Живописно выглядело Семеновское — все в зелени, чистое и какое-то картинно застывшее. Совсем неплохо, должно быть, жилось людям в этом райском уголке до войны.
— Вот оно, — сказал Быков, — глядите. Дальше не спускаться, здесь укроемся.
Больше сотни дворов насчитал Ратников, тремя — рядами они образовывали две прямые длинные улицы, пересекаясь широкими прогалами, точно переулками. В самом центре голубела небольшая церквушка с поржавевшим, бурым куполом. На площади было людно, несмотря на жару, стояли подводы, у лавочных рядов толпился народ.
— Базар, — уточнил Быков. — А туда дальше, по лощине, тропа к водохранилищу.
Они пролежали около получаса на макушке склона, присматриваясь к внешне спокойной, несколько ленивой из-за жары жизни села, изучая каждый закоулок, каждое подворье, широкую дорогу при въезде, перекрытую шлагбаумом возле будки, тропинки, протоптанные от дома к дому. На крыше самого видного дома — должно быть, в прошлом сельсовета — обвисал от безветрия чужой флаг. Возле крыльца — часовой с автоматом. Замер в тени, не шелохнется.
— Ну, Маша, пора, — решил Ратников. — По дороге не ходи, левее спускайся. Напорешься, случаем, на патруль, говори, как условились: мол, с Гнилого хутора, пришла на базар кой-чего поглядеть. Мы здесь будем ждать. Не получится ничего — особо не задерживайся. Народу на площади густо: в толпе затеряешься. Ну, будь осторожна.
— Прощайте, я скоро. — Маша произнесла это таким детским, смиренным голосом и показалась такой беззащитной, покорной, что Ратников чуть было не окликнул ее, не вернул назад.
Они проследили за Машей до самой базарной площади, пока та не пропала из глаз, затерявшись в толкучке.
— Ну, теперь покажу тебе тропу, — сказал Быков. Через полчаса они вышли к лесному оврагу, как раз напротив небольшого водоема. В его зеркальной глади четко отражались сосны, будто опрокинули в глубину свои кроны. В немой тишине чуть слышно шумела вода, падающая с невысокой плотины. На противоположном берегу виднелось небольшое строение типа водонапорной башенки, а рядом — лесная избушка и деревянная вышка с нахлобученной легкой крышей.
— Караулка. — Быков кивнул на застывшего на вышке часового.
Ветра совсем не чувствовалось, все казалось застывшим, вымершим в этой исходящей жарой тишине.
— Когда меняется караул? — спросил Ратников.
— Часов в семь, а может, в восемь. Прошлый раз был у тропы — как раз смена шла. Часов-то нет, так, по солнышку.
— Тихая заводь у них здесь. Сыто, сволочи, устроились, сладко. Мину бы достать, сунуть под тропу, считай, новая смена жить приказала. А старую, как на взрыв выскочат, — из автоматов. Восемь фрицев как не бывало! Пятая часть гарнизона.
— Эту четверку мы и сейчас можем успокоить, — загорелся Быков. — В два счета!
— А дальше-то что? Одним дальше нельзя. Аполлонов без движения, еще этот немец пленный… А Маша? Разве это ее (работа? Мы связаны, не можем быстро передвигаться, все равно что в клетке. В любой час она может захлопнуться…
— Может, действительно руки развязать, как шкипер предлагал?.. — вставил осторожно Быков.
— О пленном, что ли? Шкипер, шкипер… Ты-то человек. — Ратников сердился на себя, что не может решиться на такое. — Задача у нас одна, боцман, — партизан искать. Должны же они быть, раз старосту кто-то ухлопал. Из местных, в одиночку, вряд ли кто посмел бы.
— Должны, — согласился Быков. — Чую, наши это ребята, что у Волчьей балки прорвались. Соединиться бы с ними, такое дело закрутить можно.
— Может, стоило на хутор прежде заглянуть, — сказал Ратников. — Там все проще выяснить. Охрана жидкая, в случае чего…
— Дорогу не знаем.
— Пленного в проводники возьмем.
— Ночью можно нагрянуть.
Они возвратились на прежнее место, залегли, наблюдая за площадью, за улицами, млеющими в августовском зное. Площадь уже почти опустела, жаркое высокое солнце загнало жителей в прохладные горницы. Из дома, на котором висел флаг, вдруг высыпала кучка солдат в серых мундирах, спешно выстраиваясь в две шеренги.
— Что-то случилось, — насторожился Быков. — Не с Машей ли?
— Какой же я дурак! — забеспокоился Ратников. — Лучше бы сам лохмотья какие напялил…
— Самого тебя тут же схватят: одни старики да бабы в селе.
— Слушай, боцман, надо идти! Ты в форме, посмотри на себя — настоящий немец. А я — задами.
— В капкан оба полезем?
— Нельзя же Машу бросать.
— Они каждого солдата своего в лицо знают. Наконец солдаты выстроились, с крыльца сбежал, должно быть, командир, взмахнул рукой, и обе шеренги, повернувшись направо, побежали вдоль улицы.
