Иерн поглядел на сгорбленную фигуру.
– Ну и чем все закончилось? – спросил он.
Сеси тряхнула головой.
– А чего вы ожидаете? – проговорила она терпеливо. – Он вновь стал пить запоем. Запоем, понимаете? И являлся, накачавшись, ко двору на всеобщее посмешище. – Она склонилась к Иерну, он ощутил ее дыхание на своей щеке. – А теперь послушаем о вас, – съехидничала она.
– Мой демон снедал меня, – жестким тоном объявил Плик. – Предоставляю вам самостоятельно определить, следует ли понимать слово «демон» в классическом или средневековом смысле. С моей точки зрения, беда была в том, что я постепенно потерял интерес к сочинительству, я не хотел больше создавать красивые мелодичные пустячки для чудесных маленьких человечков. Моя музыка их смущала.
– Тьфу! – Сеси вскочила на ноги. – Простите меня, Иерн. Сбегаю я лучше на двор… вернусь через минуту.
Она прошествовала к лестнице. Онемев, Плик следил за ней… она поднялась, закрыла за собой дверь. Тут он встряхнулся и закончил:
– Наконец и Местромор велел мне убираться. Впрочем, он добрый человек и позволил мне остаться в библиотеке. Но из всего, что касается книг, я умею только читать их. Впрочем, мои обязанности легки просто до жути, поэтому я выплачиваю половину своего скромного жалованья сменяющим друг друга студентам, чтобы они управлялись с делом за меня, а остальное зарабатываю в тавернах получше, чем эта – там дают чаевые, а иногда сижу писцом в будке на рынке. Жизнь грубая, но веселая.
Плик отпил вина. Наступило молчание. Иерн приложился к собственному бокалу. Дешевый напиток, слабый и кислый. Плику случалось пробовать куда лучшее.
– Не хочу вас задеть, – наконец осторожно проговорил человек из Клана.
– Но мне кажется странным, что вы… что вы застряли в Кемпере. Вы могли бы начать все заново, например, в Турневе.
– Почему я этого не хочу? – вопросил поэт. – А вы как думаете?
И взгляд его обратился к двери над лестницей.
– Она привлекательна по-своему, но… – Иерн решил не продолжать.
– Во мне обитает демон, – пробормотал Плик. – А в ней – богиня. К тому же христианин во мне скорбит о ереси, в которую впали мои брежадские друзья… Иногда она позволяет мне спать с ней. – Он коротко хохотнул и поглядел на пилота. – Она права, я действительно изображаю осла, – проговорил он. – И опять только что сделал это. Давайте поговорим теперь о вас?
– К тому, что вы слыхали обо мне, – ответил Иерн, отчасти сознательно, – добавить почти нечего.
– Всему есть место. – Плик повел рукой. – Не только таким блестящим вещам, как ваш полет в сердце урагана в позапрошлом году; как ваш отец, которого сеньоры Кланов, вероятно, выберут Капитаном Скайгольма, когда умрет старый Тома Сарк: есть место и легендарному уважению, которым вы пользуетесь среди пейзан Ар-Мора и, насколько мне известно, повсюду. Вы командуете аэробатической планерной эскадрильей Погодного Корпуса; ваша блестящая общественная жизнь… нет, я даже не буду говорить о вашем лидерстве в таких важных вопросах, как доброта к животным или ваше широко известное мнение, что геанство угрожает Домену. Оставим все это. Мне очень хочется побывать в вашем обличье: понять, какова Земля из Скайгольма – там внизу – в целых тридцати километрах.Как можно верить, что аним самого Чарльза Таленса может однажды передаться тебе, сливаясь с той чередой предков, которые и без того уже обитают в вас. Хочется знать, как вы, аэрогены, и ваша могучая цитадель стали не только правителями и стражами цивилизации, а ее основным мифом. Ведь каждое жизнеспособное общество несет в себе миф, иначе оно – живой труп и незамедлительно падет на землю…
– О-й-и-й! – визг пригвоздил пышные речи поэта к столу. Мужчины посмотрели на Сеси. Незамеченная, она вернулась из отхожего места и замерла на площадке, вся превратившись во внимание. – Ох, так вы святой! Вы – Талоне Иерн Ферлей? она сбежала по лестнице и бросилась перед столам на колени. – Ах, сэр, ах, сэр!
«Ох, черт», – подумал Иерн.
Хотя… впрочем, с этим Пликом приятно было поговорить – быть может, лучше на трезвую голову. Сеси замерла в почтительной позе, чтобы он мог поглубже заглянуть в недра ее корсажа.
– Мне ничего не надо, – ответил Иерн. И нагнувшись, он подхватил ее под руки и поставил на ноги. Она прижалась к нему. Восхитительное ощущение. – Давай-ка будем друзьями, – предложил он.
– Но это так чудно, – выдохнула она. – Я так хорошо чувствую себя в ваших объятиях.
– Сеси, аэрогены не поощряют предрассудков, когда речь заходит о них самих: мы – такие же мужчины и женщины, как и все вы.
Она опустила ресницы.
– Вы весьма симпатичный мужчина, сэр, – поглядев на него, Сеси прикоснулась к его рукаву. – Не отойти ли нам в уголок на секунду?
Пожалуйста. Тебе ведь все равно, Плик, правда?
Поэт одарил ее сухой улыбкой, вновь приступая к вину.
Сеси отвела Иерна в сторону, поднялась на цыпочки и, взяв его за руки, зашептала торопливо:
– Пожалуйста, не думайте, что я смелая, или пустоголовая, или какая-нибудь еще. Но я всегда обожала вас с того времени… в общем, так: по субботам владелец – он обслуживает бар вечерами – обычно закрывает заведение в восемь вечера, потому что наши посетители рано выходят на работу. Конечно, я знаю, что слишком простовата для вас. Но если вам хочется… я сплю в своей комнате наверху, и мне будет очень приятно…
Иерн спросил совета у своей совести насчет Фейлис. Ну ее – после почти двух лет замужества так и осталась холодной в постели; ей нравилось великолепие и блеск, которые давало ей положение его жены, но наедине она постоянно ссорилась с ним; и потом, она вечно читала свои геанские книги и – как ему было известно – переписывалась с Таленсом Джовейном Орилаком, обратившимся в геанство. Иерну уже не один раз случалось изменять ей. К тому же в Кланах не было принято всерьез относиться к подобным вещам.
Но оставался Плик. Иерн охотно вновь повидался бы с ним, ему хотелось получше узнать этого забавного человека, услышать больше песен.
Он бросил взгляд назад. Поэт перехватил его, криво ухмыльнулся и, приветственно подняв бокал, провозгласил:
– Не опасайтесь, я к этому привык. Я скоро вырублюсь, а потом проснусь и с головной болью побреду в свою нору. А моя Лозочка ничего плохого не сделает.
Глава 4
1
– Орион взойдет!
Это были первые слова в ее собственной жизни, которые Роника Биркен запомнила. Более ранние детские впечатления смутно маячили в памяти, подобно островам в тумане… Вспомнилась песня, с которой мать укладывала дочку спать; отец, вернувшийся, должно быть, с войны, подбрасывал ее в воздух и подхватывал, а она хохотала; величественный олень-вапити, всеобщий любимец деревни, брал листья латука из ее пальцев; она помнила, как долгими часами возилась с мячом, чтобы научиться управляться с ним столь непринужденно, как мальчишки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160