Но, главное, продолжают
существовать.
Мне кажется, душа человеческая обитает в памяти людей. И не потому ли мы так боимся смерти, что предчувствуем забвение? Не сейчас же, сразу, а лет через пять, десять...
А Громову так никто и не помнит, подумал я. Разве что Бессонов? Но кто помнит о нем?
Наконец появилась Нина. Она села рядом со мной на скамейку, закинув ногу на ногу, из-под пальто выскользнул край белого халата. Я как-то не представлял ее в белом халате. Трудно поверить, что у женщины, особенно если она тебе нравится, есть иной мир, неведомый тебе.
- Итак, - сказала она, - что случилось?
Я достал носовой платок - теперь наконец-то свой - и высморкался.
- Многообещающее начало, - она улыбнулась. - Сейчас выпишу тебе рецепт.
- Проблема не в насморке, - я сложил платок и сунул его в карман. - Мне нужна твоя консультация по другому вопросу.
- Вот как?
- Да. Скажи, может ли человек, употребляющий наркотики, покончить жизнь самоубийством из боязни попасть в лечебницу?
- Ты имеешь в виду наркомана? Эта публика довольно издерганная, часто находится в состоянии депрессии... Да, такой вариант не исключен.
- Зачем ты так казенно говоришь: публика, вариант? .. По-моему, несчастные ребята между молотом и наковальней...
- Одного моего товарища - он работал в психиатрической больнице - убил наркоман. Пронес с собой нож - и...
- Что же их так пугает? Лечение? Или излечение?
- Методы несовершенны, понимаешь? Довольно болезненны, я бы даже сказала мучительны. Период абстиненции, уколы, обстановка...
- Скажи, а твой муж... ну, консультировался с тобой по наркологическим вопросам?
- Нет. Если только вскользь...
- А он вел какие-нибудь записи или, скажем, дневник?
- И ты об этом?
- А кто еще интересовался дневниками Бессонова?
- Не помню, кажется, кто-то из знакомых.
- Давно?
- На днях.
- И что ты ответила?
- Сказала - не знаю. Я в его бумагах не копаюсь.
- И все?
И все. По какому праву ты меня допрашиваешь?
- Мне надо знать правду.
- А я что, по-твоему, ее скрываю?
- Выходит, что так.
Несколько секунд она сидела, задумчиво уставясь перед собой. Потом встрепенулась.
- Со мной никогда еще никто не разговаривал таким тоном, - сказала она.
- Кто-то же должен быть первым.
Женщина холодно взглянула на меня, встала и ушла, ступая словно по камешкам через ручей. Я остался один.
Один против чужого города. Правда, у меня еще был Эдгар.
* * *
Обед прошел в дружественной обстановке. Точнее, вместе с Эдгаром в столовой его института. Размешивая сметану в борще, Эд сказал:
- Мне звонила Нина Бессонова. Говорила, что ты ее в чем-то обвиняешь. По-моему, она чуть не плакала.
- Да, - я кивнул, - наверное, я был слишком мягок. В идеале она должна была заливаться слезами.
Эдгар внимательно посмотрел на меня. Когда я вгрызался в бифштекс, он посоветовал:
- Перестань суетиться. Дело о Громовой закроют. Так что можешь спокойно догуливать отпуск. Поехали после работы на рыбалку?
- С какой стати его закроют? - спросил я уныло.
- Разве ты не знаешь? Ведь уже сделали вскрытие... Хотя да, откуда тебе...
- И что же?
- Острая сердечная недостаточность. У нее было больное сердце.
- Я тебя не понимаю. Она же выбросилась из окна?
- Упала, старина, упала. Она умерла еще наверху. Видимо, ей стало плохо с сердцем... Тебе бывало когда-нибудь плохо с сердцем?
- Однажды, много лет назад. - Здоровье у тебя богатырское. Так вот, ты знаешь - возникает ощущение, словно не хватает воздуха. Она могла подойти к окну, распахнуть его... И в этот
момент умереть. Улавливаешь?
Эдгар принялся за компот.
- А если она умерла уже во время падения? Шоковое состояние... - робко предположил я.
- Не знаю, - он выплюнул в стакан косточки, - надо посоветоваться... А у тебя какие планы на сегодня?
- Глобальные.
- Как знаешь, А я все-таки немного порыбачу.
Выходя из здания института, я понял, что нас рано или поздно погубит: равнодушие.
На улице я заметил молодого человека в светлом плаще и шляпе с мягкими полями. По-моему, мы уже виделись. Он внимательно изучал содержимое газетного киоска. Я поморщился. Становлюсь мнительным.
* * *
Не знаю, тянет ли убийцу на место преступления, но я почему-то решил снова зайти в дом, где жила Громова. Поднялся на пятый этаж. Несколько мгновений нерешительно потоптался у двери. Потом, собравшись с духом, позвонил. Я звонил в квартиру, из окна которой вчера выбросилась девушка. На что я надеялся?
Так, была одна мысль...
