- Понятно, - легко подытожил он. - Теперь на месте Европы - ядерная
пустыня?
- Нет, но...
- Не надо. Честно говоря, даже знать не хочу. Не такой уж я патриот.
Конечно, некоторая доля здорового национализма во мне всегда
присутствовала, но это - не совсем то, чтобы я поддержал идею ссылки
половины человечества.
Девушка молчала, и его понесло:
- Да вы ведь обманываете сами себя! Столько людей - вы собираетесь
их навеки поселить на орбите Юпитера? Чепуха! - Это просто
переложение проблемы на детей, ваши вожди не могут этого не
понимать. Значит, они собираются... - да? - уничтожить эту колонию.
Очевидно, за время моей изоляции кардинальные изменения произошли в
языках, и массовое уничтожение теперь называется ссылкой? Тогда в
самом деле незачем заканчивать обучение: куда я с устаревшим
филологическим образованием?
- Прекратите! - вдруг крикнула китаянка и вскочила. Сзади него
распахнулась дверь, и, обернувшись, он увидел двух младших офицеров
в серых комбинезонах, появившихся, без сомнения, по его душу. Он
всегда подозревал, что из любого кабинета можно незаметно вызвать
подмогу, но ни разу не слышал, чтобы какой-нибудь начальник этим
пользовался.
- Обеспечить в сто пятьдесят втором грузовом жизненеобходимые
условия, - командовала госпожа начальница, - и поместить
исправляющегося КР-28512 туда до ближайшего заседания трибунала.
Младшие офицеры встали по бокам кресла. Он не сопротивлялся, и они к
нему не прикоснулись. 152-й грузовой был кубом со стороной метров
пятнадцать; при попытке заснуть начинались приступы агорафобии. Этим
словом все-таки следует называть не боязнь открытого пространства, а
- больших замкнутых помещений. А впрочем, нет: такой страх нельзя
даже считать отклонением.

* * *
Китаянка, начальница, еще дважды вызывала его в свой кабинет, один
раз накануне трибунала, другой - два дня спустя. Увещевала, говорила
даже, что в состоянии отменить новый приговор, да так оно и было. А
если разобраться, то просто хотела поиметь его - а что еще? Или в
результате этого Армагеддона китайцев так повырезали, что они за
каждую белую рожу готовы свою желтую душу закладывать.
Потом на Землю ушел транспорт, тот самый, на котором и 512-й мог бы
лететь. Вывозили всех белых: кто заканчивал обучение, того
освобождали, а кто только приступал - ехал досиживать в земные
тюрьмы.
Надо думать, последних ждал физический труд и скорая амнистия.
Интеллектуальное общество, похоже, приказало долго жить, по крайней
мере - пока не кончится это безумие. Никому больше не нужны зеки,
получающие фундаментальное образование и научную степень. Ну да
ничего, перебесятся узкоглазые, поймут, что наказание и исправление
не имеют ничего общего. Впрочем, ничего они не поймут - что могут
понять люди, собирающиеся истребить две трети землян только за
расовую принадлежность? Затмение какое-то...

* * *
На некоторое время жизнь на Шестнадцатом спутнике стала просто раем.
Народу мало и сплошная демократия - Адам много часов провел в
беседах с Хаимом, бывшим начальником колонии, здоровенным негром,
весьма умным и образованным человеком.
Шестнадцатым спутником колонию в свое время прозвали в шутку, а
потом это прижилось. В конце концов, эта гантель по размерам была не
меньше Атланты, и уж в несколько раз больше Мидаса. Впрочем, от
последнего теперь не оставалось и четверти первоначальных размеров:
найденные в этом обломке черт-знает-чего ценные металлы и элементы
за пятьдесят лет безжалостно выскреблись, и пустой, как скорлупа
грецкого ореха Царь Мидас никак не тянул на звание одного из
спутников Юпитера. Так что на самом деле семнадцатый спутник,
строящийся в данный момент на скорую руку, был шестнадцатым. Никаких
совпадений, - говорил себе Адам, - никаких пророчеств.
Вскоре пришел другой транспорт - с Луны, полный новых заключенных.
Все они были латиноамериканцами из городов и деревень в верховьях
Амазонки. Ни одному нормальному человеку не пришло бы в голову
трогать с места этих туповатых работников и крестьян. Теперь они,
озлобленные, быстро обживались в новых условиях. Как быстро
переметнулись давеча от своего труда к оружию.
Стало проясняться, что повсеместная, воистину мировая война шла уже
почти пять лет; за этот срок - маленький или большой? - люди
удивительно одичали, были отброшены в развитии лет на сто, а может и
двести назад. По иронии судьбы, хранителями знаний и культуры
оказались заключенные колонии; но их собирались полностью растворить
в этой массе озверевших людей.
Адам ждал, когда китаянка позовет его в третий раз, уже после того,
как перед ним предстали все ужасы дальнейшего обитания здесь, в
надежде сломать-таки его, но этого не произошло. Нашла кого-нибудь
не столь тормозного и принципиального...

* * *
Его и одного латиноамериканца "из старых" поместили в двухместную
камеру. Сосед, не то Родригес, не то Рамирес, до заключения ведший
обширную торговлю наркотиками в Боготе, просил называть его "Хесус".
- Хесус, - говорил он, - зови меня Хесус! Так меня звали мои друзья,
для которых я был почти как сын Божий!
Энергия из этого смуглого длинноволосого парня била через край;
говорил он на неправильном английском и жестикулировал так, что
рядом с ним находиться было опасно. Выучился "Хесус" в заключении на
онколога, причем свободно орудовал лазерным, радиационным, а то и
самым простым скальпелем. Этому человеку на роду было написано,
чтобы все называли его "Иисусом".
Когда их привели в камеру, выяснилось, что там уже находится чертова
дюжина латиносов. У всех - явные следы мутаций; видно, их родители
поработали на заводах "Ниппон Нью Радионикс" в Боливии. Этим
молодцам было за что ненавидеть узкоглазых.
Худо-бедно, но Рамирес-Родригес-Хесус сошел у них за своего. Черт
возьми, этот человек, если бы захотел, вполне мог оказаться на
свободе! Его способностей располагать к себе людей хватило бы
надолго. Адаму Нармаеву, однако, пришлось похуже. Для начала
огромный латинос, пахан этой камеры и кто-он-там-был в их проклятой
боливийской деревушке прижал его к двери и, несвеже дыша в лицо,
разъяснил ситуацию:
- Слушай, ты, белый человек. Где тюрьма, где воля - все
относительно. - Адам едва понимал жуткую смесь испанского с
английским. - Видишь эту дверь? Она отделяет то, что за ней, по ту
сторону, от того, что по эту. Белые люди считают, что воля - с той
стороны, но это не так. Смотри: мы здесь объявим голодовку - и
вскоре любые наши требования будут удовлетворены. А пусть объявят
голодовку белые люди за этой дверью - я ведь даже не поинтересуюсь,
что им надо.
1 2 3 4 5