— Посмотрел бы с улицы. А он — через забор. Там его и сцапали.
Кирилл кивнул:
— Я все понимаю. И готов возместить любой ущерб. Назначьте штраф, и я его оплачу тут же.
В толпе закричали:
— Что тянете? На рудник, и дело с концом! Расходиться пора!
Третий судья посмотрел на Кирилла с сочувствием:
— Эх, мистер, не заладится ваше дело с пекарнями в нашем городе. Не понравится вам у нас. А жаль. Пекарня — дело хорошее. Короче, так. Парень не поладил с охранниками миссис Фраун. Значит, виноват. Штрафы мы не берем. Отработает месяц на руднике. А вы ищите себе другого работника. Таких тут — море.
— Другой мне не нужен, — сказал Кирилл. — Значит, все упирается в эту миссис Фраун?
— Я этого не говорил, — помрачнел судья. — Вышински, огласи приговор. Месяц, и точка.
Примерно в это же время Илья Остерман прихлопнул очередного комара и сказал майору:
— Вся беда в том, что я принял ванну. Комары предпочитают чистую кожу. Посмотрите, никто из наших соседей даже не чешется, а я лишил жизни уже сто двенадцатую тварь.
— Комарам плевать на кожу. Они предпочитают чистую кровь. Наши соседи насквозь пропитаны табаком, — сказал Кардосо. — Курили бы вы сигару, как я, тоже бы не чесались.
— Почему все ценные советы мы слышим только тогда, когда они уже бесполезны? — сокрушенно вздохнул Илья и снова хлопнул себя по шее. — Сто тринадцать.
Они сидели на земляном полу в углу общей камеры. Кроме нее, в участке имелись и одиночки, но они были заняты. Остерман вообще-то предпочитал уединение, однако в данном случае у него не было причин для недовольства. «Одиночными камерами» в Тирби называли несколько ям на заднем дворе, где содержались убийцы и грабители. Если б они попались в чистом поле, или возле рудника, или в шахтерском поселке, то их судил бы трибунал. Но этим преступникам повезло — они были схвачены в городе и теперь ожидали суда. Они имели право на адвоката, и на отвод присяжных, и на апелляцию. Словом, их должны были повесить по всем правилам.
Те же, что томились в общей камере, дожидались полудня, когда судья Панч приедет в город со своей фермы. Их было около десятка. Точнее Илья сосчитать не мог — было темно, к тому же почти все арестанты сгрудились в кучу. Отдельно сидел мексиканец в дорогой куртке, расшитой серебром. Он не спал. По крайней мере так показалось Остерману. Каждый раз, переворачиваясь с боку на бок, он оглядывался на мексиканца и видел, что тот сидит все в той же позе, обхватив колени руками и глядя в узкое окно под потолком.
Утром их разбудили охранники и по одному сводили в отхожее место. Как выяснилось, в Тирби эта процедура была единственным проявлением гуманного отношения к заключенным. Завтрак им не полагался, хорошо еще, что разрешалось курить.
Илья не был заядлым курильщиком, но иногда табачный дым помогает справиться с голодом. Он порылся в карманах и нашел недокуренную сигару. Очистив ее от крошек, он перехватил жадный взгляд мексиканца. И протянул сигару ему.
Сосед по камере недоверчиво глянул на Илью.
— Мне нечем расплатиться, — выдавил он.
— А я не продаю, — ответил Остерман по-испански. — Бог велел делиться, разве не так?
— Бог много чего велел, — криво усмехнулся мексиканец.
Кардосо поднес ему горящую спичку, и оба принялись дымить с видимым наслаждением. А Илья продолжил битву с кровососами.
Мексиканца первым увели к судье, вместе с еще тремя арестантами. Илья улучил момент, когда перед решеткой не осталось ни одного охранника, и негромко спросил у Кардосо:
— Если мы незнакомы, что я должен говорить в суде? Почему я был рядом с вами, когда началась стрельба?
— Вы просто шли мимо. В другой зал.
— Пусть так. Еще вопрос. Вы в самом деле проиграли все деньги?
— Зачем вам это знать?
— Насколько я знаком с юридической практикой, из здания суда никто не выходит безнаказанно. Полагаю, вам светит приличный штраф за стрельбу в общественном месте. В Эль-Пасо мы с приятелем немного подрались с пьяными ковбоями, двое против четверых. Судья долго выяснял, кто прав, кто виноват, в конце концов со всех содрал поровну, по двадцать баксов. Но там никто не получал две пули в сердце…
— Ну и?
— Я припрятал несколько монет в поясе. Могу дать в долг.
— Спасибо, не стоит.
— Понимаю, — протянул Илья. — Рассчитываете на связи?
— Да. Весьма рассчитываю, — сухо ответил майор и отвернулся к стене, прерывая разговор.