Мне повезло. Послышались шаркающие шаги, и, когда дверь отворилась, я понял, почему хозяйку квартиры называли неопрятной старухой. Лет ей, как мне тогда показалось, за шестьдесят... Сморщенное лицо, слезящиеся глаза... Сгорбленная
и бесформенная. Глядя на нее, хотелось пойти и вымыться с
хозяйственным мылом.
- Вам кого? - спросила она.
- Надо поговорить.
Она равнодушно повернулась спиной и прошла в глубь квартиры. Я двинулся следом. Старуха подошла к застеленному газетами столу, оперлась о него руками, так и застыла, словно приклеенная.
Я быстро оглядел комнату. Старый диван с малиновой обивкой, заляпанный какими-то желтыми пятнами. Стул. Коробка из-под апельсинов, которую использовали как тумбочку.
Грязный халат на гвозде, вбитом в стену с блеклыми обоями. Зеркала не было ни одного...
- У вас жила... Вера Громова, - начал я.
- Знаю. Но ее больше нет. Уже приходили из милиции. Они все осмотрели. Это моя квартира. Мне оставил ее муж.
- Он умер? - ляпнул я.
- Умер? - морщины на ее лице пришли в движение, словно она пыталась улыбнуться. - Нет, не умер.
- Почему вы сдавали Громовой квартиру?
- Так получилось... Ей негде было жить, - лицо снова застыло.
Потом она провела ладонью по губам, и за рукой потянулась клейкая нить слюны.
- Она сама вас нашла? Или кто-нибудь познакомил? - спрашиваю.
- Да...
Я не заметил, как в ее руках оказались ножницы. Большие
такие, портняжные. Она бессмысленно смотрела на них,
открывала и закрывала.
Щелк-щелк. Щелк-шелк.
- А кто познакомил?
Она подняла ножницы на уровень моих глаз.
- Какое вам дело?
- Если спрашиваю, значит, есть.
Щелк-щелк.
Пальцы у нее изможденные, с подагрическими суставами, ногти совсем заросли.
Я отодвинулся подальше.
- Муж, - сказала она, - ее привел мой бывший муж. Он с ней путался.
- Вот как?
- Он со всеми путался. Это все она, она. Приходит ко мне вся в белом. Вся в белом платье, а под платьем кости. Кости. Они стучат. Они стучат и не дают мне спать по ночам. Вот и сейчас она придет.. Она будет ходить вокруг и руками шарить, шарить. Пока на нее не смотришь, она тебя не видит...
Я стал догадываться, что эта женщина неизлечимо больна.
- Все время ходит вокруг. Все время, - продолжала старуха. - Противная. Насылает на меня порчу. Другим все хорошее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
существовать.
Мне кажется, душа человеческая обитает в памяти людей. И не потому ли мы так боимся смерти, что предчувствуем забвение? Не сейчас же, сразу, а лет через пять, десять...
А Громову так никто и не помнит, подумал я. Разве что Бессонов? Но кто помнит о нем?
Наконец появилась Нина. Она села рядом со мной на скамейку, закинув ногу на ногу, из-под пальто выскользнул край белого халата. Я как-то не представлял ее в белом халате. Трудно поверить, что у женщины, особенно если она тебе нравится, есть иной мир, неведомый тебе.
- Итак, - сказала она, - что случилось?
Я достал носовой платок - теперь наконец-то свой - и высморкался.
- Многообещающее начало, - она улыбнулась. - Сейчас выпишу тебе рецепт.
- Проблема не в насморке, - я сложил платок и сунул его в карман. - Мне нужна твоя консультация по другому вопросу.
- Вот как?
- Да. Скажи, может ли человек, употребляющий наркотики, покончить жизнь самоубийством из боязни попасть в лечебницу?
- Ты имеешь в виду наркомана? Эта публика довольно издерганная, часто находится в состоянии депрессии... Да, такой вариант не исключен.
- Зачем ты так казенно говоришь: публика, вариант? .. По-моему, несчастные ребята между молотом и наковальней...
- Одного моего товарища - он работал в психиатрической больнице - убил наркоман. Пронес с собой нож - и...
- Что же их так пугает? Лечение? Или излечение?
- Методы несовершенны, понимаешь? Довольно болезненны, я бы даже сказала мучительны. Период абстиненции, уколы, обстановка...
- Скажи, а твой муж... ну, консультировался с тобой по наркологическим вопросам?
- Нет. Если только вскользь...
- А он вел какие-нибудь записи или, скажем, дневник?
- И ты об этом?
- А кто еще интересовался дневниками Бессонова?
- Не помню, кажется, кто-то из знакомых.
- Давно?
- На днях.
- И что ты ответила?
- Сказала - не знаю. Я в его бумагах не копаюсь.
- И все?
И все. По какому праву ты меня допрашиваешь?
- Мне надо знать правду.
- А я что, по-твоему, ее скрываю?
- Выходит, что так.
Несколько секунд она сидела, задумчиво уставясь перед собой. Потом встрепенулась.
- Со мной никогда еще никто не разговаривал таким тоном, - сказала она.
- Кто-то же должен быть первым.
Женщина холодно взглянула на меня, встала и ушла, ступая словно по камешкам через ручей. Я остался один.