— Чего бы им из-за Маши строиться да бежать, — резонно заметил Быков.
Это вполне убедило Ратникова. Он лишь сказал:
— Что-то все-таки случилось.
Они прождали Машу еще с четверть часа, но она появилась не со стороны дороги, откуда ее ждали, а слева, из кустов. Спуск тут был крутой, и Ратников удивился, как это она сумела подняться в таком месте. Маша задыхалась, пот катился с ее напуганного, побледневшего лица. Она спешила отдышаться и ничего не могла сказать.
— По селу… по селу слухи пошли: старосту в Гнилом хуторе партизаны убили, — наконец выговорила она.
— От кого слышала?
— От старухи. Вон ее третий дом с краю.
— Немцы-то чего взбесились? Построились, побежали куда-то как очумелые.
— Вот старуха и сказала: хутор карать понеслись за старосту.
— Как же они узнали? Мы ведь перехватили посыльного. Связи с хутором нет.
— Бабий телеграф лучше всякой связи работает, — заключил Быков. — Может, на базар кто пришел с хутора.
— Надо торопиться, — не успокаивалась Маша. — Вдруг на наших наткнутся.
— Пошли! — распорядился Ратников. — Как ты у старухи-то очутилась?
— Подошла к ней на базаре: добренькая лицом, как икона, дай, думаю, заговорю. Золотишку показала, поменять, мол, бабушка, на продукты. Она, знать, понимает толк — тут же свернула все и увела меня к себе.
— А лекарь? — спросил Быков. — Был лекарь с медикаментами?
— Нет, не был. Вчерась арестовали. Старушка сказала, будто с партизанами был связан.
— Ишь, бойкое какое местечко! — удовлетворенно произнес Быков. — Скажи-ка, староста, аптекарь… Нет, это не случайность: что-то в этом есть, какая-то связь…
— Ну, бабушка, хитрю я, — продолжала Маша, на ходу развязывая зубами небольшой мешок, — какие же тут партизаны? Сплетни одни. И про старосту сплетни небось? Нет, сердится, здесь недалеко с неделю назад пароход германский потопили.
— И что же? — нетерпеливо спросил Быков.
— Наши моряки, говорит. Кто жив остался, выплыли и ушли в партизаны. — Быков с Ратниковым переглянулись. — А кто их видел, спрашиваю. Да нешто увидишь в лесу-то, отвечает. Будто аптекарь только один и видел, говорят. Ну, за это вчера его схватили… — Маша наконец развязала мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Вот оно, — сказал Быков, — глядите. Дальше не спускаться, здесь укроемся.
Больше сотни дворов насчитал Ратников, тремя — рядами они образовывали две прямые длинные улицы, пересекаясь широкими прогалами, точно переулками. В самом центре голубела небольшая церквушка с поржавевшим, бурым куполом. На площади было людно, несмотря на жару, стояли подводы, у лавочных рядов толпился народ.
— Базар, — уточнил Быков. — А туда дальше, по лощине, тропа к водохранилищу.
Они пролежали около получаса на макушке склона, присматриваясь к внешне спокойной, несколько ленивой из-за жары жизни села, изучая каждый закоулок, каждое подворье, широкую дорогу при въезде, перекрытую шлагбаумом возле будки, тропинки, протоптанные от дома к дому. На крыше самого видного дома — должно быть, в прошлом сельсовета — обвисал от безветрия чужой флаг. Возле крыльца — часовой с автоматом. Замер в тени, не шелохнется.
— Ну, Маша, пора, — решил Ратников. — По дороге не ходи, левее спускайся. Напорешься, случаем, на патруль, говори, как условились: мол, с Гнилого хутора, пришла на базар кой-чего поглядеть. Мы здесь будем ждать. Не получится ничего — особо не задерживайся. Народу на площади густо: в толпе затеряешься. Ну, будь осторожна.
— Прощайте, я скоро. — Маша произнесла это таким детским, смиренным голосом и показалась такой беззащитной, покорной, что Ратников чуть было не окликнул ее, не вернул назад.
Они проследили за Машей до самой базарной площади, пока та не пропала из глаз, затерявшись в толкучке.
— Ну, теперь покажу тебе тропу, — сказал Быков. Через полчаса они вышли к лесному оврагу, как раз напротив небольшого водоема. В его зеркальной глади четко отражались сосны, будто опрокинули в глубину свои кроны. В немой тишине чуть слышно шумела вода, падающая с невысокой плотины. На противоположном берегу виднелось небольшое строение типа водонапорной башенки, а рядом — лесная избушка и деревянная вышка с нахлобученной легкой крышей.
— Караулка. — Быков кивнул на застывшего на вышке часового.
Ветра совсем не чувствовалось, все казалось застывшим, вымершим в этой исходящей жарой тишине.
— Когда меняется караул? — спросил Ратников.