Охранники увели еще пару заключенных, затем наступила очередь Кардосо. Илья долго сидел за решеткой один, ожидая вызова к судье. Ему нечего было бояться. Он не нарушил никаких законов, и здесь его никто не мог опознать. Портреты Черного Испанца и Потрошителя банков когда-то украшали чуть не каждый телеграфный столб между Нью-Йорком и Чикаго. Но это было давно, слишком давно, и слишком далеко отсюда. Земли, лежащие к западу от Миссури, — все равно что иная планета, и никакие ищейки не найдут здесь беглецов из нью-йоркской тюрьмы.
«Редкий пинкертон долетит до середины Миссури», — подумал Остерман.
Да, ему нечего было бояться, и страшила его только предстоящая встреча с Кириллом. Что сказать в оправдание? С одной стороны, он наткнулся на золотую жилу в лице приезжих миллионеров. С другой — засветился перед всеми блюстителями порядка. Теперь Остермана знает в лицо не только шериф, но и каждый из его помощников. И это обстоятельство может стать решающим. Кира нахмурится, почешет висок — точно как Энди Брике — и скажет, что надо мотать отсюда, пока не поздно.
Кирилл осторожен. Слишком осторожен. Сколько выгодных дел они упустили только из-за того, что Кира видел опасность там, где не видели все остальные.
Готовясь к трудному разговору, Илья и забыл, что сначала придется немного поболтать с судьей. Когда его ввели в небольшой зал, он увидел там шерифа, пару его помощников — и никого из соседей по камере. Судья Панч был крепким стариком с обветренным лицом фермера. Покончив с формальными вопросами, он нацелил на Илью деревянный молоток и спросил:
— Приехали поиграть?
— Я неважный игрок, ваша честь. Мой бизнес — прачечные. В «Парнас» я зашел только для того, чтобы завязать связи с местной публикой…
— Вы избрали не лучший способ для завязывания связей. Местная публика способна раздеть вас раньше, чем вы с ней познакомитесь. Шериф Бюргер мне все рассказал. Теперь я хочу услышать ту же историю в вашем изложении.
— Это не займет много времени. Итак, я зашел в казино «Парнас». Заглянул в зал для покера. Столы были заняты, и я решил подождать в баре. Один из игроков посоветовал мне перейти в другой зал. Мы вышли вместе с ним, и вдруг сверху кто-то выстрелил. Я, естественно, ответил…
— Стоп! — Судья Панч ударил молотком по столу. — Что значит «естественно»?
«Черт!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Кирилл кивнул:
— Я все понимаю. И готов возместить любой ущерб. Назначьте штраф, и я его оплачу тут же.
В толпе закричали:
— Что тянете? На рудник, и дело с концом! Расходиться пора!
Третий судья посмотрел на Кирилла с сочувствием:
— Эх, мистер, не заладится ваше дело с пекарнями в нашем городе. Не понравится вам у нас. А жаль. Пекарня — дело хорошее. Короче, так. Парень не поладил с охранниками миссис Фраун. Значит, виноват. Штрафы мы не берем. Отработает месяц на руднике. А вы ищите себе другого работника. Таких тут — море.
— Другой мне не нужен, — сказал Кирилл. — Значит, все упирается в эту миссис Фраун?
— Я этого не говорил, — помрачнел судья. — Вышински, огласи приговор. Месяц, и точка.
Примерно в это же время Илья Остерман прихлопнул очередного комара и сказал майору:
— Вся беда в том, что я принял ванну. Комары предпочитают чистую кожу. Посмотрите, никто из наших соседей даже не чешется, а я лишил жизни уже сто двенадцатую тварь.
— Комарам плевать на кожу. Они предпочитают чистую кровь. Наши соседи насквозь пропитаны табаком, — сказал Кардосо. — Курили бы вы сигару, как я, тоже бы не чесались.
— Почему все ценные советы мы слышим только тогда, когда они уже бесполезны? — сокрушенно вздохнул Илья и снова хлопнул себя по шее. — Сто тринадцать.
Они сидели на земляном полу в углу общей камеры. Кроме нее, в участке имелись и одиночки, но они были заняты. Остерман вообще-то предпочитал уединение, однако в данном случае у него не было причин для недовольства. «Одиночными камерами» в Тирби называли несколько ям на заднем дворе, где содержались убийцы и грабители. Если б они попались в чистом поле, или возле рудника, или в шахтерском поселке, то их судил бы трибунал. Но этим преступникам повезло — они были схвачены в городе и теперь ожидали суда. Они имели право на адвоката, и на отвод присяжных, и на апелляцию. Словом, их должны были повесить по всем правилам.