Один против чужого города. Правда, у меня еще был Эдгар.
* * *
Обед прошел в дружественной обстановке. Точнее, вместе с Эдгаром в столовой его института. Размешивая сметану в борще, Эд сказал:
- Мне звонила Нина Бессонова. Говорила, что ты ее в чем-то обвиняешь. По-моему, она чуть не плакала.
- Да, - я кивнул, - наверное, я был слишком мягок. В идеале она должна была заливаться слезами.
Эдгар внимательно посмотрел на меня. Когда я вгрызался в бифштекс, он посоветовал:
- Перестань суетиться. Дело о Громовой закроют. Так что можешь спокойно догуливать отпуск. Поехали после работы на рыбалку?
- С какой стати его закроют? - спросил я уныло.
- Разве ты не знаешь? Ведь уже сделали вскрытие... Хотя да, откуда тебе...
- И что же?
- Острая сердечная недостаточность. У нее было больное сердце.
- Я тебя не понимаю. Она же выбросилась из окна?
- Упала, старина, упала. Она умерла еще наверху. Видимо, ей стало плохо с сердцем... Тебе бывало когда-нибудь плохо с сердцем?
- Однажды, много лет назад. - Здоровье у тебя богатырское. Так вот, ты знаешь - возникает ощущение, словно не хватает воздуха. Она могла подойти к окну, распахнуть его... И в этот
момент умереть. Улавливаешь?
Эдгар принялся за компот.
- А если она умерла уже во время падения? Шоковое состояние... - робко предположил я.
- Не знаю, - он выплюнул в стакан косточки, - надо посоветоваться... А у тебя какие планы на сегодня?
- Глобальные.
- Как знаешь, А я все-таки немного порыбачу.
Выходя из здания института, я понял, что нас рано или поздно погубит: равнодушие.
На улице я заметил молодого человека в светлом плаще и шляпе с мягкими полями. По-моему, мы уже виделись. Он внимательно изучал содержимое газетного киоска. Я поморщился. Становлюсь мнительным.
* * *
Не знаю, тянет ли убийцу на место преступления, но я почему-то решил снова зайти в дом, где жила Громова. Поднялся на пятый этаж. Несколько мгновений нерешительно потоптался у двери. Потом, собравшись с духом, позвонил. Я звонил в квартиру, из окна которой вчера выбросилась девушка. На что я надеялся?
Так, была одна мысль...
Мне повезло. Послышались шаркающие шаги, и, когда дверь отворилась, я понял, почему хозяйку квартиры называли неопрятной старухой. Лет ей, как мне тогда показалось, за шестьдесят... Сморщенное лицо, слезящиеся глаза... Сгорбленная
и бесформенная. Глядя на нее, хотелось пойти и вымыться с
хозяйственным мылом.
- Вам кого? - спросила она.
- Надо поговорить.
Она равнодушно повернулась спиной и прошла в глубь квартиры. Я двинулся следом. Старуха подошла к застеленному газетами столу, оперлась о него руками, так и застыла, словно приклеенная.
Я быстро оглядел комнату. Старый диван с малиновой обивкой, заляпанный какими-то желтыми пятнами. Стул. Коробка из-под апельсинов, которую использовали как тумбочку.
Грязный халат на гвозде, вбитом в стену с блеклыми обоями. Зеркала не было ни одного...
- У вас жила... Вера Громова, - начал я.
- Знаю. Но ее больше нет. Уже приходили из милиции. Они все осмотрели. Это моя квартира. Мне оставил ее муж.
- Он умер? - ляпнул я.
- Умер? - морщины на ее лице пришли в движение, словно она пыталась улыбнуться. - Нет, не умер.
- Почему вы сдавали Громовой квартиру?
- Так получилось... Ей негде было жить, - лицо снова застыло.
Потом она провела ладонью по губам, и за рукой потянулась клейкая нить слюны.
- Она сама вас нашла? Или кто-нибудь познакомил? - спрашиваю.
- Да...
Я не заметил, как в ее руках оказались ножницы. Большие
такие, портняжные. Она бессмысленно смотрела на них,
открывала и закрывала.
Щелк-щелк. Щелк-шелк.
- А кто познакомил?
Она подняла ножницы на уровень моих глаз.
- Какое вам дело?
- Если спрашиваю, значит, есть.
Щелк-щелк.
Пальцы у нее изможденные, с подагрическими суставами, ногти совсем заросли.
Я отодвинулся подальше.
- Муж, - сказала она, - ее привел мой бывший муж. Он с ней путался.
- Вот как?
- Он со всеми путался. Это все она, она. Приходит ко мне вся в белом. Вся в белом платье, а под платьем кости. Кости. Они стучат. Они стучат и не дают мне спать по ночам. Вот и сейчас она придет.. Она будет ходить вокруг и руками шарить, шарить. Пока на нее не смотришь, она тебя не видит...
Я стал догадываться, что эта женщина неизлечимо больна.
- Все время ходит вокруг. Все время, - продолжала старуха. - Противная. Насылает на меня порчу. Другим все хорошее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35