– Не сомневаюсь, что этот талмуд станет прекрасным прессом для цветов. – Роберт толкнул Чарльза локтем, и они оба расхохотались.
Женевьева покачала головой и выругалась про себя.
– А что, милая? – Роберт повернулся к Чарльзу. – Знаешь, моя жена пишет стихи.
– А она не могла найти более полезного времяпрепровождения?
– О, в этом тоже есть своя польза. – Лицо Роберта раскраснелось от алкоголя и веселья.
– Какая, например?
– Ну, время от времени у нас появляется дополнительная бумага для растопки камина, – произнес Роберт, и они оба снова захохотали.
– Не обращайте внимания. – Друсцилла сочувственно коснулась руки Женевьевы. – Мужчины!
Но Женевьева уже не слушала их. Она думала о Вайолет де Фремон. Представляла, как та ходит по мастерской Закари, трогает его вещи.
– Мне что-то нехорошо, – заявила она. – Лучше мне поехать домой. Ты не станешь возражать, если я возьму машину, да, дорогой?
– О, перестань, милая. – Улыбка исчезла с лица Роберта. – Мы же только пошутили.
– Меня это абсолютно не обидело. – Женевьева поднялась из-за стола. – У меня начинается мигрень. Сейчас вы кружитесь у меня перед глазами в море разноцветных точек.
– Я поеду с тобой, – встревожился Роберт.
– Не беспокойся, со мной все будет в порядке. А ты оставайся здесь и развлекай гостей. С вашего позволения, я хотела бы добраться домой до того, как начнется головная боль. Это был… замечательный вечер.
«Бентли» свернул на Правый берег, около пон де ла Конкорд проехал по площади, носящей то же имя, а затем вдоль рю де Риволи, по рю де Кастильон – до Вандомской площади. Сегодня вечером колонна выглядела мрачной и зловещей. Наверняка никто не удивился бы, если бы обнаружил сборище ведьм, танцующих перед ней, с ножами и в овечьих шкурах.
У Женевьевы голова шла кругом от безумной ревности, но она изо всех сил старалась дышать глубоко и сохранять спокойствие.
– Я просто должна сейчас с кем-нибудь поговорить, – сказала она себе, когда они завернули на рю де ла Пэ. – Всего несколько минут.
– Где прикажете остановиться, мадам? – спросил Пьер.
– Где-нибудь здесь. – Она наклонилась вперед и пристально всматривалась в стекло. – Нет! Подожди. – Впилась ногтями в мягкую кожу сиденья водителя. – Поехали.
– Но, мадам…
– Я сказала, поехали!
Женевьева наяву увидела именно то, что с горечью себе представляла. Знакомая машина была припаркована на рю де ла Пэ рядом с переходом, который вел к магазину Закари.
Длинная черная машина. Шофер дремал в своем кресле, надвинув кепку на глаза.
«Ли-фрэнсис» с серебряной статуэткой на капоте.
28
Сегодня вечером Лулу нарядилась в белое кружевное платье и вуаль. Поначалу платье, очевидно, задумывалось как свадебное, но юбка несколько изменилась и была укорочена, как раз чуть выше колена. Шумная публика сходила с ума от восторга, выражая свою преданность, а она ответно была благодарна своим зрителям. Когда появилась Женевьева, Лулу как раз начинала новый танцевально-песенный номер, в котором к ней присоединилась стройная и гибкая девушка, одетая в черный облегающий комбинезон, возможно танцовщица из балета Руссе или Суэдо. Она танцевала за спиной у Лулу, с потрясающей точностью повторяя каждое ее движение. Когда Лулу высоко вскинула ноги, девушка в черном повторила ее движение всего в нескольких дюймах у нее за спиной. Когда Лулу поникла, словно тростник, то же сделала танцовщица.
Лулу пела о девушке, чья тень перестает подчиняться ей, отказываясь следовать за хозяйкой, как и положено всем теням, и вместо этого затаскивает ее на шумные вечеринки, где танцует всю ночь напролет, заставляя танцевать и свою хозяйку, полностью лишая при этом сил.
Женевьева, все еще мучаясь от ревности, решила выпить, чтобы хоть немного расслабиться, и заказала шерри. Отыскав в толпе Нормана Беттерсона, направилась к нему и взобралась на свободный стул рядом.
– Я не знала, что Лулу работает вместе с танцовщицей, – удивленно прошептала Женевьева. – Очевидно, они долго репетировали номер, но она ни разу об этом не рассказывала.
– Если вас послушать, покажется, что она водится с вашим заклятым врагом и предает вашу дружбу. – На Беттерсоне был строгий черный костюм. Он смазал маслом усы, чтобы загнуть их кончики.
– Мы с ней лучшие подруги, у нас нет секретов друг от друга.
– Так вы знаете? – Беттерсон странно взглянул на нее.
На сцене тень приобретала все большее влияние. Лулу пела о том, как в последние дни перед свадьбой девушка становилась все более слабой и изнуренной, словно тень, а тень оживала и становилась все более плотской.
– История кажется мне смутно знакомой, – заметила Женевьева. – Очевидно, она основана на народном фольклоре.
– Она исходит из самого сердца, – заметил Беттерсон. – Вот такая девушка, наша Лулу.
Женевьева пронзительно на него посмотрела. В самом деле, ничего не скажешь, наша Лулу!
В другом конце комнаты раздалось чье-то невнятное бормотание. Голос бубнил неразборчиво из-за выпитого спиртного, невозможно было понять слова. Другой человек закричал по-английски, что ему лучше заткнуться, если он не хочет, чтобы, ему выбили зубы. Женевьева не могла разглядеть обоих мужчин из-за моря голов, но узнала их голоса. Человеком, который пытался помешать Лулу, оказался Жозеф Лазарус, пингвинообразный поклонник певицы. А второй человек – Фредерик Кэмби, был ее единственной настоящей любовью.
– Все любят ее, – прошептал Беттерсон. – Все.
Женевьева, разозлившись по какой-то не совсем понятной причине, уже собиралась завести речь о журнале, но Беттерсон снова заговорил высоким голосом:
– Слышали о вашем друге, Гае Монтерее?
– Моем друге?
– Это случилось чуть раньше, сегодня вечером. Он здорово врезал владельцу «Ротонды». Сбил его с ног одним ударом. Я видел все собственными глазами. Кто-то вызвал жандармов, и они забрали его. А девушка Гая, Шепот, вопила и проклинала их на чем свет стоит, заявляла, что купит их с потрохами, но они ничего у нее не взяли. Теперь она должна ждать до утра, чтобы освободить его под залог.
Женевьева округлила глаза.
– Этот мужчина – сплошная неприятность.
– Будьте милосердны, Виви. Бедный Гай заперт в камере на целую ночь. У этого прощелыги из «Ротонды» полиция с руки ест. Разве вы не знаете, что однажды он донес о разговоре Ленина, который ему удалось подслушать в своем кафе? Он уже многие годы работает доносчиком на полицию. А мы, хорошие люди, должны держаться вместе.
– Да неужели? Нет, я сыта по горло Гаем Монтереем. Я хочу, чтобы его стихов не было в журнале.
Но Беттерсон снова стал наблюдать за представлением.
Настал день свадьбы. Девушка, отчаявшись избавиться от тени, берет в руки ножницы и угрожающе ими размахивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85