— Часов в семь, а может, в восемь. Прошлый раз был у тропы — как раз смена шла. Часов-то нет, так, по солнышку.
— Тихая заводь у них здесь. Сыто, сволочи, устроились, сладко. Мину бы достать, сунуть под тропу, считай, новая смена жить приказала. А старую, как на взрыв выскочат, — из автоматов. Восемь фрицев как не бывало! Пятая часть гарнизона.
— Эту четверку мы и сейчас можем успокоить, — загорелся Быков. — В два счета!
— А дальше-то что? Одним дальше нельзя. Аполлонов без движения, еще этот немец пленный… А Маша? Разве это ее (работа? Мы связаны, не можем быстро передвигаться, все равно что в клетке. В любой час она может захлопнуться…
— Может, действительно руки развязать, как шкипер предлагал?.. — вставил осторожно Быков.
— О пленном, что ли? Шкипер, шкипер… Ты-то человек. — Ратников сердился на себя, что не может решиться на такое. — Задача у нас одна, боцман, — партизан искать. Должны же они быть, раз старосту кто-то ухлопал. Из местных, в одиночку, вряд ли кто посмел бы.
— Должны, — согласился Быков. — Чую, наши это ребята, что у Волчьей балки прорвались. Соединиться бы с ними, такое дело закрутить можно.
— Может, стоило на хутор прежде заглянуть, — сказал Ратников. — Там все проще выяснить. Охрана жидкая, в случае чего…
— Дорогу не знаем.
— Пленного в проводники возьмем.
— Ночью можно нагрянуть.
Они возвратились на прежнее место, залегли, наблюдая за площадью, за улицами, млеющими в августовском зное. Площадь уже почти опустела, жаркое высокое солнце загнало жителей в прохладные горницы. Из дома, на котором висел флаг, вдруг высыпала кучка солдат в серых мундирах, спешно выстраиваясь в две шеренги.
— Что-то случилось, — насторожился Быков. — Не с Машей ли?
— Какой же я дурак! — забеспокоился Ратников. — Лучше бы сам лохмотья какие напялил…
— Самого тебя тут же схватят: одни старики да бабы в селе.
— Слушай, боцман, надо идти! Ты в форме, посмотри на себя — настоящий немец. А я — задами.
— В капкан оба полезем?
— Нельзя же Машу бросать.
— Они каждого солдата своего в лицо знают. Наконец солдаты выстроились, с крыльца сбежал, должно быть, командир, взмахнул рукой, и обе шеренги, повернувшись направо, побежали вдоль улицы.
— Чего бы им из-за Маши строиться да бежать, — резонно заметил Быков.
Это вполне убедило Ратникова. Он лишь сказал:
— Что-то все-таки случилось.
Они прождали Машу еще с четверть часа, но она появилась не со стороны дороги, откуда ее ждали, а слева, из кустов. Спуск тут был крутой, и Ратников удивился, как это она сумела подняться в таком месте. Маша задыхалась, пот катился с ее напуганного, побледневшего лица. Она спешила отдышаться и ничего не могла сказать.
— По селу… по селу слухи пошли: старосту в Гнилом хуторе партизаны убили, — наконец выговорила она.
— От кого слышала?
— От старухи. Вон ее третий дом с краю.
— Немцы-то чего взбесились? Построились, побежали куда-то как очумелые.
— Вот старуха и сказала: хутор карать понеслись за старосту.
— Как же они узнали? Мы ведь перехватили посыльного. Связи с хутором нет.
— Бабий телеграф лучше всякой связи работает, — заключил Быков. — Может, на базар кто пришел с хутора.
— Надо торопиться, — не успокаивалась Маша. — Вдруг на наших наткнутся.
— Пошли! — распорядился Ратников. — Как ты у старухи-то очутилась?
— Подошла к ней на базаре: добренькая лицом, как икона, дай, думаю, заговорю. Золотишку показала, поменять, мол, бабушка, на продукты. Она, знать, понимает толк — тут же свернула все и увела меня к себе.
— А лекарь? — спросил Быков. — Был лекарь с медикаментами?
— Нет, не был. Вчерась арестовали. Старушка сказала, будто с партизанами был связан.
— Ишь, бойкое какое местечко! — удовлетворенно произнес Быков. — Скажи-ка, староста, аптекарь… Нет, это не случайность: что-то в этом есть, какая-то связь…
— Ну, бабушка, хитрю я, — продолжала Маша, на ходу развязывая зубами небольшой мешок, — какие же тут партизаны? Сплетни одни. И про старосту сплетни небось? Нет, сердится, здесь недалеко с неделю назад пароход германский потопили.
— И что же? — нетерпеливо спросил Быков.
— Наши моряки, говорит. Кто жив остался, выплыли и ушли в партизаны. — Быков с Ратниковым переглянулись. — А кто их видел, спрашиваю. Да нешто увидишь в лесу-то, отвечает. Будто аптекарь только один и видел, говорят. Ну, за это вчера его схватили… — Маша наконец развязала мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39