уже почти отцвели, осталось всего несколько цветков на более поздних всходах. Она пожалела, что Симона не было, когда они цвели.
– Ты готова? – спросила Джуди.
Она повернулась к сестре. Руки Джуди спрятала под плащ. Она всегда предпочитала прогулкам сидение у очага и вышивание. Темные волосы и карие глаза делали ее очень похожей на мать – это беспокоило Матильду, как укор.
– Да, – кивнула она, – я готова. – Потом нахмурилась. – Как ты думаешь, я правильно поступаю, что еду к Симону?
Джуди подумала и согласилась.
– Думаю, что да. Если бы наша мать следовала велениям своего сердца, она была бы гораздо счастливее.
Матильда улыбнулась, но она никак не могла избавиться от неуверенности. Желание поехать к Симону возникло из-за одиночества и тоски, ставших особенно острыми, когда она разбирала сундуки матери и раздавала их содержимое бедным. На дне одного из сундуков среди сухих лепестков роз она нашла вышивку, изображающую рыцаря с медного цвета волосами на гнедой лошади. За ним ехала на гнедой кобыле женщина с темными распущенными волосами. Глаза Матильды наполнились слезами. Это было подтверждением предсмертных слов ее матери. Она любила Уолтефа. Беда была в том, что она никогда не умела это показать, сдерживаемая своим долгом, нормандской кровью и разницей в характерах. Вот тогда Матильда и почувствовала неистребимое желание поехать к Симону. Забыть про различия в их характерах. Она боялась, но была настроена решительно. До ее возвращения за детьми согласилась присмотреть Джуди.
– Должна же ты увидеть Нормандию хотя бы раз, – говорила Джуди, когда они шли к садовой калитке. – Ведь мы же наполовину нормандки, и, я думаю, мать была бы довольна. – Джуди несколько раз пересекала пролив вместе с Ранульфом и была в восторге от аббатств и замков, какие ей довелось увидеть.
Матильда сомневалась. Хоть мать и гордилась своим происхождением, жить она предпочла в Англии и не выказывала ни малейшего желания вернуться в Нормандию. Но она ничего не сказала сестре, старающейся ее подбодрить и утешить.
Дети ждали во дворе с Сибиллой, чтобы попрощаться. Смахивая слезы, Матильда нежно обняла обоих и пообещала скоро вернуться. Уолтеф успокаивающе похлопал ее по плечу, что больше пристало сделать взрослому, а не девятилетнему мальчику. Его сестренка начала было хныкать, но быстро утешилась куском сот, который Сибилла всегда хранила про запас на такой случай.
Матильде помогли сесть в седло. Она потянула поводья и повернула лошадь к воротам. Ее охватило странное ощущение страха и свободы – вот так взять и уехать. Часть ее хотела повернуть назад, но то была меньшая ее часть, и она пустила лошадь рысью.
Новый замок Жизор представлял собой скопление каменных и деревянных строений среди поваленных деревьев и голой земли – коричнево-серую рану посреди весенней зелени. На стенах работали каменщики и строители, каждой новой плитой закрепляя власть Вильгельма Руфуса над этой территорией.
За милю до замка Матильда отправила посыльного с сообщением о своем приезде. Прищурившись, она оглядела мужчин у ворот, но никого не узнала. Нет ни Тюрстана, ни Токи… ни яркого синего с белым плаща.
Пришпорив коня, она въехала в ворота недостроенного замка. И наконец, увидела того, кого и ожидала здесь увидеть. Хью Лупуса, графа Честерского, который вышел поприветствовать ее. Огромный, как медведь, но походка легкая, темные волосы зачесаны назад.
– Леди Матильда, добро пожаловать, – приветствовал он, помогая ей спешиться.
В латах и плаще он казался еще больше, чем обычно. К двум подбородкам прибавился третий, на животе чуть не лопалась кольчуга.
– Лорд Хью, – ответила она с вежливой улыбкой. – Приятно снова вас видеть. – Она умела быть приветливой, смазанные оси колес всегда крутятся легче, чем сухие.
Он провел ее во двор. Для жителей замка были построены временные деревянные дома, пока вокруг возводились каменные стены. Кругом, подобно грибам, белели палатки. Она пробежала взглядом по флагам, развевающимся над ними, и, хотя некоторые из них узнала, флага Симона не обнаружила.
Хью, будто догадавшись, о чем она думала, объявил:
– Симон с отрядом вернется вечером или завтра утром.
В глазах Честера промелькнули раздумье, сочувствие и скрытое любопытство. У нее мурашки побежали по коже.
– Вы чего-то недоговариваете, верно?
Он молча провел ее к деревянному строению и, отмахнувшись от часового, толкнул дверь.
– Здесь обосновался ваш муж. Нам тут не до роскоши, но, надеюсь, вы будете удовлетворены.
Матильда пожала плечами.
– Я не из тех, кто жалуется на отсутствие комфорта, – возразила она. – Крестьяне выживают в значительно более суровых условиях. – Она посмотрела ему в глаза. – Надеюсь, вы мне скажете, если что-то неладно.
Он сложил руки на груди и уставился на толстый слой соломы, покрывающей пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102