Те же, что томились в общей камере, дожидались полудня, когда судья Панч приедет в город со своей фермы. Их было около десятка. Точнее Илья сосчитать не мог — было темно, к тому же почти все арестанты сгрудились в кучу. Отдельно сидел мексиканец в дорогой куртке, расшитой серебром. Он не спал. По крайней мере так показалось Остерману. Каждый раз, переворачиваясь с боку на бок, он оглядывался на мексиканца и видел, что тот сидит все в той же позе, обхватив колени руками и глядя в узкое окно под потолком.
Утром их разбудили охранники и по одному сводили в отхожее место. Как выяснилось, в Тирби эта процедура была единственным проявлением гуманного отношения к заключенным. Завтрак им не полагался, хорошо еще, что разрешалось курить.
Илья не был заядлым курильщиком, но иногда табачный дым помогает справиться с голодом. Он порылся в карманах и нашел недокуренную сигару. Очистив ее от крошек, он перехватил жадный взгляд мексиканца. И протянул сигару ему.
Сосед по камере недоверчиво глянул на Илью.
— Мне нечем расплатиться, — выдавил он.
— А я не продаю, — ответил Остерман по-испански. — Бог велел делиться, разве не так?
— Бог много чего велел, — криво усмехнулся мексиканец.
Кардосо поднес ему горящую спичку, и оба принялись дымить с видимым наслаждением. А Илья продолжил битву с кровососами.
Мексиканца первым увели к судье, вместе с еще тремя арестантами. Илья улучил момент, когда перед решеткой не осталось ни одного охранника, и негромко спросил у Кардосо:
— Если мы незнакомы, что я должен говорить в суде? Почему я был рядом с вами, когда началась стрельба?
— Вы просто шли мимо. В другой зал.
— Пусть так. Еще вопрос. Вы в самом деле проиграли все деньги?
— Зачем вам это знать?
— Насколько я знаком с юридической практикой, из здания суда никто не выходит безнаказанно. Полагаю, вам светит приличный штраф за стрельбу в общественном месте. В Эль-Пасо мы с приятелем немного подрались с пьяными ковбоями, двое против четверых. Судья долго выяснял, кто прав, кто виноват, в конце концов со всех содрал поровну, по двадцать баксов. Но там никто не получал две пули в сердце…
— Ну и?
— Я припрятал несколько монет в поясе. Могу дать в долг.
— Спасибо, не стоит.
— Понимаю, — протянул Илья. — Рассчитываете на связи?
— Да. Весьма рассчитываю, — сухо ответил майор и отвернулся к стене, прерывая разговор.
Охранники увели еще пару заключенных, затем наступила очередь Кардосо. Илья долго сидел за решеткой один, ожидая вызова к судье. Ему нечего было бояться. Он не нарушил никаких законов, и здесь его никто не мог опознать. Портреты Черного Испанца и Потрошителя банков когда-то украшали чуть не каждый телеграфный столб между Нью-Йорком и Чикаго. Но это было давно, слишком давно, и слишком далеко отсюда. Земли, лежащие к западу от Миссури, — все равно что иная планета, и никакие ищейки не найдут здесь беглецов из нью-йоркской тюрьмы.
«Редкий пинкертон долетит до середины Миссури», — подумал Остерман.
Да, ему нечего было бояться, и страшила его только предстоящая встреча с Кириллом. Что сказать в оправдание? С одной стороны, он наткнулся на золотую жилу в лице приезжих миллионеров. С другой — засветился перед всеми блюстителями порядка. Теперь Остермана знает в лицо не только шериф, но и каждый из его помощников. И это обстоятельство может стать решающим. Кира нахмурится, почешет висок — точно как Энди Брике — и скажет, что надо мотать отсюда, пока не поздно.
Кирилл осторожен. Слишком осторожен. Сколько выгодных дел они упустили только из-за того, что Кира видел опасность там, где не видели все остальные.
Готовясь к трудному разговору, Илья и забыл, что сначала придется немного поболтать с судьей. Когда его ввели в небольшой зал, он увидел там шерифа, пару его помощников — и никого из соседей по камере. Судья Панч был крепким стариком с обветренным лицом фермера. Покончив с формальными вопросами, он нацелил на Илью деревянный молоток и спросил:
— Приехали поиграть?
— Я неважный игрок, ваша честь. Мой бизнес — прачечные. В «Парнас» я зашел только для того, чтобы завязать связи с местной публикой…
— Вы избрали не лучший способ для завязывания связей. Местная публика способна раздеть вас раньше, чем вы с ней познакомитесь. Шериф Бюргер мне все рассказал. Теперь я хочу услышать ту же историю в вашем изложении.
— Это не займет много времени. Итак, я зашел в казино «Парнас». Заглянул в зал для покера. Столы были заняты, и я решил подождать в баре. Один из игроков посоветовал мне перейти в другой зал. Мы вышли вместе с ним, и вдруг сверху кто-то выстрелил. Я, естественно, ответил…
— Стоп! — Судья Панч ударил молотком по столу. — Что значит «естественно»?
«Черт!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82